О детях и прочей нечисти - Аноним Кикиморра

Алэк у меня на руках очень радуется виду духовничьей попы, показывает на неё пальцем, вяньгает и пытается произнести её название. На звуки из кухни высовывает голову Кир с понимающей ухмылкой.

-- Привет, -- говорю я, огибая тело в гостиной. -- Давно ты любуешься этой инсталляцией?

Кир уже привык, что не понимает половину моих слов, так что даже не переспрашивает, а так, догадывается из контекста. Только мимолётом хмурится.

-- Я встал, когда солнце скалу осветило, это где-то час после рассвета. Ну и не стал его трогать, мало ли, может, духовникам так положено.

-- А где Азамат-то? -- усмехаюсь я.

-- Снаряжает унгуц. Собирался после этого вас будить, у меня тут уже и завтрак готов.

-- Тогда подержи-ка братца, пойду Алтошу тормошить.

Духовник, понятно, побудке не рад, а когда осознаёт, в каком виде я его застала, принимается шипеть и фыркать, и занимается этим до самого завтрака. Впрочем, Кирова стряпня его несколько утихомиривает, и если бы Азамат с Киром весь завтрак не переглядывались и не обменивались намёками про щёки и персики, Алтоша мог бы и совсем успокоиться.

Алэка мы решаем взять с собой: Арон так и не почтил нас своим присутствием, а мелкий настроен благодушно и не занимает много места, к тому же очень любит летать. Конечно, приют -- не лучшее место, куда можно съездить с младенцем, но если его не вынимать из унгуца, то это не так важно.

Утречко выдалось безоблачное, и скоро мы уже парим над разверстыми красными пастями Короула, рассматривая шныряющих мимо птиц и щурясь от сверкающего внизу снега. Даже Алтонгирел временно перестаёт листать книжку и немножко смотрит в окно. Алэк радуется, ползает по сиденью и пытается стянуть у духовника жезл -- ещё бы, такая погремушка! Алтоша, впрочем, к детям на удивление терпим и даже не ворчит, хотя жезл убирает.

-- Мне-то не жалко, -- объясняет он расстроенному Алэку, -- но такие вещи никому нельзя трогать, кроме владельца. Даже такому очаровательному зайчику, как ты!

Я тщетно пытаюсь сохранить покерфейс, тем более, что Кир на переднем сиденье давится смехом так, что заплёвывает лобовое стекло. Азамат с ухмылкой достаёт из бардачка целлюлозную салфетку и протягивает ему.

-- Вытирай.

А Алтоша продолжает громовое сюсюканье, не обращая ни на что внимания. О своей книжке он вспоминает только когда Алэк начинает просить есть и спать, уже в видимости Сиримирна. Когда я приступаю к кормлению, духовник поворачивается всем телом так, чтобы по возможности сидеть ко мне спиной, сгибается в три погибели и утыкает нос в экран читалки, однако от моего взгляда не укрывается пунцовый цвет его ушей.

Мы снижаемся неподалёку от здания приюта. Азамату приходится тщательно маневрировать, потому что из дома высыпает орава детей, и все они под хриплые крики Гхана, так и норовят залезть под брюхо садящемуся унгуцу. Я понимаю, конечно, что унгуц -- это интересно, но и инстинкт самосохранения какой-то должен быть.

Сам Гхан тоже спешно ковыляет к нам на своей деревяшке, вытаращив глаза так, что иная сова позавидует. Азамат с Киром выпрыгивают за борт первыми, потом я, оставив крепко спящего Алэка в дорожной колыбельке, а следом -- величественно -- Алтонгирел.

-- Что?! -- в ужасе выкрикивает Гхан вместо приветствия, и я уже безо всякого дара предсказания знаю, что он скажет дальше. -- Обратно привезли?!

Азамат хохочет и приобнимает смущённого Кира за плечи.

-- Не-ет, ещё чего! Этого я, раз нашедши, не отдам. Нет, мы тут просто проведать вас решили, посмотреть, как вам живётся при новом порядке, гостинцев привезли...

Лицо Гхана меняется нарочито, как в мультике, из удивлённого в напуганное, и в итоге замирает с выражением едва примаскированной паники.

-- В смысле, э-э, проверочку нам решили устроить?

-- И это тоже, -- невозмутимо басит Азамат. -- Я же должен следить, на что уходит бюджетное финансирование.

Меж тем, дети, обступившие нас, в отличие от Гхана, услышали про гостинцы и зашептались. Они более-менее всех возрастов, самых маленьких старшие держат на руках. Одеты они странно: поверх лохмотьев навроде тех, что были на Кире, напялены яркие новые куртки и утеплённые штаны, многие не застёгнутые и с болтающимися бирками. Обувь на всех старая, жуткая и залатанная. Кир, сам в своей кислотной куртке, обменивается с несколькими из старших кривыми улыбками. Ему явно неуютно среди бывших однокашников теперь, когда он чей-то, а остальные по-прежнему ничьи.

-- Вот, видите, зимнюю одежду закупили, -- поспешно отчитывается Гхан. -- И провизию кое-какую... Изволите откушать? Вы уж простите, Ахмад-хон, прошлый раз-то я вас не признал...

