Демидовы: Столетие побед - Игорь Юркин

Указания на распутный образ жизни старообрядческих духовных лидеров — общее место в писаниях их противников, деталь, носящая своего рода этикетный характер. Обсуждать ее не имеет смысла. Интерес в этом рассказе вызывают известие о женском монастыре при Невьянском заводе, который опекал Семенов, и оценка его личности в старообрядческой среде: он — столп великий и учитель благочестия. Теперь понятно, почему приказчик Акинфия оказался одновременно «дому его верным надзирателем». Надзиратель здесь — не начальник охраны. Носитель высочайшего нравственного авторитета, именно им охранял Гавриил Семенов покой невьянского дома Акинфия Демидова.

Любопытные сведения о братьях Семеновых, Гаврииле и Никифоре, можно извлечь из упоминавшегося письма Акинфия Демидова в Колывано-Воскресенскую заводскую контору от 17 июля 1732 года. Здесь, на Колывани, служил Никифор Семенов, помимо прочего, искавший для Акинфия серебряную руду. Письмо Акинфия начинается словами: «Просил нас Таврило Семенов, чтоб обретающагося в Колыванских заводех брата ево Никифора Семенова с тех заводов свободна учинить». Зададимся вопросом: зачем заводчику оповещать своих приказчиков, что некто ходатайствовал о перемещении одного из них? Вероятный ответ: для указания на лицо, настолько для них авторитетное, что вопрос о целесообразности действия снимается. Больше того, сообщая, что исходный импульс идет от чужой воли, всесильный Демидов не стесняется в этом (в покорении ей) признаться. Вот уж действительно «дома его надзиратель» — оказывается, в чем-то он и за хозяином надзирает, а тот его слушается.

Впрочем, не беспрекословно. Письмо интересно еще и тем, что в нем ищут компромисс, готовность подчиниться цели, неизвестной нам, но, вероятно, более высокой, чем деловой интерес, и естественная для предпринимателя расчетливость. Акинфий и готов отпустить, но требует, чтобы Никифора, бывшего несколько лет при заводе «у приходу и у росходу денежной нашей казны и протчаго», предварительно «во всем счесть справедливостию». Акинфий даже удивляется, почему это не сделано до сей поры, и, словно забыв, что «торг здесь неуместен», рассуждает так, как если бы Никифор был рядовым приказчиком. Даже высказывает предположения на этот счет, бросающие на того тень подозрения: «И веема я сумни-телен, что он о своем щете сам очистки о себе не требует. Ежели б он в том был чист, то б он о счете своем непрестанно нас просил. Д[а] ему б и самому веема то надобно»[683].

Чувствовавшие себя в безопасности под защитой Акинфия старообрядцы и их духовные лидеры имели, конечно, немало и недоброжелателей. Следствие о партикулярных заводах и возвращение на Урал Татищева, относившегося к ним, как и к Демидову, резко отрицательно, ухудшили их положение.

Имя Гавриила Семенова мелькает в документах, отразивших пребывание в 1733—1734 годах на демидовских заводах капитан-поручика Саввы Кожухова, производившего здесь, как мы помним, дознание в связи с подозрением об утайке налогов. Старообрядцы на заводах, с которыми он встречался много раз на день, его как таковые не волновали — инструкция, которой он руководствовался, их не упоминала. Для него они были демидовскими служащими и работниками — и только. Но проигнорировать произнесение при нем «слова и дела государева» он, конечно, не мог. Эти слова были сказаны известным нам (вспомним историю с сокрытием книг) священником Никитой Петровым. 15 октября 1733 года он донес на живших при Невьянском заводе Гавриила Семенова, Александра Ананьина, мастера Тимофея Козмина и вдову Елизавету Иванову. Как и всегда в таких случаях, на местах заявителей не допрашивали. От представителей власти, которым было сказано «слово и дело», требовалось единственное — обеспечив безопасность, как можно скорее доставить их в занимавшееся подобными делами центральное учреждение. Чем — поиском тех, на кого заявили, и подготовкой препровождения — Кожухов сразу и занялся. Мужчин привели к нему сразу, за вдовой пришлось ехать на Быньговский завод, но вскоре отыскали и ее. Уже 17 октября Кожухов распорядился заковать всех в кандалы и отправить «на их коште» в Верхотурскую провинциальную канцелярию, выделив для сопровождения капрала и пятерых солдат — по одному на конвоируемого. 22 октября их доставили в Верхотурье и под расписку там сдали. В тот же день в сопровождении теперь уже верхотурских служилых людей Семенов и прочие с ним отправились дальше — в канцелярию губернскую, в Тобольск[684].

Гавриила Семенова взяли, в общем, случайно — только потому, что в Невьянске появился чиновник, не связанный с системой местной власти, сквозь пальцы смотревший на ту свободу, которую Акинфий явочным порядком предоставил старообрядцам. Гавриил выйдет из этого приключения невредимым и отойдет в мир иной, недолго поболев, нескоро — только 6 марта 1750 года[685].

Со староверами систематически боролись преимущественно церковные власти, прочие подключались по мере надобности. Старообрядцы не особенно их боялись, а в тех случаях, когда те добивались успехов, осуществляли контроперации.

Примером может служить дерзкая акция, спланированная и осуществленная Родионом Набатовым, еще одним демидовским приказчиком.

Строго говоря, Набатова нельзя считать «чисто» демидовским человеком. В разное время он служил разным хозяевам. (Осенью 1733 года, подтверждая знакомство с объявленным капитаном Кожуховым распоряжением, подписался: «Осокиных заводу сей ея императорского величества имянной указ Родион Набатов слышал»[686].) Но в эпизоде, о котором расскажем, он действует уже в качестве приказчика демидовского.

В 1736 году Набатов подготовил поразительный по смелости идеи побег своего единоверца — схваченного властями старца Ефрема Сибиряка. Отработка деталей заняла три месяца. Родион сумел проникнуть в Тобольский кремль, где под караулом в кандалах содержался Ефрем, сумел встретиться с ним и сообщить план операции. Всё и всех подготовив, исчез. 19 декабря, когда Ефрема, предварительно расковав ему ножные кандалы, вели по тюремному двору в камеру, сопровождавший его солдат остановился «для мочения». Пара притормозила недалеко от узкой бойницы в стене, обычно забранной ставнями, но в тот момент открытой. Возвратившийся к исполнению обязанностей солдат обнаружил исчезновение узника. Ефрем с руками, скованными кандалами, проник в оконце и скатился с пятидесятиметрового откоса к саням, где его уже ждал казак. Какое-то время спустя беглец был доставлен на земли Демидова — сначала в Невьянск, потом в Нижний Тагил, на окраине которого укрылся в маленькой старообрядческой обители[687].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});