Троцкий. Книга 1 - Дмитрий Волкогонов

Для него репрессия была составным элементом, частью военного строительства, формой воспитания личного состава. Характерна. в этом отношении телеграмма Председателя РВС Республики Реввоенсовету Западного фронта в 1919 году.

"…Одним из важнейших принципов воспитания нашей армии является неоставление без наказания ни одного проступка или преступления… Репрессии должны следовать немедленно за нарушением дисциплины, ибо репрессии имеют не самодовлеющее значение, а преследуют воспитательные, боевые задачи… Наиболее суровым карам подвергнуть за нарушение дисциплины и невыполнение приказов командиров, коммунистов…"[154] Пока сознательность, убежденность и подготовка красноармейской массы была невысокой, Троцкий полагал, что компенсировать их слабость может лишь угроза сурового наказания. Этой точки зрения придерживался не только он, но и другие вожди революции. Вместе с тем следует отметить, что Троцкий, как и Ленин, считал основой революционной дисциплины сознательность бойцов, хотя он подчеркивал, что дисциплинировать надо также страхом и репрессиями.

Предреввоенсовета на совещаниях с командным составом приказывал воздействовать на красноармейцев во время боя не только силой примера, но и "железной рукой", не останавливаясь перед применением оружия. Когда на одном из таких "инструктажей" кто-то сказал, что не у всех командиров и комиссаров есть револьверы для исполнения такого указания, Троцкий в очередном докладе Ленину продиктовал секретарю и такие строки: "Отсутствие револьверов создает на фронте невозможное положение. Поддерживать дисциплину, не имея револьверов, нет возможности. Предлагаю т. Муратову и Позерну реквизировать револьверы у всех лиц, не состоящих на строевых должностях…"[155] Угроза кары постепенно вошла в арсенал методов строительства и функционирования армии, более того, в сознании людей она незаметно стала восприниматься как моральная норма, "револьверное право", революционный императив, пролетарское требование…

"Балашов, реввоенсовет;

Козлов, реввоенсовет;

Серпухов, реввоенсовет.

Москва, Ленину, Свердлову.

Обращаю Ваше внимание на то, что девятая армия работает крайне слабо. Приказы фронтового командования не выполняются, армия топчется на месте… Надо железной рукой заставить начальников дивизий и командиров полков перейти в наступление какой угодно ценою (курсив мой. — Д.В.). Если положение не изменится в течение ближайшей недели, вынужден буду применить к командному составу девятой армии суровые репрессии… 26 ноября 1918 г.

Предреввоенсовета Троцкий"[156].

Получая донесения командующих о ходе выполнения оперативных приказов, Троцкий в первую очередь реагировал на морально-политические вопросы.

"Царицын, реввоенсовет 10-й армии.

Восьмая и девятая армии перешли в победоносное наступление. Первые шаги дали значительное продвижение вперед: много пленных и трофеев. Требую беспощадной расправы с дезертирами и шкурниками, которые парализуют волю 10-й армии… Никакой пощады дезертирам и шкурникам. За невыполнение приказов и трусость в первую голову отвечают командиры и комиссары. Вперед!

Предреввоенсовета Троцкий"[157].

Гражданская война — война особая. Беспощадность и жестокость в ней не случайность, а закономерность. Так было всегда. И когда в тридцатилетней войне Алой и Белой розы в Англии и в годы войны между Севером и Югом в Америке обильно лилась кровь — никто не полагал, что это случайно. Соотечественники в борьбе между собой особо непримиримы. В гражданской войне в России все было так же, лишь масштабы насилия были значительно шире. Сегодня нам представляется, что миллионные жертвы были напрасны. Но это — сегодня. А тогда никто не хотел задумываться, что миллионные жертвы не оправдывают того "счастья", за которое боролись и красные и белые. Непримиримость и беспощадность считались добродетелью, хотя само это слово казалось "буржуазным". Мало кто думал и верил, что реформой, эволюцией можно добиться в конечном счете больше, чем революцией.

