Предел невозможного - Алексей Фомичев

Слезы потекли по щекам двумя струйками. Быстро достигли подбородка и закапали на куртку. Милена не вытирала их, вообще не обращала внимания.

— Редактор, если ему угодно, может опекать своих детей. А меня опекать не надо.

— И ты решила назло всем доказать свою самостоятель ность?

— Да!

— И ради этого готова сунуть голову под пули?

— Да!

— Даже если погибнешь?

— Да! — в запале крикнула она.

А вот это перебор. Девчонка явно не в себе, слишком много эмоций и мало рассудка. В таком состоянии она действительно может рвануть на передовую, доказывая свою состоятельность, совершить какую-нибудь глупость и погибнуть.

Доведя до инфаркта не только редактора и отца, но и ударив по мне. По мне! Вот этого я допустить никак не мог! Побоку родители и начальство. Задеты мои интересы. Там что пардон, крошка, свершиться глупости я не дам.

— Вот что, моя милая. Отец или редактор могут делать все что захотят. На передовую тебя не пущу я!

— Ты? — звонко воскликнула она, пятясь от меня. — А ты кто такой?

Точно — шок. В противном случае она бы такое никогда не сказала.

— Я тот, кто тебя любит. И кого, судя по твоим словам, любишь ты. Или это для тебя ничего не значит?

Немного опомнившись, Милена сдала назад.

— Я этого не говорила!

— Только что!

— Нет!

Шаг вперед, виноватый взгляд и… упрямые слова.

— Я люблю тебя. Но это ничего не меняет. Я должна, понимаешь, должна!

— Кому?

— Что кому?

— Кому должна?

— Вообще. Доказать, что не ребенок и слабая девочка.

— А могучий воин… — закончил я за нее. Подошел ближе и опять обнял. — Терминатор в юбке.

— Кто?

Черт, опять прокол, в этом мире супербоевик со Шварцем не выходил. И самого Шварца не было.

— Супермен, — внес я поправку.

— Нет. Я обычный человек. Способный любить родину и защищать ее.

— И всегда выполнять законы пионеров Советского Союза!.. — процитировал я фразу из пионерской клятвы.

Она опять не поняла, вскинула брови, посмотрела на меня вопросительно и удивленно.

— Как?

— Не важно. — Я слегка сбил с нее накал и теперь захватывал инициативу в разговоре. — Послушай, милая! Я понимаю, что ты хочешь доказать всему миру, что способна на все. Но не думаю, что тебе надо что-то доказывать. Я знаю, кто ты и что можешь. Твои друзья знают. И как ни странно — отец. Рискнув жизнью, ты не станешь в их глазах умнее и сильнее. Но нервы попортишь точно.

— И пусть! — азартно выкрикнула она. — Пусть нервничает! Пусть переживает! Он заслужил!

— Уверена?

— А зачем он удерживал меня у себя?

— Из страха.

— Какого?

— Страха потерять тебя. Потерять единственного родного человека. Последнего. Не знаю, что произошло тогда в вашей семье, но уверен, что отец не был пусть и невольной причиной гибели твоей матери. Он не хочет опять испытать эту боль.

Милена взъярилась, попробовала разорвать мои объятия, но я держал крепко.

— Ты зла на него. Зла на редактора. Даже на меня. И из-за этой злости готова натворить глупостей.

— Да пусти!

Я ослабил захват, и она едва не упала на стол. Поправила челку на лбу, вытерла ладонью слезы.

— Ты говоришь так, потому что хочешь, чтобы я сидела дома! Тебе нужна раба, а не женщина! Хочешь командовать и поучать! А я тоже хочу многого! И добьюсь!

— Вряд ли.

— Почему?

— Мертвые добиваются только одного — вечного покоя.

— А с чего ты взял, что я погибну?

— Да потому что ты!.. — Взяв слишком высокий тон, я, сам себя осадил и заговорил спокойнее: — Потому что ты ни разу не была в бою. Не знаешь, что это такое — бой. Не знаешь, что делать под обстрелом. Не умеешь воевать! А такие гибнут в первую очередь. Особенно те, кто хочет доказать всему миру, что он крутой.

— А сам-то ты много воевал?

Удар, что называется, ниже пояса. Ляпнуть «много» — и подставить себя, начать мямлить, что не в этом дело, — загубить тему на корню. Вилять — еще хуже. Надо выкручиваться…

— Мне хватило, чтобы понять: бой не для восторженных новичков и не для трусов. А для работяг. Которые все делают добросовестно, тщательно и по правилам. По уставу. И еще — которым везет.

Милена на миг запнулась. Смотрела на меня, тяжело дыша и прожигая взглядом насквозь. Влажные дорожки еще не высохли, придавая ей несколько комичное выражение. Но мне было не до смеха.

— Пойми, малышка, я не переживу, если ты поедешь на передовую. Не мучай меня. Не трави душу.

Что-то дрогнуло в ее лице. Дало слабину. Может, услышала мольбу, может, осознала?

— Нет, Артур, — опровергла мои надежды Милена. — Я тебя люблю, это правда. И ты прав — я еще не была в бою ни разу. Да и не полезу я в пекло. Но побывать там — мой долг. И гражданина, и сотрудника министерства и газеты. Это работа, которую сейчас никто не сделает. Все либо заняты, либо… уже воюют. Из редакции в добровольцы записались четыре человека. Остальные работают за двоих.

Кажется, время увещеваний и уговоров прошло. Это уже слова не взбешенной девчонки, а действительно сотрудника. Меня она не послушает, сделает по-своему. Но от этого легче не станет. Так или иначе поедет на передовую. А передовая у нас сейчас — район Уштобера. Где в окружении бьются бойцы гарнизона и волонтерского отряда. И куда ушла резервная группа Щедрова. В лучшем случае Милена застрянет на полпути. В худшем — влетит в объятия противника. И тогда… Об этом лучше не думать.

— Милена, я тебя прошу, — предпринял я последнюю попытку. — Подумай еще раз. Не надо делать глупостей. Не надо рисковать.

— Глупостей? — Глаза Милены потемнели. — Глупостей. Прости, Артур, но ты сам сказал глупость. Не надо так. Я поеду.

Все. Мирный вариант отпал. Остался другой. И он может привести к серьезной ссоре между нами. Как бы не к разрыву.

— Ты! Никуда! Не поедешь! — сказал не столько я, сколько разбуженный внутренним раздражением двойник. Тем голосом, который когда-то прорезался неподалеку от Храма бога ночи. — Никуда!

Милена побледнела. Глаза округлились. Впервые видела меня таким. Но ответила смело:

— И как ты меня остановишь? Запрешь здесь? Или редактору скажешь, чтобы не пускал?

— Скажу. Только не редактору.

Телефон на подставке я заметил давно. Шагнул к нему, снял трубку. Набрал номер Голыбина, надеясь, что тот на месте.

Повезло, после двух гудков тот ответил.

— Степан Андреевич, это Томилин.

— Да, слушаю. Ты еще не выехал?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});