Фокусирование. Новый психотерапевтический метод работы с переживаниями - Юджин Джендлин

Ролевые отношения, лишенные подлинности, — пустая трата времени и жизни. Ведь того, вокруг чего они выстраиваются, не существует в реальности! Зачем тяжело трудиться во имя чего-то нереального? Не лучше ли просто лежать на пляже! Реальным взаимоотношениям всегда присуще равенство. Необходимо знать, что в теле того или иного человека обитает некто, отдельное существо, живущее своей жизнью, независимой от вашей. Поэтому необходимо подождать; в данном случае вы не можете ничего контролировать или произвольно заменять. Если вы упустите этот момент, то останетесь в одиночестве, и единство с другими людьми окажется мнимым.

Психотерапевты нередко очень тепло реагировали на утверждения, подобные этому. Они считали, что получали помощь, когда я громко высказывал вслух подобные вещи. Это еще раз указывало на тот ужасный факт, что фальшивое понятие “психотерапия” угнетало даже тех, кто хорошо понимал, что я хочу сказать. Им необходимо было понять, что они готовы нести бремя этой фальши просто для того, чтобы сохранить свою работу.

С этим связаны и более глубокие вопросы, которые трудно объяснить. Ориентированная на фокусирование психотерапия — это психотерапия, центрированная на клиенте. Довольно трудно общаться через ту глубокую пропасть, отделяющую подход, центрированный на клиенте, от других направлений психотерапии. Роджерс исключал ситуацию, обычную в других направлениях психотерапии, когда психотерапевт сидит за спиной клиента, исключал медицинскую модель и само понятие “пациент” — то есть человек, положение которого принципиально отличается от положения врача; он исключал использование таких понятий, как “диагноз”, “лечение”, анализ истории случая — всю эту структуру, принятую в обычном подходе. Но вопрос не просто в том, что психотерапевт изменяет свое поведение. Как можно выразить значение этих изменений?

Даже в психотерапии, центрированной на клиенте, столь целительной, подходящей нам и реальной, многие из наших коллег практически выполняют нечто вроде “ритуального танца”: они говорят только определенные вещи, скрываясь за собственной компетентностью. Хотя они и не садятся в изголовье психотерапевтической кушетки, но фактически отгораживаются от клиента хорошо “работающей” в данном случае рутинностью происходящего. И снова возвращаются к старому разграничению позиций врача и пациента.

Сейчас появились так называемые “Учителя Фокусирования” (заглавные буквы поставлены мной намеренно). Они прикрываются своим сертификатом по фокусированию, но этим лишь увековечивают все ту же структуру отношений врача и пациента. Некоторые начинающие клиенты полагают, что основанная на фокусировании психотерапия представляет собой просто психотерапевтическую сессию, целиком посвященную молчаливому фокусированию. Они говорят при этом: “Простите, но мне хотелось бы кое-что рассказать”. Это беспокоит меня не только потому, что психотерапия включает в себя нечто гораздо большее, чем фокусирование, но и потому, что клиенты, задающие подобные вопросы, не чувствуют, что действительно являются хозяевами психотерапевтической сессии.

Как мы излагаем эту идею во время нашего обучения? В его начале я ввожу некоторое базовое понимание с помощью слов “конечно” и “разумеется”. Я говорю некоторые специфические вещи, например, “Конечно же, вы остановитесь, если этого захочет клиент”; или: “Конечно, вы не будете спорить с клиентом о его собственных переживаниях”, после чего добавляю: “Дело не в том, что нужно делать, а что не нужно; все дело именно в этом “конечно”. Сейчас вы можете не знать, почему я говорю “конечно”, но если вы в полной мере не почувствуете смысла этого “слова”, значит, я не смог вас ничему научить”.

Я понимаю, что даже перед своими учениками не могу выразить словами то, что имею в виду. Но я полагаю, что студентам удастся уловить это косвенным образом. Ведь дело не в том, о чем я говорю, а в том, благодаря чему к ним применимо слово “конечно”.

Может быть, нам и не удастся найти смысл этого “конечно” в общих высказываниях. Для этого необходимо много примеров, различных ситуаций и случаев. А сам процесс обучения потребует включения в него какой-то специально разработанной деятельности, помогающей найти смысл этого “конечно”. Учебная программа вполне может включать в себя в довольно большом объеме так называемое “реальное действие” (при желании его можно назвать как-то иначе), а специфические аспекты данного действия будут потом подвергаться обсуждению. Специфика “реальных действий” должна стать существенной и явной частью нашей практики.

