Стивен Эриксон Кузница Тьмы - Карбарн Киницик

Вент хмыкнул. - Он не ведун, капрал. Не знаю, откуда ползут слухи, но я не видел ничего, способного... как и ты не видел, верно?

- Он Консорт, - возразил Ялад. - Или ты станешь отрицать возвышение Матери Тьмы?

- Не стану.

- Может, я ничего такого не видел, - продолжал Ялад, - но капитан Айвис видел.

- Вот бы капитан был здесь, - сказала Сендалат.

- Так не одна вы думаете, - буркнул Ялад, и Вент не был уверен, прозвучала ли в голосе обида. Иногда заложница вела себя как настоящее дитя.

Капрал заглядывал во все каморки горничных, но тут же захлопывал двери . - Не понимаю, - расслышал Вент его бормотание. Затем капрал остановился.

Вент чуть не столкнулся с юношей. - Что такое?

- Дочери - ты их видел? Хоть где-нибудь?

- Нет. Но и раньше видел редко, - отозвался он. "За что благодарен".

- Стойте здесь, - велел Ялад и прошел назад, к последней двери. Вошел внутрь и вернулся с окровавленными руками. Он хотел пройти мимо, но Ялад преградил дорогу, и нежеланные мысли загорелись в уме диким пламенем.

Он встретил взгляд Ялада. - Ну?

- Не сейчас, Вент. - Капрал грубо протиснулся мимо. - Идемте.

- Но как насчет девчонок? - воскликнула Сендалат. - Если они там, наедине с ассасином, нужно их искать!

- Да, госпожа, - сказал Ялад, не обернувшись. - Нужно их отыскать.

Едва пришел рассвет, как Айвис ступил на извивавшуюся меж полей дорогу. Он утомился, а в уме неотвязно висело лицо богини, пронзенной кольями на лесной поляне. Он вспоминал ее улыбку и отсутствие боли в глазах - словно раны были ничем. Но каждый раз, когда он видел лицо, словно собранное из осколков - думал о жестокости, и все виденные в жизни лица переполняли череп, как бы взывая к вниманию.

Он страшился внимания богов. У них лица детей, но они не добрые детишки; все их откровения ему уже знакомы, отражены во многих мужчинах и женщинах. Та же злобность. То же бесстыдное равнодушие.

Жестокость - мост между смертными и богами, и строят его руки обеих сторон, камень за камнем, лицо за лицом.

"Все мы - любой и каждый - художники. И вот наше творение".

Оказавшись в виду имения, он заметил снующих по полям дом-клинков, а через миг едва не десяток кинулся к нему. Похожи на детей, когда что-то пошло не так. Свет солнца был ярким и странно острым, словно все вокруг нарисовано красками, а каждый оттенок таит в себе некую долю иронии. Айвис помедлил и зашагал по мосткам через ров, чтобы встретить стражу своего Дома.

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

Крил Дюрав помнил то лето, когда был совсем юным и жил в поместье с родной семьей. Как-то раз дерево упало и перегородило ручей. Вода скопилась, создав лужу, а потом и пруд. Он помнил, что следил за муравейником, оказавшимся на пути поднимающейся воды. День за днем он возвращался, наблюдая, как осыпается бок муравьиного холма; а на вершине насекомые продолжали обычную суету, словно слепые к грядущему. Но однажды, придя, он нашел на месте муравейника только мокрую кучу грязи и сора, увидел среди ила яйца и утонувших муравьев.

Теперь он, непонятно почему, думал о том гнезде, стоя и глядя на восток, на столб вздымающегося в небо дыма. Весь поезд остановился, пока лорд Джаэн с дюжиной дом-клинков ездит на разведку, а они всё не возвращались. Крил остался в карете, формальный командир оставшихся восьми клинков, хотя приказывать было нечего.

Во время путешествия к месту свадьбы Энесдия обязана была оставаться скрытой от взоров за ставнями окон кареты, общаться лишь при помощи трубы или горничной Эфеллы, которая сидела рядом с кучером. А где-то на северной дороге из Харкенаса лорд Андарист принужден к такому же одиночеству. Конечно, если они уже выехали из города. Эти древние традиции содержали в себе символическое значение, но Крил мало ими интересовался. Как сказал однажды поэт Галлан, традиции скрывают очевидное, а привычки укрепляют мир.

В следующий раз он увидит Энесдию вставшей лицом к лицу с будущим мужем на пороге дворца, воздвигнутого Андаристом в знак любви. А Крил будет улыбаться рядом с отцом - заложник, ставший братом, брат, полный братской любви.

"Но я ей не брат".

Тракт был практически пуст, опушка слева, прорезанная выходами узких дорог, казалась лишенной жизни: деревья словно кости, листья словно лепестки пепла. Река справа показывала берег, развороченный - грязь, вырванные растения - прошедшим не в сезон разливом. Прежде, выезжая из Дома Энес, они скакали со скоростью реки, но теперь знакомые воды, казалось, умчались вдаль, а на их место пришло что-то иное, темное и чуждое. Он понимал, что это чепуха. Речные струи нескончаемы, неведомые истоки в северных горах никогда не иссохнут.

