О детях и прочей нечисти - Аноним Кикиморра

-- Не-не-не! -- ужасаюсь я. -- Никакого рассвета! Не раньше полудня.

-- Что вы, Хотон-хон, -- снисходительно отвечает он. -- После полудня ему уже в другом месте быть надо, у нас график напряжённый.

-- Ну нет, -- я окончательно просыпаюсь. -- Мне наплевать, какой у вас там график. Если ваш фотограф прилетит раньше полудня, будет сидеть в снегу под дверью и ждать, потому что телефон и дверной звонок я отключу.

-- Как скажете, -- невозмутимо соглашается странник. -- Значит, после полудня. Так когда вас в столице ждать?

-- Не знаю, оставьте номер на охране, я вам позвоню.

-- Договорились, -- кивает он. -- Только не тяните, а то если опоздаем к первому дню, никто читать не будет.

Я выдавливаю нечто невразумительное, желаю страннику удачного дня и вырубаю на фиг домофон, чтобы не перезвонил. Я как-то привыкла уже, что на Муданге ко мне все относятся даже с чрезмерным уважением, а тут вдруг такой обычный хамоватый делец, я даже растерялась. Можно подумать, это мне нужно, чтобы он взял у меня интервью! Хотя, возможно, он и правда так думает. Кто их знает, муданжцев, какое у них отношение к прессе.

Повздыхав по утраченным часам блаженного утреннего сна, я понимаю, что обратно ложиться бессмысленно и топаю вниз. Если сюда завтра нагрянет этот его фотограф, нужно хотя бы условно навести порядок. Чистоту-то уборщик организует, но вот открою я шкаф со словами "а тут у меня меха", а оттуда сойдёт лавина из сорока мешков с неразобранными подарками от подданных, потому что в шкаф с мехами я заглядываю реже всего, а он большой.

В общем, полдня мы с Алэком занимаемся нервной уборкой. Не сказать чтобы мелкий мне помогал, но и мешает не очень. Так, хватается за вещи время от времени, а если я слишком часто нагибаюсь, он решает, что это я так с ним играю, и принимается прыгать в слинге, что не очень меня радует. Так что я стараюсь нагибаться поменьше: сортирую посуду, проверяю, не завалялось ли в холодильнике какого-нибудь рассадника разумной жизни со щупальцами и вычёсываю зверьё. Котам нравится, кунице не очень. Мешки с неразобранными подарками я выволакиваю на середину гостиной, придут мужики -- вместе будем разбирать.

В конце концов я решаю, что люди интересуются моей повседневной жизнью, а не декорациями, так что хватит бегать, пора заняться чем-нибудь успокаивающим, например, поплести заброшенный гобелен с каверзным богом Учоком. Подумав, я устраиваюсь с этим делом на кухне, а то в гостиной висит гобелен с Ирликом и косит на меня глазом. Знаю, что глюки, но провоцировать не хочется. Алэк вскорости засыпает, примотанный ко мне -- занятие и впрямь успокаивает. Учок, кстати, выходит довольно красиво, несмотря на толстые нитки и крупный узор. Поскольку он осенний бог, одежды на нём побольше, чем на Ирлике, и вся она наводит на мысли об урожае и листопаде. Мне уже не первый раз чудится, что от ниток пахнет тыквой. Не знаю, может, их делают из чего-то такого...

Заплетшись, я начисто отключаюсь от реальности, и когда мои охотники неожиданно и шумно вваливаются в прихожую, я прям пугаюсь.

-- Лизонька! -- гремит Азамат. -- Встречай, ты где? Мы с добычей!

И действительно, опять вся прихожая в кровавых тушах.

-- Вижу, -- говорю. -- Только я вас так рано не ждала, ничего не готовила, суп со вчера остался, а так...

Азамат бросает взгляд на часы.

-- Ничего себе рано, уже заполночь. Ну ладно, сейчас мы быстренько зажарим птицу на вертеле, давайте, ребят, несите всё на кухню, пока тут пол не запачкали.

Я тоже смотрю на часы. И правда, уже ночь. У меня Алэк последний раз ел до того, как я за гобелен села, чуть не полсуток назад. Чудеса да и только. Алэку и самому приходит в голову, что пора бы и покушать, и он начинает голосить и стучать по мне пятками.

-- Ого, -- слышится голос Азамата с кухни. -- Да ты, я смотрю, заработалась.

Это он гобелен заметил. И правда, Учок почти готов, только фон осталось сделать. Я в этот раз попробовала новую технику, в которой не обязательно строго снизу вверх всё полотно плести, можно начать с центральной фигуры.

-- Красиво, -- замечает Арон, перекладывая из мешка в раковину каких-то длинношеих птиц. -- Я смотрю, вы втягиваетесь в муданжскую жизнь, Лиза: никакого ужина, зато гобелен!

-- Пойду покормлю ребёнка, -- мрачно отвечаю на это я.

Позже я присоединяюсь к суете на кухне вместе с бодрым, выспавшимся Алэком, который ещё не скоро даст нам пощады.

-- Ой, Лиза, давайте я с ним посижу, -- предлагает Кир с мольбой в голосе.

-- Действительно, -- поддакивает Азамат. -- Поменяйтесь, а то у Кира уже нож в руках не держится.

