Вся правда о Муллинерах (сборник) - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

должен был проиграть лунку, но каждый раз хорошо рассчитанный и своевременный удар противника сравнивал счет; к восемнадцатой лунке он оставался равным, и Джон Гуч, воспользовавшись тем, что Агнес нагнулась завязать шнурок, попытался воззвать к благородству своего бывшего друга.

— Фредерик, — сказал он, — это на тебя не похоже.

— Что не похоже на меня?

— Вести игру нечестно. Это абсолютно не похоже на былого Фредерика Пилчера.

— А как, по-твоему, ведешь игру ты?

— Ну, чуть хуже обычного, не спорю, — признался Джон Гуч. — Однако потому лишь, что нервничаю. А ты нарочно стараешься мазать, что крайне нечестно. И не могу понять, что тебя толкает на подобное?

— Не можешь, а?

Джон Гуч со всей искренностью прикоснулся к его плечу:

— Агнес Флэк — обворожительная девушка.

— Кто обворожительная?

— Агнес Флэк.

— Обворожительная девушка?

— Да.

— О?

— Она сделает тебя счастливым.

— Кто?

— Агнес Флэк.

— Сделает меня счастливым?

— Да.

— О?

Джон Гуч почувствовал себя так, будто бился головой о стену. Он не продвинулся вперед ни на йоту.

— Знаешь что? — сказал он. — Нам следовало бы заключить соглашение, как подобает джентльменам.

— Какие еще джентльмены?

— Ты и я.

— О?

Джону Гучу очень не нравились и выражение лица собеседника, и его тон. Впрочем, в Фредерике Пилчере ему не нравилось столько всего, что принимать хоть какие-то меры казалось абсолютно безнадежным. К тому же Агнес Флэк завершила завязывание шнурка и надвигалась на них, будто мастодонт по какой-нибудь доисторической равнине. На пустые разговоры времени не было.

— Соглашение между двумя джентльменами завершить матч вничью, — сказал он торопливо.

— А толку? Она заставит нас пройти добавочные лунки.

— А мы и их разыграем вничью.

— Чтобы начать сначала на следующий день?

— Но мы успеем скрыться отсюда.

— Сидни Макмэрдо последует за нами хоть на край света.

— Да, но зачем нам край света? Предположим, мы просто затаимся в Лондоне и отрастим бороды?

— В этом что-то есть, — задумчиво сказал Фредерик Пилчер.

— Ты согласен?

— Пожалуй.

— Великолепно!

— Что великолепно? — осведомилась Агнес Флэк, чей громовой топот оборвался возле них.

— А… э… матч, — пробормотал Джон Гуч, — я как раз говорил Пилчеру, что матч проходит великолепно.

Агнес Флэк хмыкнула. Она, казалось, несколько поутратила свою бурную энергию, ее угнетала какая-то мысль.

— Рада, что вы так думаете, — сказала она. — Вы оба всегда играете так?

— О да, да! Когда мы в форме.

— Хм! Ну, валяйте дальше.

Джон Гуч с легким сердцем приготовился атаковать последнюю лунку матча. С его души скатилось тяжелое бремя, и он сказал себе, что уж теперь-то можно пуститься во все тяжкие. Он мощно размахнулся, и мяч, принявший удар точно слева, унесся вправо, ударился о барьерчик и, просвистев обратно на большой скорости, скосил бы лодыжки Агнес Флэк, если бы точно в этот момент она не подпрыгнула, приведя на память одну из резвых гор, упомянутых в сто тринадцатом псалме.

— Извини, старина, — поспешно сказал Джон Гуч, краснея под холодно-подозрительным взглядом Фредерика Пилчера, — извини, Фредерик, старина. Это вышло абсолютно непреднамеренно.

— С какой, собственно, стати вы извиняетесь перед ним? — вопросила Агнес Флэк с жаром. Бедной девочке чудом удалось избегнуть травмы, и все ее чувства были взбудоражены.

Извинения Джона Гуча явно не рассеяли подозрений Фредерика Пилчера. Он послал мяч на безопасные тридцать ярдов и с видом человека, медлящего с вынесением окончательного приговора, ждал очередного удара своего противника. С великим облегчением Джон Гуч энергичным ударом доказал свои bona fides,[15] послав мяч почти к самой траве вокруг лунки.

Фредерик Пилчер, казалось, был удовлетворен, и после второго удара его мяч приземлился в непосредственной близости от лунки.

Фредерик Пилчер нагнулся и взял мяч в руку.

— Э-эй! — крикнула Агнес Флэк.

— Стой! — взвизгнул Джон Гуч.

— Что вы такое себе позволяете? — сказала Агнес Флэк.

Фредерик Пилчер поглядел на них с легким удивлением.

— В чем дело? — спросил он кротко. — На мой мяч налипла глина. Я просто хотел ее счистить.

— О небо! — прогремела Агнес Флэк. — Вы что, даже правил не читали? Вы дисквалифицированы!

— Дисквалифицирован?

— Дис-ква-ко-всем-чертям-ли-фи-ци-ро-ва-ны, — сказала Агнес Флэк, а ее глаза полыхали презрением. — Матч выиграл этот косорукий калека.

Фредерик Пилчер испустил глубокий вздох.

— Да будет так, — сказал он. — Да будет так.

— То есть как — да будет? Уже есть.

— Именно. Именно. Я понял. Я проиграл матч. Да будет так!

И, поникнув, Фредерик Пилчер побрел в направлении бара.

Джон Гуч следил за его удаляющейся фигурой, кипя яростью, которая на время отняла у него дар речи. Ему следовало, твердил он себе, предвидеть что-то в этом духе. Фредерик Пилчер, презрев элементарную порядочность и принципы честной игры, надул его самым наглым образом. Он содрогнулся при мысли, каким чернильным должен быть оттенок души Фредерика Пилчера, и судорожно пожалел, что не сообразил первым ухватить мяч. Поздно! Поздно!

На мгновение своего рода красная мгла заволокла все вокруг. Но мгла рассеялась, и он увидел перед собой Агнес Флэк, которая глядела на него как-то взвешивающе со странным выражением в глазах. А позади нее, мрачно привалившись к стене клуба, Сидни Макмэрдо поигрывал вздувшимися под пиджаком мышцами, а его могучие пальцы рвали в клочья нечто, сильно напоминающее отрезок водопроводной трубы.

Джон Гуч не колебался ни секунды. Хотя Макмэрдо рвал трубу на клочки в некотором отдалении, видел он его с полной ясностью и с равной ясностью помнил все