Мы не можем разрешать конкретные проблемы только с помощью общих принципов. И дело здесь не в некой “вере” или “убежденности”, а в весьма специфических внутренних, четко дифференцированных наблюдениях и переживаниях, например таких, которые были предложены мной в предыдущих главах. Обычных, общих отношений недостаточно для того, чтобы курс был эффективным. Сегодняшнее обучение психотерапевтов включает в себя многие учебные курсы по гораздо менее важным темам, но в нем нет ни одного курса, посвященного формированию психотерапевтических отношений. Вместо этого различные виды психотерапии определяются по различиям в способах “вмешательства”. Они описываются и сравниваются в литературе, но довольно трудно разработать материал учебного курса, касающегося базовых отношений. Карл Роджерс полностью определял характер психотерапии в терминах отношений психотерапевта и тем не менее в обучении подходу, центрированному на клиенте, большая часть времени отведена внимательному слушанию клиента, а также (в последнее время) инструкциям по фокусированию. А о самом важном — об отношениях — говорится недостаточно. Необходима такая же специфическая типология, которую я разработал для фокусирования. Я взял нечто, известное многим людям, но смутное и неясное, а затем выделил в нем ряд компонентов: внимание на уровне тела, отношения, последовательные шаги, а также многие детали и особенности каждого шага. Но для того чтобы сделать подобное с такой темой, как психотерапевтические отношения, необходимо немалое время и усилия не одного человека.

Кроме того, необходимы некоторые конкретные детали, чтобы научить распознавать фальшивые аспекты роли психотерапевта, например представления о том, что психотерапевт всегда прав. Обучающиеся довольно быстро понимают, что такое требование нереалистично.

Студенты и другие лица, проходящие обучение, могут сотрудничать в проекте, посвященном попытке подробно передать словами опыт создания внутренних дифференциаций. Они уже делают это, и я предлагаю им собрать, рассортировать и организовать эти различия, расширяя таким образом содержание тех материалов, которые у нас уже имеются.

Такое сотрудничество должно включать в себя еще один подход, который Карл Роджерс всегда считал необходимым при обучении: вместо готового, выделенного из общего контекста и “законсервированного” содержания метода Роджерс старался представить его пребывающим в процессе становления. Это обеспечивало дух живого общения при сотрудничестве и готовность вносить свой вклад в попытки осмысления явлений, находящихся у пределов известного. Он начинал каждый учебный курс с того, что предлагал студентам длинный список вполне доступных источников (книги, аудиозаписи и т.п.), предоставляя возможность учащимся самим принять решение, с чего лучше начать, как использовать материалы и каким образом переходить к следующим. Все это позволяло испытать на себе именно тот тип процесса работы с людьми, которому он хотел нас обучить.

Однако не стоит уравнивать психотерапию с дружбой или лишать ее четкой структуры и границ. Я уже говорил, что данная структура и границы имеют принципиально важное значение для защиты интересов клиента. Психотерапевт несет определенную ответственность, благодаря чему клиент остается более свободным, чем был бы при иных обстоятельствах. Все чувства клиента принимаются, однако его возможные действия весьма ограничены. Это предохраняет психотерапию от превращения в обычные межличностные взаимоотношения. Ограничения действия дают возможность достичь особой глубины переживаний, а ограничение масштаба взаимоотношений создает то центральное русло в общении психотерапевта и клиента, в котором они могут переживать более глубокие взаимоотношения. Переживать их реальнее, чем мы обычно делаем это в наших запутанных, хотя и неизбежно необходимых взаимоотношениях, когда слушаем другого человека очень поверхностно и большая часть из того, что мы говорим или чувствуем, является всего лишь проекциями.

Идею более узкого, но и более реального “русла”, или канала общения, которую я пытаюсь объяснить, довольно трудно удовлетворительно выразить словами, и поэтому она часто понимается неправильно. Психотерапия — это реальные взаимоотношения между двумя людьми; она не является заменителем или же “символическим” отражением реальных взаимоотношений. Правильно говорят, что в этих взаимоотношениях восполняется детский опыт, но такое восполнение возможно лишь как часть реального контакта. Я надеюсь, что эта книга показала некоторые стороны взаимоотношений при психотерапии, однако необходимо учесть все аспекты этой сферы деятельности, если мы хотим действительно почувствовать и понять, как один человек пытается войти в контакт с другим, — в том случае, если это, конечно, действительно подлинная психотерапия.