О детях и прочей нечисти - Аноним Кикиморра

-- Ну И-и-ирлик! -- я складываю ручки домиком. -- Не сердись, я просто хотела его задобрить, чтобы он перестал нам пакости делать. Хочешь, я тебе ещё сплету? Или вышью? Два раза?

Ирлик прищуривается.

-- А ты красиво вышиваешь?

-- Красиво! -- с готовностью отвечаю я.

-- Ну ладно, -- соглашается он. -- Так и быть прощаю. Но жду от тебя портрет, и чтоб большой и красивый был!

-- Хорошо-хорошо! -- часто киваю я. -- Вот вернусь домой и засяду!

-- Можешь не спешить, я бессмертный, -- усмехается бог. -- А Учок теперь тебе и правда должен, можешь попробовать с ним поговорить.

-- А это сложно? -- уточняю я.

-- Сложно, -- серьёзно кивает Ирлик и переводит взгляд на Алтонгирела. -- Ты, духовник, не Старейшина пока, так ведь?

Алтонгирел прямо сидя вытягивается по струнке и рапортует:

-- Старейшиной не являюсь, простите неразумного!

-- Да ты передо мной-то не выделывайся, -- дружелюбно говорит Ирлик. -- Эту манеру лучше для Учока прибереги, он по-человечески не понимает. А ты, Лиза, учись. С другими богами вот так говорить нужно, иначе ничего не добьёшься.

-- Я так не умею, -- развожу руками. -- Я вообще по-муданжски так себе говорю.

-- Это да, -- соглашается Ирлик и кривится. -- А ты, значит, духовник, раз не Старейшина, то и формул преподнесения не знаешь, так?

-- Не положено, -- лепечет Алтонгирел. -- Простите...

-- Знаю, знаю, не занудствуй, -- перебивает его Ирлик. -- Раз так, то доставай ручку там или что, записывай, диктовать буду.

Мы с Алтошей синхронно извлекаем наладонники.

-- Техники-то, техники, -- качает головой Ирлик. -- На бумажку запишите, а то как Учок явится, у вас вся эта техника вырубится к шакалам, он же не знает, как она устроена.

Мы принимаемся рыться в вещах в поисках бумажки, точнее, конечно, пластика, откуда тут бумаге-то взяться... Положение спасает Кир, извлёкши из кармана куртки, надетой на Айше, свёрнутую трубочкой тетрадку с упражнениями по муданжскому и карандаш. Алтонгирел пытается её перехватить, но Ирлик отдаёт мне.

-- Тебе говорить, ты и записывай.

Так что Алтоше ничего не остаётся, как всё-таки строчить в наладонник, а Алэка у меня принимает Кир, а то мелкий чересчур интересуется шуршачими бумажками.

-- Итак, -- Ирлик умудряется сложить ноги лотосом на своём переднем сиденье, при этом задевает что-то на пульте управления, от чего включается музыка. -- А ну тихо! -- рявкает он на унгуц, и машинка послушно затыкается. Чую, не слыхать нам тут больше музыки... -- Так вот, -- продолжает Ирлик. -- Сейчас мы отсюда выйдем, посадим девчонку в сугроб, дадим ей в руки какой-нибудь фрукт... Лиза, у тебя найдётся завалящая хурма или ещё что?

-- А разве не тыкву надо? -- набирается смелости встрять Алтонгирел.

-- Облезет и неровно обрастёт этот Учок, тыкву ему ещё, -- кривится Ирлик. -- Сойдёт и клубень чомы.

Я меж тем откапываю пакет с фруктами, которые мы собирались раздать детям, но не успели пока.

-- Вот, есть хурма, обезьяньи серьги, нуговые ягоды...

-- Бери хурму. Итак, посадим мы её с хурмой, ты, Лиза, встанешь у неё за спиной и скажешь молитву призыва. Записывай: О великий, светозарный, неботрясущий, грозный, вечно почитаемый нами господин наш Учок, -- с непередаваемым отвращением диктует Ирлик. -- Долгая тебе лета, красное тебе солнце, белая тебе вода, жирная тебе земля. Лиза, не пропускай "тебе", а то он не поймёт. Так, хорошо, дальше пиши: Неразумные и несчастные почитатели твои, мы нижайше молим тебя своим присутствием наше скудное обиталище осенить.

-- А разве не надо говорить "несчастные рабы"? -- снова встревает Алтонгирел.

-- Ты духовник, тебе надо, -- поясняет Ирлик. -- А она свободная женщина. Так, что там дальше... Да отверзнутся небесные врата, дабы смог луч солнца обратиться дорогой, по которой лежит твой путь в наши... ну, скажем, дикие леса. Мы же в лесу будем призывать, правильно?

Я вообще не помню когда последний раз что-то писала от руки, почерк у меня корявый, а скорость маленькая, строчу, высунув язык, едва успеваю. На счастье, Ирлик делает паузу.

-- Слушай, а почему так сложно? -- не выдерживаю я, переводя дух. -- Это правила вежливости какие-то?

-- Да нет, говорю же, он по-человечески не понимает, -- поясняет Ирлик. -- Ты привыкай, таких, как он, большинство, это я... как это называется? Вольнодум. За что меня и не любят, собственно. Ладно, пиши дальше, ещё много.

