Троцкий. Книга 1 - Дмитрий Волкогонов

"Товарищу Батурлову.

Вы назначаетесь временно исполняющим обязанности заведующего политотделом при поезде Предреввоенсовета и немедленно приступаете к исполнению обязанностей. При сем препровождаются основные карты 14 политработников. Вам предстоит выяснить, кто из них к какой работе пригоден…"[141]

Почти при каждом возвращении бронированного состава в Москву Н.Сермукс, А.Бутов, М.Глазман или исполняющий обязанности управляющего канцелярией Предреввоенсовета Республики Г.Зейц сдавали на хранение в секретариат Народного комиссариата по военным и морским делам сотни дел. Вот, например, что выгрузил из поезда Зейц в январе 1919 года: папки с приказами наркома, разведывательные данные, переписка о ходе военных действий, дело о "неурядицах, творимых в разных городах и местностях России", том с материалами "о предании суду и следствию, снабженческие вопросы, телеграммы об отпусках и квартирах"[142].

Троцкий был пунктуальным человеком. Может быть, поэтому о деятельности Реввоенсовета Республики, гражданской войне, работе Наркомата по военным и морским делам сохранилось так много документов, которые, правда, долгие десятилетия были "арестованы" в архивах, а некоторые и уничтожены. Конечно, большую роль в сохранении этих материалов сыграло и то обстоятельство, что Троцкий был в высшей степени честолюбивым человеком. Некоторые его выражения, заметки, мысли очень похожи на кокетничанье с вечностью. Свою незаурядность, а во многом и талант Троцкий старался всячески запечатлеть, зафиксировать, отразить, увековечить. Ведь никому из вождей Октябрьской революции не пришло в голову возить за собой стенографистов, фотографов, кинохроникеров с главной целью — "забронировать" себе видное, почетное, а может быть, и исключительное место в отечественной (да и не только отечественной) истории.

Негативно относясь к проявлениям тщеславия этого человека, нельзя не видеть, что благодаря этой "слабости" историки получили дополнительные возможности глубже заглянуть за кулисы подлинных исторических событий того времени.

Поезд обладал большой автономией, в первую очередь снабжался оружием, боеприпасами, обмундированием, продуктами. Часто — лучшего качества. Когда, например, Троцкий узнал, что еще цел царский вагон-гараж на пять машин, он тут же отдал распоряжение наркому путей сообщения передать его поезду Предреввоенсовета[143]. Члены команды поезда пользовались некоторыми неписаными льготами, которые были обусловлены особой заботой Троцкого о своем окружении: охране, секретариате, поварах, врачах и т. д. В архиве Предреввоенсовета много таких, например, записок:

"Предъявитель сего член ВИКЖЕДора экстренного поезда Председателя Реввоенсовета Республики Александр Пухов действительно крайне нуждается в теплом зимнем пальто. Прошу выдать ему вне очереди ордер на право приобретения такового"[144]. Даже в грозное время войны отдельные члены поезда пользовались отпусками:

"Увольнительный билет

Предъявитель сего сотрудник экстренного поезда Председателя Реввоенсовета Республики т. Спиридонов уволен в отпуск в гор. Петроград и его окрестности с 27 декабря с.г. по 19 января 1919 г., что подписью с приложением советской печати удостоверяется"[145].

Внизу — подпись секретаря Предреввоенсовета, коей достаточно, чтобы и в годину смуты приближенные к одному из вождей революции пользовались привилегиями и льготами.

Люди слабы. Даже вожди. Власть дает им возможность осыпать милостями наиболее близких к ним людей, хотя обычно за счет других. Но вожди понимают, что так они "покупают" преданных себе помощников. У Троцкого не было близких друзей. Кроме жены — Натальи Ивановны Седовой. Друзей он заменял теми, кого через несколько лет Сталин будет называть "обслугой". Это уже не буржуазная прислуга, а безропотная социалистическая обслуга, которая не за совесть, а за страх, за привилегии холопа, за возможность быть как бы выше простых смертных готова исполнить любую волю вождя. Даже волю злую! Троцкий — один из тех, кто положил начало формированию этой многочисленной категории людей, необходимого придатка бюрократического Молоха.

Белые и интервенты знали о поезде Троцкого. Состав подвергался артиллерийским и авиационным налетам, несколько раз происходили загадочные крушения. "Поезд завоевал себе ненависть врагов, — писал Троцкий, — и гордился ею. Социалисты-революционеры несколько раз затевали покушения на него. Об этом подробно рассказал на процессе эсеров Семенов, организатор убийства Володарского и покушения на Ленина, участник в подготовке покушений на поезд"[146]. Все это было в порядке вещей. К слову сказать, Г.Семенов в Берлине (не с ведома ли ЧК?) выпустил книгу о террористической деятельности эсеров, где писал, что после убийства Володарского "мы намечали убийство Ленина и Троцкого. В Москву для этого были направлены Гвозд, Зеленков и Усов". Координировал работу террористической группы, писал Семенов, член ЦК партии эсеров Гоц[147]. Жестокость войны оставила свой кровавый след на просторах России. Сегодня трудно поверить и страшно согласиться, что для утверждения красной Идеи потребовалось столько жизней и крови. Один из главных жрецов этой Идеи сновал на своем бронированном поезде с запада на восток, с юга на север. У него никогда не возникало сомнений, может ли великая Идея воздвигать себе пьедестал на пирамиде черепов соотечественников. Что это: вечная дилемма между Целью и Средствами? Может быть, все дело именно в этой "ложной" диалектике великого Идеала и преступных Методов? Вряд ли. Дело в том, что любая диктатура не может обходиться без террора. И Троцкий, как и другие вожди революции, это хорошо знал.

Диктатура и террор

В своей последней перед смертью работе "Царство духа и царство кесаря" Николай Бердяев, опираясь на богатейший опыт всей жизни, написал: "Революции, все революции, обнаруживают необыкновенную низость человеческой природы многих, наряду с героизмом немногих. Революция — дитя рока, а не свободы… Революция в значительной степени есть расплата за грехи прошлого"[148]. Это расплата за то зло, которое революция хочет устранить с помощью нового зла. Среди радикально настроенных русских революционеров долгие десятилетия господствовала идея непреходящей исторической значимости диктатуры пролетариата. Безоговорочно считалось, что и в крестьянской стране, где пролетариат составлял абсолютное меньшинство, только его диктатура способна повернуть колесо истории в нужную сторону. Таким образом, автоматически оправдывалось неограниченное применение насилия по отношению к противникам диктатуры.