Легенды II (антология) - Роберт Силверберг

Вскоре после второго завтрака пришел Касинибон.

— Ну так что, к озеру?

— К озеру.

Атаман повел его через всю крепость, спускаясь все ниже. Самый нижний коридор вывел их на посыпанную гравием тропу, плавными извивами сходившую к красному озеру. Их, к удивлению Фурвена, никто не сопровождал. Касинибон шагал впереди, явно не опасаясь нападения с его стороны.

«Я мог бы достать свой нож, — думал Фурвен, — приставить ему к горлу и заставить его поклясться меня отпустить. Или просто сбить его с ног, стукнуть пару раз головой о камень и убежать. Или...»

Нет, все это пустые мечты. Касинибон хотя и мал ростом, но с виду силен и ловок. Если Фурвен вздумает на него напасть, то наверняка пожалеет об этом. А в кустах, возможно, спрятаны телохранители главаря. И если Фурвен даже исхитрится совладать с противником и удрать, то что толку? Люди Касинибона его выследят и через час доставят обратно.

«Я его гость, — сказал себе Фурвен, пусть все пока так и остается».

У озера их ждали два верховика. Один — тот самый горячий скакун густо-бордовой масти с огненными глазами, на котором Фурвен приехал из Дундлимира, другой коротконогий и желтый, напоминающий ездовую крестьянскую клячу.

Касинибон сел на него и жестом предложил Фурвену следовать за ним.

— Барбирикское море, — заговорил атаман механическим голосом гида, — насчитывает около трехсот миль в длину, но в самом широком поперечном месте составляет не более двух тысяч футов. На обоих концах его замыкают практически непреодолимые утесы. Мы так и не сумели найти питающие его источники, но во время дождей оно наполняется целиком.

Вблизи озеро больше, чем когда-либо, походило на гигантскую лужу крови. Густой красный цвет делал воду совершенно непрозрачной. В ней не было видно никакой жизни, лишь пылало огненным диском отраженное солнце.

— Живет ли в нем кто-нибудь? — спросил Фурвен. — Кроме ракообразных, придающих ему этот цвет?

— Да, конечно. Ведь это вода, хоть и красная. Мы каждый день ловим в нем рыбу, и улов очень неплох.

Тропа, на которой едва умещались двое животных, отделяла озеро от высоких красных дюн. Следуя вдоль берега на восток, Касинибон продолжал исполнять роль гида. Он показал Фурвену растение с мясистыми лиловатыми пальчиковыми листьями, прекрасно себя чувствующее в этих песках и сплошняком покрывающее склоны дюн. Показал желтошеюю хищную птицу, парившую в небе — она то и дело срывалась вниз и выхватывала что-то из воды, — а также круглых мохнатых крабов, которые, как мыши, копошились на берегу, ища себе пропитание в красном иле. Касинибон приводил их научные названия, но они тут же выветрились у Фурвена из головы. Фурвен никогда не старался расширить свой кругозор в области естествознания, хотя обитатели дикой природы по-своему занимали его. Зато Касинибон, явно влюбленный в этот край, знал тут каждую козявку и былинку. Фурвен, вежливо слушавший его, находил все эти мелочи скучными и ненужными.

Багряный цвет Барбирикского моря оказывал на него сильное действие. Красота такого рода ошеломляла. Весь мир точно окрасился в алый цвет: за вершинами дюн ничего не было видно — только красное озеро и пески слева, барьер из красных дюн справа да купол неба над головой, отражающий все это в чуть более бледном оттенке. Красное, красное, красное — оно обволакивало Фурвена, запекало в себе, и он полностью отдался этому ощущению.

Касинибон заметил, что он молчит.

— Чистейшая поэзия, верно? — гордо произнес атаман, обводя рукой оба берега, небо и темную громаду своей крепости позади. Проехав по долине около полулиги, они сделали остановку. Все здесь казалось таким же, как в начале пути — одно только красное со всех сторон. — Для меня это постоянный источник вдохновения, и с вами, уверен, будет то же самое. Вы создадите здесь свой шедевр. Поверьте мне, я знаю.

В искренности Касинибона можно было не сомневаться, но Фурвена возмутило то, что атаман вторгся в его сокровенные мысли, а слово «шедевр» заставило его поморщиться. Он не хотел даже слышать о шедеврах после своего ночного полусна, в котором собственный мозг посмеялся над его амбициями, приведя его к самому порогу чего-то возвышенного, но недоступного ему.

— Боюсь, что муза на какое-то время меня покинула, — ответил он вслух.

— Она вернется. Из того, что вы мне сказали, я заключил, что склонность к поэзии у вас врожденная. Случалось ли вам не сочинять ничего в течение долгого срока — ну, скажем, неделю?

— Пожалуй, что нет. Не помню. Стихи приходят, повинуясь собственному ритму. Я этого даже не сознаю.

— Через неделю, через две, но они придут. Я знаю. — В голосе Касинибона слышалось странное волнение. — Великая поэма Айтина Фурвена, созданная им, пока он гостил у Касинибона Барбирикского! Я даже смею надеяться на посвящение — или это уж слишком?

Это становилось невыносимым. Почему весь мир будто сговорился вылущить из него, Фурвена, нечто великое?

— Позвольте поправить вас снова. Я ваш пленник, Касинибон, а не гость.

— Хорошо уже то, что вы говорите это без гнева.

— Что пользы злиться? Но когда человека держат у себя ради выкупа...

— Выкуп — некрасивое слово. Я предпочитаю, чтобы ваша семья заплатила за право вашего проезда по моей территории, раз уж вы сам не в состоянии это сделать. Можете называть это выкупом, если хотите, только для меня это обидно.

— В таком случае я беру свои слова назад. — Фурвен по-прежнему скрывал раздражение за деланной беззаботностью тона. — Не в моих правилах обижать хозяина дома, у которого я гощу.

Вечером они пообедали вместе, только вдвоем, в большом, гулком, освещенном свечами зале. Слуги-хьорты в ярких ливреях сновали туда-сюда с нелепой важностью, которую любят напускать на себя представители этой малопривлекательной расы. Сначала подали компот из неизвестных Фурвену фруктов, затем нежнейшую рыбу в темном, похожем на медовый, соусе, затем несколько сортов зажаренного на решетке мяса с гарниром из овощей. Каждое блюдо сопровождалось безупречным подбором вин. Фурвен порой замечал в коридоре за дверью фигуры других разбойников, но в комнату они не входили.

Касинибон, раскрасневшись от вина, стал откровенно говорить о себе. Трогательно было смотреть, как ему хочется заслужить дружбу своего пленника. Он тоже был младшим, третьим сыном графа Кеккиноркского. Фурвен не знал места под названием Кеккинорк, и Касинибон пояснил:

— Это в двух часах хода от побережья Великого моря. Мои предки добывали там красивый голубой камень, известный как морской шпат. Коронал лорд Пинитор в старину использовал его для отделки стен города Бомбифаля. Когда работы завершились, некоторые из горняков решили не возвращаться на Замковую гору и зажили в Кеккинорке, на краю Великого моря — зажили как вольные люди, вне досягаемости понтифекса и коронала. Граф, мой отец, был шестнадцатым обладателем этого титула по прямой линии.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});