Я с отвращением смотрю на перья и шкуры.

-- Смотря что надо делать.

Азамат ставит передо мной большой таз с бесформенными кусками чьего-то мяса.

-- Замаринуй, возьмём с собой в приют, там и пожарим, чтобы всех угостить.

Я ворчу, что шашлык детям не полезен, но не особенно сопротивляюсь. Не знаю уж, кого они такого подстрелили, но с этой горой мяса нам своими силами не справиться.

-- Ну у тебя тут, Азамат, угодья, -- видимо, не в первый раз уже восхищается Арон. -- Чтобы в степи да столько настрелять... ухх! Я бы прям всегда тут жил.

-- Через полмесяца зима начнётся, -- отвечает Азамат. -- А зимой только с голоду охотиться можно. Так что набивай закрома сейчас, а там уж до лета.

-- Вот-вот, -- поддакиваю. -- Мы полетим в приют, а ты тут охоться, пока нас нет. А потом мы прилетим, а тут уже и сезон кончился...

Азамат с Ароном переглядываются.

-- Получи свою овцу обратно, -- усмехается мой муж. -- Ладно уж тебе, Лиза, не сердись на него, Арон в хозяйстве полезный, наготовит тебе много вкусной еды...

-- Лиза! -- зовёт из гостиной Кир. -- А что тут за мешки стоят, Алэк в них всё время лезет?

-- А это подарки от подданных, -- кричу в ответ. -- Если хочешь, покопайся, вдруг тебе там что-нибудь понравится. Только следи, чтобы Алэк ничего в рот не тянул, сначала всё дезинфицировать!

Кир издаёт приглушённый победный клич и принимается шуршать пакетами.

-- Завтра сюда прилетит фотограф, будет снимать мои жилищные условия, -- объясняю в ответ на немой вопрос Азамата. -- Вот, решила прибраться.

-- А-а, до тебя странники добрались наконец-то, -- ухмыляется муж. -- Не очень наглели?

-- Да как тебе сказать, изрядно, вообще-то, -- пожимаю плечами. -- Правда стоило мне упереться, тут же пошёл на попятную.

-- Они всегда так, -- встревает Арон. -- Если видят, что человек покладистый, душу вынут. А рявкнешь -- так сразу всё будет по-твоему. Вы с ними посуровее, Лиза, сразу станут как шёлковые!

На пороге кухни возникает Кир, одной рукой балансируя Алэка на бедре, а второй держа подальше от него связку бус.

-- Мне можно что-нибудь из этого взять? -- спрашивает он с придыханием.

Алэк подпрыгивает, пинается и тянет лапки к блестящим штучкам.

-- Можно, конечно, -- щедро улыбается Азамат.

-- Только давай ты сначала всё это протрёшь, потом мы поужинаем, а потом все выберем себе что-нибудь и решим, что делать с оставшимся.

Кир оглядывает свисающие чуть не до пола лианы драгоценных камней, и по лицу его видно, что оставшегося не останется.

Зажевав несколько жареных птиц, про которых Азамат мне объяснил, что "это такой рябчик, похожий на дрофу", мы усаживаемся в кружок вокруг дезинфицированных Киром подношений и принимаемся разбирать. Мне по умолчанию сдают все ткани, наборы для рукоделия и прочую фурнитуру, только успеваю отбиваться. Кир и Арон с совершенно одинаковым светом в глазах нагребают украшения. Алэк требует себе всего и побольше, но когда гора игрушек начинает перерастать его, перестаёт загребать новые и принимается методично раскидывать по комнате собранные. Азамат нехотя, в основном, по моему настоянию, меряет несколько более-менее удачных предметов одежды, смущаясь, выбирает пару колец и длинную низку золотых оберегов для вплетания в волосы, зато с энтузиазмом складывает в вышитый мешочек разнообразные носители информации и мелкие забавные дивайсы типа радиоуправляемого спутникового приёмника на антигравитации, выполненного в муданжских традициях в форме стрекозы, или часы со спидометром или гибкий кожаный мобильник. Я вообще заметила, что Азамат любит мелкие вещицы, чем мельче, тем лучше.

Пока я прикидываю, нужны ли мне ещё одни аметистовые серьги или всё-таки не жадничать и послать их Сашкиной жене, Азамат вылавливает из мешка зип-пакет с клубком чёрной пряжи.

-- Гляди, кто-то прознал, что ты гобелен Учоку плетёшь, -- говорит муж, протягивая мне пакет. -- Это нитки для него.

-- Откуда ты знаешь, что именно для гобелена? -- удивляюсь я.

-- А ты посмотри, на что намотаны.

Я разглаживаю пакет и присматриваюсь. Из клубка торчат деревянные голова, хвост и лапы какой-то птицы, похожей на ворону.

-- Бормол, что ли? -- спрашиваю.

-- Ага, бормол, которым призывают благосклонность бога, -- подтверждает Азамат. -- Учок-хон вороном перекидывается, это его птица, вот тебе и чёрная пряжа -- на гобелене воронов выплетать.

-- Погоди, а откуда кто-то может знать про гобелен, если я его начала плести перед самым отъездом сюда, а эти мешки у нас лежат уже пару месяцев как минимум?