Дети Брагги - Арина Воронова

Ближайшему советнику и доверенному лицу норманнского герцога Вильяльма по прозванию Длинный Меч было как-то не по себе. Нет, его нисколько не волновало то, что опустошенные им местности не оправятся еще не одно десятилетие, это было, пожалуй, даже неплохо. Он чувствовал, что над сегодняшним днем будто нависла какая-то тень, и дело даже не во все учащающихся ссорах между вынужденными скучать в лагере воинами, в то время как их рыцари выжидают. Причину тревоги следовало искать гораздо глубже. Вестред с неохотой признался себе, что тревожит его утренняя стычка, когда какой-то мальчишка осмелился во второй, в третий раз поднять на него глаза, чего в последние несколько недель не осмеливались делать даже суровые норманнские рыцари.

Почему невластна оказалась над ним уже ставшая привычной сила белого взгляда? И само это лицо вызывало у него какое-то смутное ощущение, будто заставляло вспомнить что-то, что никак не удавалось ухватить, что колебалось и уворачивалось на самом краю разума. Такое назойливое и мучительно близкое, и все же Вестред никак не мог ухватить это. А как же заклятия, руны? Почему же не подействовал взгляд? Разве что сам этот недоносок обладал даром рунной волшбы.

Но Вестред, разглядывая его, не уловил привычного покалывания, того сосущего чувства, какое испытывал он каждый раз при встрече с кем-либо, кто сам обладал силою скальда. Не испытал Вестред и того страстного голода, который заставлял его растягивать мучения и смерть этих людей, пока весь до капельки их дар не перейдет к нему Весу-Вестреду.

Не было в этом мальчишке ни священной жажды битвы, по которой Вестред научился определять, кто именно должен отправиться в чертоги Всеотца, ни ненависти к нему, оружию неведомой этим жалким смертным людишкам силы, по которой Вес научился распознавать мастеров рун.

Отряд Карри Рану и Гвикки выступил на следующее утро после тинглида под низким тяжелым небом через час после рассвета.

Немало сил пришлось потратить дочери Раны Мудрого даже для того, чтобы добиться согласия конунга обратиться к решению всех дружин, Вестмунд полагал ее идею напасть на франкский лагерь заранее обреченной на поражение.

— Почему же? — настаивала Карри Рану. — Если верны сведения о том, что собранная эльсингами армия осталась на юге и не придет на помощь Вильяльму, почему не попытаться разгромить его, раз он сам рискнул пойти в глубь Йотланда, не дожидаясь того, чтобы корабли перевезли с Гаутланда остальные его войска.

И все же тинглид Фюрката отказался выступать всеми силами Йотланда, оставив лагерь лишь с небольшой охраной. К. решению воинов присоединились и скальды, полагая, что если юна потерпит поражение, то Фюркат станет местом, где можно будет собрать войска для нового сражения. Однако было совершенно очевидно, что нет смысла посылать небольшой отряд. Молодое еще конунгство Северного Йотланда перестало быть таковым, многие могучие его хавдинги и ярлы погибли, остальные же увели своих людей на юг, к Вестмунду.

Сам Фюркат принял сколько мог беженцев с севера и потому едва ли теперь походил на исключительно воинское поселение, каким помнили его многие. Те же беженцы, кому не хватило места внутри крепостного вала, скрылись в лесах, лежащих к югу за ним. Но лишь немногие выбрали себе дорогу еще дальше на юг, в земли Старого Горма, у старого конунга датского сил хватало только на то, чтобы оборонять от захватчиков западное побережье и выставить заслоны у Данвирка. Почти всем было ясно, что судьба Йотланда решится здесь, под Фюркатом. Сами же йотландские земли наводнили отряды мародерствующих франков и именно потому не было смысла выступать в какой-либо поход лишь одной дружиной. Небольшой отряд вполне мог столкнуться с во много раз превосходящим его числом соединением.

Бранр Хамарскальд на Круге бушевал и ругался, что выходка эта безумна, говорил, что вовсе не желает проснуться от того, что через крепостной вал ему однажды швырнут головы дочери Асгаута и ее людей, а Эгиль и Грим только поддержали его. В конце концов Карри позволили поискать добровольцев, и никто не был удивлен, что на ее зов немедленно ответили заскучавшие на берегу дружины пиратской флотилии Гвикки Ирландца.

Пара долгих сотен викингов выехали поутру, каждая корабельная дружина держалась отдельно, как было заведено при пиратских набегах по суше, каков был их обычай в столь долго разоряемой Нортумбрии и Восточной Англии или Франкских землях. В центре колонны скоро катилась дюжина запряженных пони повозок, на которых везли палатки и провиант, одеяла и бочонки с элем, — впервые за многие годы датчане не могли рассчитывать собрать, если понадобится, провиант в собственной земле. К повозкам приставили бывших трэлов, вооруженных ножами и луками. Вес согласился на предложение Гвикки взять соотечественников с собой, рассудив, что лучше уж пусть гибнут эти недолюди, чем его воины.

Споры из-за этого ирландского отряда разгорелись еще до выхода из Фюрката. Даже дружинникам самого Гвикки, не говоря уже обо всех прочих, едва ли пришлось по нраву их общество. Трэлы требовались каждому воинскому лагерю: копать рвы и отхожие места, ставить шатры, разжигать огонь и ухаживать за лошадьми. Но тащить с собой такое стадо этих недолюдей? И чтобы каждый из них получал свою долю продовольствия? Позволить им начать думать, что хоть и вольноотпущенные, но, может быть, тоже люди? Даже скальдам не приходило в голову считать равными себе тех, кто едва-едва говорил на датском языке. Впрочем, освобождая этих отбитых у Горма людей, Вес и не собирался предлагать ничего подобного. В свою очередь, дочь Раны Мудрого, тоже едва ли считая их чем-то большим, чем скот, прекрасно понимала, что в случае необходимости эти люди скорее привлекут на ее сторону перепуганных местных жителей, чем слишком уж похожий видом и замашками на захвативших их земли франков до зубов вооруженный отряд.

А потому она приказала ирландским лучникам как можно реже обращать на себя внимание, во всяком случае, пока они не приблизились достаточно близко к франкскому лагерю, а лучше так и просто не поднимать головы.

— Если кто-то пожелает, чтобы вы смололи ему зерно или натянули шатер, сделайте это, в остальном же держитесь подальше от морских воинов, присовокупил по-ирландски к ее приказам Гвикка.

Что ж, быть может, ее план и сработает, размышляла Карри, глядя на слаженно и быстро продвигающуюся колонну.

Странный шум разорвал тишину летнего полдня. От головы колонны неслись режущие слух протяжно-заунывные звуки. Подъехав поближе, Карри узнала того малого, с которым любил болтать Грим, и сообразила, что здесь не обошлось без одной из его обычных шуточек. Нет сомнения, это Ночной Волк надоумил вчерашних рабов захватить с собой свои кошмарные мешки с присоединенными к ним дудками. Оглянувшись на подъехавшего за ней Гвикку, Карри увидела, что вид у морского разбойника задумчивый, и в обычно лукавом взгляде вдруг промелькнула тоска по чему-то почти позабытому. Внезапно Карри догадалась, что эти идиотские волынки напоминают ему и нескольким его дружинникам, по тем или другим причинам покинувшим острова зеленой Эрины, о далекой родине.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});