Пелопоннесская война - Дональд Каган

флота, оно отменяло его преступный статус, а также связанную с ним угрозу преследования, но при этом, возможно, оставляло Алкивиада в том же положении, в котором он пребывал осенью 415 г. до н. э., будучи обвиненным в злодеяниях, но еще не представшим перед судом: для окончательной реабилитации ему пришлось бы явиться в Афины. И хотя главные враги Алкивиада уже были либо мертвы, либо отстранены от власти, которая теперь находилась в руках его единомышленников, он предпочел не возвращаться в Афины сразу, под приветственные крики благодарного населения и в роли человека, которого полностью оправдали и которому ничто не угрожает. Его выжидание продлилось около четырех лет, до лета 407 г. до н. э. Как поясняет Плутарх, Алкивиад «считал, что возвращаться надо не с пустыми руками, не жалостью и милостью толпы, но с подвигами, со славою» (Алкивиад 27.1). Но скорее всего, он откладывал свое появление потому, что все еще боялся судебного преследования.

Новая власть отнюдь не была уверена в прочности своего положения. Хотя некоторая часть крайних олигархов сразу же бежала из города, ситуация оставалась настолько нестабильной, что кое-кто из них решился остаться и, возможно, даже надеялся на возвращение своих позиций. Умеренным приходилось действовать очень осторожно, ведь, несмотря на их ведущую роль в свержении Четырехсот, многие из них сами когда-то были членами этой группы. Им следовало не только быть начеку, пресекая попытки радикалов восстановить олигархию или совершить государственную измену, но и попытаться как-то отделить себя в общественном сознании от этих радикалов, вместе с которыми они еще недавно заседали в Совете четырехсот. При этом одно из первых официальных мероприятий, проведенных новым режимом, было довольно странным: собрание вынесло постановление против трупа Фриниха, предъявив покойнику обвинение в измене. После того как он был признан виновным, его останки извлекли из могилы и перенесли за пределы Аттики, его дом разрушили, собственность конфисковали, а приговор и постигшую его кару начертали на бронзовой стеле. По-видимому, это постановление было попыткой угадать настроения масс, покарав человека, у которого было множество врагов и который и так уже был благополучно мертв. Тем не менее на суде от имени Фриниха выступили Аристарх и Алексикл, и это заставляет предположить, что оба радикала по-прежнему чувствовали себя в достаточной безопасности, чтобы публично защищать своего сподвижника.

После того как прецедент был успешно создан, умеренные начали принимать меры против живых радикалов. Писандр, по-видимому, сумел скрыться, не дожидаясь приговора, но судебные иски все же были поданы против трех других олигархических лидеров – Архептолема, Ономакла и Антифонта. Они обвинялись в измене путем переговоров со спартанцами «к великому ущербу для города» (Плутарх, Моралии 833E). Ономакл, кажется, бежал, но Архептолем с Антифонтом остались, готовые защищать себя в суде: они знали, что чуть ранее Полистрата, члена Совета четырехсот, отпустили на свободу, наказав лишь денежным штрафом, а многих других, по-видимому, оправдали полностью. Однако же этих двух олигархов приговорили к смерти и казнили с таким же позором, как и Фриниха. Бронзовую стелу с описанием приговора и постигшей их участи предстояло воздвигнуть рядом со стелой Фриниха, а на месте, где когда-то стояли их дома, должны были быть установлены камни с надписью: «[земля] Архептолема и Антифонта, предателей» (Плутарх, Моралии 834A).

Судьба Архептолема и Антифонта должна была подтолкнуть оставшихся радикалов к бегству, устранив всякую угрозу со стороны изменников в будущем. Вероятно, их осуждение также привлекло к умеренным народные симпатии и придало им решимости. Фимохар сохранил за собой должность наварха, а Ферамен, достаточно уверенный в своих силах, отплыл на Геллеспонт, где соединился с Фрасибулом и Алкивиадом. Теперь умеренные могли заняться решением ключевого вопроса: как выиграть войну.

ГЛАВА 32

ВОЙНА НА ГЕЛЛЕСПОНТЕ

(411–410 ГГ. ДО Н.Э.)

Очень скоро новое правительство столкнулось со смертельной угрозой от внешнего врага: малочисленный пелопоннесский флот подошел к Византию – важнейшему городу на Босфоре – и склонил его и соседние города к восстанию против Афин, поставив под удар снабжение столицы зерном и само существование афинского государства. Фарнабаз, сатрап северной части Малой Азии, призвал спартанцев срочно направить в регион еще больше кораблей, чтобы воспользоваться представившимся шансом, но Миндар действовал слишком медленно.

