Вся правда о Муллинерах (сборник) - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

в том же духе и все будет тип-топ.

Поставив свою судьбу на кон, чтобы выиграть или проиграть все, как рекомендует в известных стихах маркиз Монтроз, Осберт Муллинер протянул руки, прижал Мейбл Петерик-Сомс к своей груди и влепил ей такой жаркий поцелуй, что в тиши позднего вечера он прозвучал подобно взрыву ручной гранаты.

И едва замерло эхо, как Осберт обнаружил, что у его локтя стоит высокий, широкоплечий человек во фраке и шапокляке.

Первой паузу прервала девушка.

— Привет, Баши, — сказала она, и в ее голосе слышалась досада. — Откуда ты вдруг взялся? Я думала, ты исследуешь Конго или другую какую-нибудь речку.

Пришлец снял шапокляк, сложил его в оладью, расправил, снова водрузил на голову и произнес низким рокочущим басом:

— С Конго я вернулся сегодня утром. И обедал у твоих отца и матери. Они поставили меня в известность, что ты отправилась в театр с этим джентльменом.

— Мистер Муллинер. Мой кузен Башфорд Брэддок.

— Здравствуйте, — сказал Осберт.

Наступила новая пауза. Башфорд Брэддок опять снял шапокляк, сплющил в оладью, расправил и вновь водрузил на голову. Казалось, его удручало, что он не способен исполнить на своем головном уборе какую-нибудь мелодию.

— Ну так спокойной ночи, — сказала Мейбл.

— Спокойной ночи, — сказал Осберт.

— Спокойной ночи, — сказал Башфорд Брэддок.

Дверь за Мейбл затворилась, и Осберт перевел глаза на своего нового знакомого, тут же обнаружив, что тот уставился на него с очень своеобразным выражением в глазах. Неумолимых, зловеще поблескивающих глазах… Осберту они не понравились.

— Мистер Муллинер, — сказал Башфорд Брэддок.

— А? — сказал Осберт.

— На одно слово. Я видел все.

— Все?

— Все. Мистер Муллинер, вы любите ее.

— Да!

— И я.

— И вы?

— И я.

Осберт слегка смутился. И нашелся сказать только, что это их сплачивает в одну дружную семью.

— Я любил ее с тех пор, как она была вот такусенькой.

— Какусенькой? — спросил Осберт, так как было довольно темно.

— Примерно вот такусенькой. И я поклялся, что, если между нами когда-либо встанет кто-то другой и если какой-либо склизкий, пучеглазый, лопоухий сын кока с дырявой шхуны попробует отнять у меня эту девушку, я…

— Э… что — вы? — осведомился Осберт.

Башфорд Брэддок испустил отрывистый металлический смех.

— Вы когда-нибудь слышали, что я сделал с королем Мгамбо-Мгамбо?

— Я даже не знал, что король Мгамбо-Мгамбо вообще существует.

— Его и не существует — теперь, — сказал Башфорд Брэддок.

Осберт ощутил, как по его позвоночнику расползается липкая дрожь.

— Что вы с ним сделали?

— Не спрашивайте.

— Но я хочу знать.

— Лучше не надо. Но вы скоро узнаете, если и дальше будете вертеться около Мейбл Петерик-Сомс. Это все, мистер Муллинер. — Башфорд Брэддок взглянул вверх на мерцающие звезды. — Какая восхитительная погода, — сказал он. — Помнится, такой же тихий покой был разлит в пространстве, такой же мирный блеск таких же звезд озарял пустыню Нгоби в тот раз, когда я задушил ягуара.

Осберт судорожно дернул кадыком.

— К-к-какого ягуара?

— Ну, вы вряд ли были с ним знакомы. Просто одного из тамошних ягуаров. В первые пять минут мне пришлось нелегко, потому что правая рука у меня была в лубке и действовать я мог только левой. Ну что же, спокойной ночи, мистер Муллинер, спокойной ночи.

И Башфорд Брэддок, сняв шапокляк, расплющил его в оладью, расправил, снова водрузил на голову и широким шагом удалился в ночь.

Несколько минут после его исчезновения Осберт Муллинер стоял неподвижно и смотрел ему вслед невидящими глазами. Потом, пошатываясь, свернул за угол и кое-как добрался до своего жилища на Саут-Одли-стрит и, сумев после трех фальстартов отпереть входную дверь, поднялся в свою уютную библиотеку. Там, смешав бренди и содовую с преобладанием бренди, он сел и предался размышлениям. В конце концов, опорожнив первый бокал почти молниеносно, а второй неторопливо, он более или менее сумел привести свои мысли в относительный порядок. И мысли эти, должен с сожалением констатировать, будучи приведенными в порядок, оказались такими, что я предпочел бы скрыть их от вас.

Всегда неприятно, джентльмены, представлять своего родственника в невыгодном свете, но правда — это правда, и она не должна утаиваться. А посему я вынужден признаться, что мой племянник Осберт, забыв, что он — Муллинер, в тот момент извивался в конвульсиях самого недостойного страха.

Разумеется, можно найти ему извинения. Обрушилось это на Осберта с абсолютной внезапностью, а даже самые мужественные сердца способны дрогнуть при внезапном столкновении с гибельной опасностью. К тому же образ жизни и воспитание никак не подготовили его к подобному кризису. Человек, которого фортуна балует с самого рождения, становится до крайности цивилизованным, а чем мы цивилизованнее, тем труднее нам справляться с мордоворотами типа Брэддока, которые словно бы явились к нам из более ранних и более грубых эпох. Осберт Муллинер просто не годился в противники пещерному человеку. Если не считать того, что он неплохо играл в бридж-контракт, единственной сферой, в которой Осберт более или менее блистал, было коллекционирование старинных изделий из нефрита, а какая от этого польза (размышлял он) в рукопашной схватке с человеком, который благородно предоставляет ягуарам фору, одолевая их одной рукой?

Он видел лишь один выход из щекотливого положения, в котором оказался. Потеря Мейбл Петерик-Сомс разобьет ему сердце, но альтернативой служила сломанная шея, и в этот черный час шея собрала подавляющее большинство голосов. Дрожа всем телом, мой племянник Осберт сел за бюро и начал сочинять прощальное письмо.

Он очень сожалеет, писал он, что не сможет увидеться с мисс Петерик-Сомс на следующий день, как они планировали, так как его, к несчастью, срочно вызвали в Австралию. Он добавил, что был счастлив познакомиться с ней и, если — что представляется