Секретная карта - Майкл Стэкпол

Она кивнула и отошла. Он натянул лук и прицелился. Джорим медлил, пытаясь прикинуть расстояние и чувствуя, как палуба под ним вздымается и опускается. Он позволил себе слиться с этим ритмом и наконец выстрелил.

Стрела попала в цель. Мерцающий зеленым фонарь на вершине главной мачты сорвался и прочертил сияющий след в темноте, словно падающая звезда. Ударившись о палубу, он взорвался, разбрызгивая горящее масло. Палуба загорелась, огонь охватил мачту. Несколько пляшущих дьяволов превратились в живые пылающие факелы. Они, шатаясь, двигались по палубе. Корабль покачивался, и жидкий огонь распространялся все шире; воспламенялись снасти и остатки парусов, взорвался еще один фонарь, за ним следующий.

Что бы ни заставляло «Волка Волн» двигаться вперед, — оно исчезло. Охваченный пламенем корабль развернуло бортом по ветру. Облака на небе сомкнулись, но судно оставалось видимым, вздымаясь на вершину огромных валов, и пропадало, проваливаясь вниз. Они видели пылающий корабль целиком, а в следующее мгновение — напоминавшие горящие свечи мачты. Наконец даже мачты стали не видны. «Волк Волн» исчез.

Энейда Грист повернулась к Джориму.

— Видимо, стоит поздравить вас с удачным выстрелом?

Он покачал головой.

— Я был бы счастлив знать, что это были последние морские дьяволы, встретившиеся по пути. Но не думаю, что это так.

— И я не думаю. — Она вздохнула. — На самом деле очень похоже, что вы только еще больше разозлили их.

Глава сорок первая

Третий день Месяца Тигра года Крысы.

Девятый год царствования Верховного Правителя Кирона.

Сто шестьдесят второй год Династии Комира.

Семьсот тридцать шестой год от Катаклизма.

Долосан.

Противная естеству природа западных пределов Долосана по дороге в Иксилл беспокоила Моравена, он сам от себя такого не ожидал. В жизни ему довелось многое повидать, но ничего, вроде Пустошей, встречать прежде не доводилось. В то же время все вокруг казалось ему смутно знакомым, напоминавшим полузабытый сон.

В западных пределах встречались места, которые, казалось, вообще не имеют отношения к этому миру. Путникам потребовался день, чтобы пересечь заросшую темно-бордовыми растениями с тяжелыми голубыми цветами долину. Их стебли и листья пульсировали. Лошади отказались есть эти растения. Тайрисса сорвала цветок, и тут же словно рябь прокатилась по долине: цветы поочередно захлопнулись длинной полосой. Келес раскопал почву, и они уверились, что корни растений объединены, образуя сеть.

А потом долина начала смещаться. Двигалась сама земля, долина углублялась, принуждая путников поторопиться. Ни разу, впрочем, дело не доходило до грани, за которой им угрожала бы опасность быть раздавленными. Изменения происходили неторопливо и мягко. Моравен чувствовал, что долина подталкивает их вперед, словно живая; так пальцем стряхивают с листа гусеницу.

Он взглянул на вирука, рысцой двигавшегося рядом.

— Ведь эта долина не может быть живым существом?

— Не в большей степени, чем джианриготы; однако это не мешает им двигаться.

Им попадались все более странные вещи. Каждая следующая долина или равнинный участок были словно перестроены заново согласно какому-то плану. Они ехали через луг, когда Рекарафи вдруг остановился, как вкопанный, а потом принялся бродить с отсутствующим видом. Кирас шепотом произнес:

— В Тирате есть манускрипты, очень древние. На них изображены давно вымершие растения.

Он оглядел цветы и продолжил:

— Именно так они и выглядят.

Воин подъехал к вируку.

— Если хотите, мы можем побыть здесь какое-то время.

— И позволить мне провалиться в прошлое, которого уже не вернуть?

— Позволить вам погрузиться в радостные воспоминания.

Рекарафи внимательно посмотрел на Моравена.

— Даже счастливые воспоминания могут приносить боль. Противоречие…

Моравен отъехал, чтобы вирук мог побыть один. Слова существа, куда более древнего, чем люди, отозвались в его душе. В Пустошах было что-то неопределенное, что Моравену решительно не нравилось. Он пытался приписать свои чувства постоянному ощущению присутствия магии, однако прежде магия не вызывала у него никакой неприязни. Он привык управлять магией, а теперь ощущение неуверенности заставляло его постоянно быть настороже. Это выматывало.

Однако как бы беспокойно ни было на душе у Моравена, Кирас чувствовал себя еще хуже, и его учителя это волновало. Он был не так юн, как Кирас, когда впервые ощутил прикосновение джейдана, и перед этим он долго учился — в нескольких школах. Ничего из этого Моравен не помнил, но знания остались, и Мастер Ятан помог ему восстановить навыки, хотя память так и не вернулась.

Школа серрианцев научила его выдержке и умению учиться на собственном опыте. Он быстро схватывал знания, и вскоре сумел достичь уровня мастерства, достаточного для обретения магической силы. Фойн Ятан оценил его талант и возможности. Его заботила и дальнейшая судьба Моравена, он простыми словами объяснил ученику, что тот добрался до жизненного перекрестка. Если он станет рассматривать джейданто как нечто, дающее власть, эта сила исковеркает его. Он будет жить долго, очень долго, но потеряет покой.

Моравен принял близко к сердцу наставления Мастера Ятана и стал учиться сдерживать новообретенную силу. Однако учился он медленно. Лишь со временем Моравен понял глубину слов учителя. Он так и не смог забыть ужас в глазах юного Матута, когда на дороге в Морианд, не задумываясь, убил напавших на путников разбойников. С этого дня Толо избегал сражения, если это было возможно. Он избегал убийства, если приходилось драться. В противном случае он убивал быстро и почти безболезненно.

Кирас же пока не осознал разницы между совершенствованием мастерства и последствиями применения военных навыков. Он утверждал, что в убийстве бандитов в Асате не было ничего плохого, оно было необходимо, чтобы предотвратить шумиху вокруг исчезновения Келеса. Моравен соглашался и с тем, и с другим. Иначе он не стал бы убивать противников. Конечно, смерть негодяев мало что значила. Хотя любившие их, конечно, наверняка горевали. Но для Моравена важнее было другое.

Он не помнил всех своих жертв, и полагал, что дар джейданто помог ему освободиться от большинства неприятных воспоминаний. Но не от всех. Он убивал на полях сражений, на большой дороге, на поединках. Он помнил, каково это — чувствовать, как лезвие меча входит в плоть живого человека, распарывая живот, помнил, как кричат, когда отрубленная рука или нога отделяется от тела. Каждый раз, когда приходилось отнимать жизнь, Моравен приходил в подавленное состояние. Я совершенствуюсь, лишая этой возможности других.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});