ФАНТОМНЫЙ ФИНИКИЙСКИЙ ФЛОТ

По условиям договора с Персией Спарта была обязана и дальше сотрудничать с Тиссаферном в Ионии. Хотя сатрап, следуя своему обыкновению, по-прежнему выплачивал спартанцам жалованье от случая к случаю и в недостаточном объеме, он пообещал привести в Эгеиду финикийский флот. Объединив его с флотом пелопоннесцев, спартанцы получили бы возможность добиться победы в войне на море. По этой причине им приходилось быть терпеливыми с Тиссаферном, сколько бы он ни тянул с выполнением своих обещаний. На деле же финикийский флот численностью в 147 кораблей доплыл только до Аспенда, что на южном побережье Малой Азии, но не двинулся дальше, так как сатрап по-прежнему был настроен добиться истощения греков с обеих сторон.

Миндар прождал в Милете больше месяца, пока наконец не получил известие о том, что Тиссаферн обманывает спартанцев и что финикийские корабли уже держат путь домой. На этом ожиданиям спартанцев пришел конец. Теперь они были свободны от договорных обязательств и имели право уйти к Фарнабазу на Геллеспонт.

Но чтобы добраться туда, наварху требовалось провести свои семьдесят три корабля мимо семидесяти пяти афинских трирем, преграждавших ему путь на Самосе. Миндар предпочел дать битву в тесных водах Геллеспонта, где берег всегда был бы поблизости, а флот мог бы рассчитывать на поддержку сухопутного войска персов. За главного на Самосе был оставлен неопытный Фрасилл, который, судя по всему, до этого ни разу не командовал ни кораблем, ни пешим отрядом, но при этом смог подняться в звании от простого гоплита до стратега благодаря тому, что сыграл одну из первых ролей в предотвращении восстания олигархов на Самосе. Успешно справившись с этим восстанием, он очень скоро столкнулся с еще одним вызовом: мятежи вспыхнули в городах Мефимне и Эрессе на острове Лесбос. Афинских сил на острове вполне хватало на то, чтобы справиться с Мефимной, Фрасибул же с небольшой эскадрой отправился на усмирение Эресса. Хотя Фрасиллу следовало тотчас же плыть к Хиосу, чтобы не дать Миндару прорваться в Геллеспонт, он вместо этого поспешил на Лесбос, взяв с собой пятьдесят пять кораблей и оставив остальные охранять афинскую базу на Самосе. Его замысел состоял в том, чтобы напасть на Эресс и в то же время заставить Миндара задержаться на Хиосе, разместив сторожевые посты на обеих оконечностях острова и на материке. Он планировал оставаться на Лесбосе в течение долгого времени, используя его как базу для нападений на спартанцев на Хиосе.

Пытаясь достигнуть слишком многого сразу, Фрасилл не справился со своей главной задачей. Миндар задержался на Хиосе всего на два дня, которые потребовались для того, чтобы погрузить на корабли припасы, необходимые для быстрого броска к Геллеспонту, а затем резко взял курс через стесненные воды между Лесбосом и материком, чего афиняне совершенно не ожидали. Прорыв завершился успехом, и к полуночи он благополучно достиг входа в Геллеспонт, проделав путь в 180 километров примерно за двадцать часов. Миндар не только перенес боевые действия на новую территорию, но и изменил весь ход войны. То, что афиняне не сумели помешать этой дерзкой и остроумной операции, стало серьезным просчетом, поставившим под угрозу само существование их города.

БИТВА ПРИ КИНОССЕМЕ

Афинская эскадра бросилась в погоню, но не успела помешать Миндару соединиться с пелопоннесским флотом в Абидосе – городе, служившем пелопоннесцам морской базой в Геллеспонте (см. карту 24). Афиняне, которыми теперь командовал Фрасибул, в течение следующих пяти дней разрабатывали план предстоящего сражения и готовились к нему, а затем, выстроив свои семьдесят шесть кораблей в одну линию, вошли в Геллеспонт, двигаясь вдоль берега Галлипольского полуострова. У Фрасибула не было другого выбора, кроме как наступать, ведь на кону стоял жизненно важный зерновой маршрут. И поскольку у спартанцев не было никаких причин выходить в открытое море, афинянам пришлось вступить с ними в схватку в стесненных водах Геллеспонта.

На стороне спартанцев, имевших восемьдесят шесть кораблей, был численный перевес, к тому же они могли не отходить далеко от своей базы и выбирать время и место сражения. Используя эти преимущества, Миндар выстроил свои корабли в боевую линию, протянувшуюся на двенадцать километров от Абидоса до Дардана. Сиракузян он разместил на правом фланге, уходившем вглубь Геллеспонта, а сам принял командование над левым флангом,