Я исписываю полтетрадки формулами приветствия и благопожеланиями, когда Ирлик вдруг останавливается и делает глубокий вздох, обдавая нас с Алтошей горячим медовым дыханием.

-- А теперь самое весёлое, -- предупреждает он, сверкая зубами. -- Поскольку гобелена у тебя с собой нет, то придётся прочитать формулы преподнесения, а они на древнем языке.

-- Так я ж его не знаю... -- обалдеваю я.

-- Вот потому я и говорю, что самое весёлое, -- поясняет Ирлик. Волосы у него распущены и затеняют лицо, так что хорошо видно только блеск глаз и зубов в кровожадной улыбке, и мне становится не по себе. -- Я продиктую по буквам, а ты уж записывай, как хочешь. Слушай.

Дальше он производит последовательность звуков, часть из которых напрочь отсутствует в современном муданжском.

-- Погоди-погоди, -- прерываю я. -- Я не понимаю, какими буквами это записывается.

-- Какими хочешь, лишь бы прочитать смогла. Слушай ещё раз.

Со второго раза я вывожу три строчки -- муданжским, всеобщим и родным алфавитом вперемежку.

-- Я это не прочту, -- говорю в ужасе, глядя на бессмысленные значки.

-- Прочтёшь, куда денешься, -- успокаивает Ирлик. -- Может, не с первого раза, но прочтёшь.

-- Ага, а Учок будет стоять и ждать.

-- Будет, а что ему останется, -- ухмыляется Ирлик. -- Если уж ты его вызовешь, то он не сможет уйти, пока не отпустишь.

-- Может, мне заранее потренироваться? -- с опаской спрашиваю я. Не нравится мне идея, что какой-то бог будет стоять и слушать мои потуги. Я бы на его месте меня быстро пристукнула.

-- Ни в коем случае! -- серьёзно отвечает Ирлик. -- Если тебе удастся произнести всё правильно до того, как Учок будет здесь и выслушает приветствия, получится чудовищное хамство. Не волнуйся, не заржавеет подождать, пока ты справишься. Давай, пиши дальше.

И я пишу.

Мы выходим из унгуца и, воровато оглядываясь, топаем в лес. Комичнее всего выглядит Ирлик -- он с ног до головы завёрнут в белый флисовый плед, потому что мёрзнет в человеческом обличье, а в божественном его Учок сразу узнает.

-- А он вас точно не узнает так? -- осторожно спрашивает Кир.

-- Под белым пледом точно нет, -- успокаивает Ирлик.

-- Он серьёзно настолько тупой? -- понизив голос удивляется Кир.

Алтонгирел возмущённо шипит и пытается отловить Кира за ухо, но это очень трудно сделать, когда несёшь на руках больную девочку, так что ребёнок уворачивается.

-- Да он, конечно, умом не блещет, -- спокойно отвечает Ирлик. -- Но дело не в этом. Учок -- из старших богов, он по-другому воспринимает мир, чем мы, младшие. Для него символ равнозначен реальному присутствию. Со мной так тоже бывает, но я стараюсь не поддаваться. Это трудно... Вроде как глаза видят, а потрогать нельзя. Иногда забываешь, трогаешь, а там пустота. Очень обидно бывает.

-- Так не получится, что я Учока с этим гобеленом как бы... надую? -- опасливо интересуюсь я.

-- Его-то нет, -- отмахивается Ирлик. -- Говорю же, он из старших. Для него что глаза видят, то и правда. Старшим гораздо легче жить. А вот я, да Умукх, да Укун-Тингир, мы бродим в полутьме. Ну да что я тебе это рассказываю, у тебя свои, человеческие проблемы. Хватит уже идти, у меня ноги закоченели!

Мы останавливаемся не то чтобы на полянке, но деревья тут немного пореже. Ирлик указывает на холмик впереди.

-- Духовник... -- начинает он, потом сдвигает брови и на пару секунд задумывается. -- Алтонгирел. Клади девчонку сюда.

Алтоша так обалдевает от того, что бог вспомнил его имя, что не сразу выполняет указание. Ирлик, впрочем, не замечает.

-- Лиза, ты с ребёнком становись у неё за спиной.

-- А зачем с ребёнком-то? -- хмурюсь я, поудобнее перехватывая Алэка.

-- Затем, что когда мать с ребёнком просит, отказать невозможно, -- как само собой разумеющееся поясняет Ирлик. -- Алтонгирел, ты будешь ей бумажку держать. А ты, пацан, давай ко мне под плед, тебя Учок не любит, нечего его провоцировать. И всем молчать, кроме Лизы. Я, если что, слова подскажу, но лучше бы без этого.

-- Алэк может высказаться, хотя слов он пока не говорит...

-- Детям простительно, -- перебивает меня Ирлик. -- Давай, начинай быстрее, очень уж холодно, а ты долго будешь продираться. Если с первого раза не получается, читай второй и третий, пока не получится. Учок за временем не следит, хоть вечно тут будет стоять. Ну всё, мы прячемся.

Подтянув к себе Кира и запахнув поплотнее плед, Ирлик в самом деле ложится в снег и более-менее сливается с местностью. Кир ещё немного ворочается, устраиваясь, и в итоге мне видны только два любопытных носа под белым козырьком.