-- Откушать у нас с собой, -- прерывает Азамат. -- Да что мы тут на улице стоим, пойдёмте в дом побеседуем?

-- Э-э, там... дымно... -- мнётся Гхан. -- Печка топится...

-- Отчего ж дымно-то? -- удивляется Азамат.

Гхан нервно жуёт губу и молчит, так что Кир объясняет за него.

-- Там пол просел, и у печки труба до потолка не достаёт, вот и дымит.

-- Так вам надо ремонтников вызывать, -- кивает Азамат.

-- Да, обязательно, вот, найти бы только честных людей...

Гхан продолжает лепетать о сомнительности нравов худульских строителей, а я замечаю, что Алтонгирел как-то настороженно вертит головой.

-- Ты чего? -- пихаю я его.

-- Тут кто-то есть, -- угрюмо шепчет он в ответ.

-- Тут около сотни человек, -- замечаю я.

Он только отмахивается и продолжает нервно рассматривать окружающий пейзаж, только что ушами не шевелит.

Кир тем временем решает проявить себя как организатор и обращается к старшим:

-- Ребят, давайте хоть костерок разведём, там у кострища сесть можно, им же надо где-то поговорить... -- Он кивает на Азамата с Гханом.

-- Чё, самый главный тут теперь? -- цедит невысокий мальчик с разбитой губой.

-- Нет, -- пожимает плечами Кир, -- куда уж мне. А мясо мы можем и с собой увезти, раз тут жарить не на чем.

Его расчёт оправдывается -- при слове "мясо" парень сглатывает и решает отложить выяснение отношений на потом.

-- Слышь, Чубарый, давай костёр разводить! -- кричит он в сторону сараев.

Из ближайшего высовывается рыжий веснушчатый и сильно раскосый парень, видимо, детёныш горца. Видуха та ещё, я понимаю, почему горцы считаются некрасивыми.

-- Чой-то, -- отзывается Чубарый, -- дрова лишние завелись?

-- Мясник мясо привёз, -- с ухмылкой поясняет парень с разбитой губой. И оборачивается к Киру с победным видом. Кир поджимает губы и явно сдерживается, чтобы не врезать.

-- Ты, Мухортик, дыру-то прикрой, я ведь и приласкать могу, -- шипит он.

-- Ой-ой! -- пугается Мухортик и отходит на два шага, оттаскивая за рукава хихикающих товарищей. -- Вот щас обещанное-то и сбудется!

-- Заткнись, баран! -- шёпотом рявкает Кир, оглядываясь на Азамата. Тот в нескольких шагах от нас занят разговором с Гханом и смотрит в другую сторону, ничего не замечая.

Я чувствую себя довольно неловко: в чём суть конфликта -- не понятно, и вроде надо бы ребёнка поддержать, но и чтобы его не задразнили потом маменькиным сынком.

-- Давайте только без драк, -- хмуро требую я наконец. -- Лучше наоборот, если кто приболел или ушибся, вставайте в очередь к унгуцу, я целительница, всех полечу.

-- Чур я первый, у меня вот губа! -- выкрикивает Мухортик (не знаю, правда, это имя или обзывательство), тыча пальцем в болячку.

-- К унгуцу, -- киваю я.

Мухортик только заносит ногу для спринта, как Кир хватает его за локоть.

-- Стой. Первой пойдёт Зеленуха, мы ради неё сюда прилетели. Где она?

-- О-о-о-о! -- тянут несколько глоток. -- Так ты любовницу свою спасать приехал?

Я морщусь, ожидая фонтан эмоций, но Кир реагирует на удивление спокойно: корчит рожу и переспрашивает:

-- Так где?

-- Не знаю, если до конюшни доползла, то там, а нет, так по дороге в снегу валяется, -- пожимает плечами Мухортик.

-- Все, кто лечиться, к унгуцу, -- мрачно говорю я. -- Младшие пойдут первыми.

Мой энтузиазм по поводу спасения несчастных сирот как-то улетучился.

Кир времени не теряет и уже скачет по глубокому снегу за угол, туда, где проходит кратчайший путь от дома к сараям. Я, неловко приподняв полы диля и шубы, хрупаю за ним. Исследовав дорожку, Кир исчезает за скрипучей дверью одного из сараев, и тут же снова высовывается оттуда.

-- Здесь!

Я без энтузиазма протаптываю траншею в том направлении.

В сарае чудовищно воняет навозом, аж глаза слезятся. Проморгавшись в темноте, я различаю двух небольших и очень мохнатых лошадёнок и стог сена, у подножия которого светится Кирова кислотная куртка. Попытка дышать в этой газовой камере приводит только к приступу кашля.

-- Тащи её в унгуц, -- выдавливаю я. -- Тут ничего не видно.

И выскакиваю на улицу дышать.

Кир появляется через минуту. Как истинный джентльмен, он отдал свою куртку даме, но на большее его не хватило: даму он несёт через плечо, как мешок с картошкой. Ладно, дольше будет жонглировать, он-то по снегу бегает быстро, это я плетусь.

-- Это та девочка? -- спрашивает Азамат, когда я прохожу мимо. Они с Гханом движутся в ту сторону, где непоцарапанные дети разводят костёр.