Бросив очередной долгий взгляд в сторону исчезнувших разведчиков, Крил повернулся и подошел к реке поближе. Черная вода таила неведомые обещания, но даже если протянуть ладонь, она останется пустой. Он подумал о леденящем, отупляющем плоть касании глубин. "Речной бог. Твоя вода не чиста, и ты остаешься слепым к берегам и стране, что дальше. Но мне интересно... ты голоден? Алчешь того, что недоступно? Того, чего тебе не победить? Традиции течений, обычаи наводнений, загадки речного дна: вот чему готовы поклоняться отрицатели. Я не вижу в том вины".

Свадьбы будет последней его обязанностью в семье Энес. Дни заложничества подошли к концу. Он ощущал себя вороной в стае певчих птиц, измученной сладкими трелями и стыдящейся хриплого карканья. Дюравы посвятили себя клинку, жили в традициях насилия и убийства; хотя Крил еще не прерывал чужую жизнь, он знал: придет нужда, колебаний не возникнет.

И тут же он вспомнил о капитане Скаре Бандарисе и жалкой стайке детей Джелеков, которых тот сопровождал. С ними было уютно. Понять разум солдата - простая задача; даже встреча с взорами дикарских щенков оказалась упражнением в узнавании, хотя по спине и пробегал холодок.

Семья Энес уже казалась чужой, связи растягивались и рвались, словно гнилые сухожилия. Он почти готов был выхватить меч и порубить тех, кто рядом. "Покончено с капризными девицами и грустными стариками. Покончено с недобрыми, слишком многое видящими художниками. Довольно с меня хихикающих служанок, при малейшей возможности сверкавших голизной, словно я был рабом искушений. Пусть ими насладится Оссерк - если верны россказни Скары Бандариса.

Спиннок, где ты сейчас? Хотел бы я скакать рядом, мгновенно вернувшись домой".

Он мог бы даже вступить в отряд Скары. Великий Дом Дюрав умирает. Может, он уже мертв, накрыт тенью родственников - Хендов. Они-то на уверенном подъеме. Крил сам не стремился к общению, и не было в окружении достойного веры сплетника, готового передать разговоры о нем самом; но Крил подозревал, что положение его ничтожно, а перспективы нерадостны. И хорошо: одна мысль о блуждании по Цитадели, о роли дворняги, охотящейся за подачками знати, вызывает отвращение.

Река текла перед глазами. Если бы он решил сдаться здесь и сейчас, предложив молитвы речному богу, просьба была бы скромной. "Вымой сумятицу из черепа моего. Унеси прочь, пошли в черный ил, к мшистым корягам и скользким валунам. Забери все прочь, прошу тебя.

Один взмах меча, и любовь умирает".

Он услышал позади лошадей. Скачут со всей прыти. Отвернулся от реки - молитва осталась невысказанной, сдача в плен берегу не оконченной - он вернулся на дорогу.

Лицо Джаэна помрачнело, Крил тотчас заметил перемену в солдатах за спиной лорда. Напряженные лица под ободками шлемов. Мечи лязгают в ножнах. Отряд встал. Крил перевел взгляд на Джаэна и поразился преображению старика. "Певчая птица простерла черные крылья, а за ней вьется дюжина ворон.

Я был таким дураком. Он муж, прошедший войны - как я мог забыть?"

Лорд Джаэн спешился. Эфелла приблизила ухо к переговорной трубе и пыталась привлечь внимание Джаэна, но лорд, игнорируя ее, пошел к Крилу. Жестом приказал юному Дюраву вернуться на речной берег.

На илистом берегу Джаэн молча постоял некоторое время, созерцая бурные водовороты, поднимающиеся с глубины пузыри. Затем стащил перчатки. - Неприятное происшествие, Крил Дюрав.

- Насилие.

- Отрицатели... ну, не могу назвать это деревней, полудюжина лачуг едва ли достойна такого имени. - Он вновь замолчал.

- Лорд, свадебный поезд ждет. Если там налетчики...

- Это мои земли, заложник.

- Отрицатели...

- Крил. - Голос Джаэна стал резким, заскрипел, будто зазубренное лезвие по грубому точилу. - Пусть поклоняются хоть лягушачьему дерьму, мне плевать. Все обитатели моих земель - под моей защитой. Это нападение на Дом Энес. Налетчики? Разбойники? Вряд ли.

- Сир, не понимаю... Кому еще есть резон убивать отрицателей?

Джаэн бросил оценивающий взгляд. - Вот что бывает, когда прячешься в норе, сам ее выкопав. Похоже, ты уже готовишься всю жизнь ходить с разбитым сердцем. Похорони же себя в своей норе. Мир просыпается, а ты спишь. Это опасно.