Так или иначе, гражданская война в России, которую развязали как отстраненные от власти классы совместно с иностранными интервентами, так и октябрьские победители, стала одним из жесточайших проявлений тотального насилия. Не только в военной области, но и в экономической, социальной, духовной. В.И.Ленин, выступая 7 ноября 1918 года с речью на митинге-концерте сотрудников ВЧК, заявил: "…когда нас упрекают в жестокости, мы недоумеваем, как люди забывают элементарнейший марксизм". Но кто знал тогда марксизм, кроме узкой прослойки членов партии? Крестьянин, если и слышал о марксизме, то воспринимал его лишь в одном ключе: даст он землю и мир или не даст? Ему было трудно понять, почему для этого нужно так много крови. Той самой крови, которую, не задумываясь, пускали и белые, и те самые сотрудники ВЧК, перед которыми тогда выступал Ленин. "Для нас важно, — продолжал Владимир Ильич, — что ЧК осуществляют непосредственно (курсив мой. — Д.В.) диктатуру пролетариата, и в этом отношении их роль неоценима. Иного пути к освобождению масс, кроме подавления путем насилия эксплуататоров, — нет "[158].

Иного пути к освобождению, кроме насилия, — нет… Страшные слова. Тогда, к сожалению, это было как бы естественным. Но сегодня сознание протестует против этого обоюдного, всестороннего, восславленного, тотального насилия. Сегодня "то" насилие нам, видимо, осуждать просто. Было другое время, другие люди, другое мышление. Мы сильно изменились вместе со временем. А тогда все было по-другому.

"Свияжск, Троцкому.

Благодарю, выздоровление идет превосходно. Уверен, что подавление казанских чехов и белогвардейцев, а равно поддерживающих их кулаков-кровопийц, будет образцово-беспощадное. Горячий привет. Ленин"[159].

Но Троцкому приходилось проводить "образцово-показательный" террор не только против "кулаков-кровопийц". В армию по мобилизации загоняли тысячи крестьян, многие из которых уже по нескольку лет отсидели в окопах империалистической бойни. Получив землю, они совсем не горели желанием вновь месить грязь по бесконечным дорогам войны, ходить в штыковые атаки, кормить вшей в окопах. Наскоро сформированные батальоны и полки нередко тут же таяли. Красноармейцы разбегались по домам. Дезертирство приняло огромные масштабы. После гражданской войны появилась интересная работа С.Оликова "Дезертирство в Красной Армии и борьба с ним". Автор книги, работавший в военные годы в органах по "отлову" дезертиров, отмечает особенно большие размеры этого негативного явления во второй половине 1918 года и в первой половине 1919-го. Вот какие данные приводит Оликов только за апрель 1919 года: "Первые две недели оперативно-карательной и агитационной деятельности комиссий дали 31 683 задержанных и добровольно явившихся дезертиров. Следующие две недели дали 47 393 дезертира. В некоторые месяцы удавалось задерживать до ста тысяч дезертиров. Только насилие, угроза расстрела (и многих беспощадно расстреливали) заставляли тысячи людей вновь возвращаться на фронт"[160]. Троцкий почувствовал, что без пресечения этой эпидемии "бойкота войны" боеспособной армии ему не создать. Были организованы многочисленные комиссии по борьбе с дезертирством. 2 июня 1919 года Ленин и Склянский подписали специальное постановление Совета Рабоче-Крестьянской Обороны, согласно которому добровольно не явившиеся в части (или к властям) сбежавшие бойцы "считаются врагами и предателями трудящегося народа и приговариваются к строгим наказаниям, вплоть до расстрела". Были разработаны многочисленные инструкции по борьбе с этим бедствием, появились такие странные для нас должности и органы, как "дивизионный комдезертир", "армкомдезертир", "фронтовой комдезертир"[161] и т. д. Бегство с фронта приняло угрожающие размеры.