Самое Тихое Время Города - Екатерина Кинн

– Куда пришли? – возмутилась Анастасия. – Катя-то где?

– В Лукоморье пришли. Мы так и хотели. А до Дуба и сами дойдем. Что там идти-то?

– Тогда чего мы ждем? Пошли!

Они шли целый день. Шли и шли – но дерево не становилось ближе. Они бежали – но дерево не приближалось. Наконец, сдавшись, оба сели, вернее, плюхнулись на какой-то бугорок, тяжело дыша.

– Нет, так мы не дойдем.

– Чертово яйцо, ты чего не катишься?

Яйцо лежало, застывшее и тяжелое, как литая золотая капля.

– Подожди. Да не пинай ты его!

Анастасия утихомирилась. Всхлипнула.

– Ну-ну. Мы почти у цели.

– Почти. Вот именно «почти»… Мы не туда идем.

– То есть?

– Понимаешь, – возбужденно заговорила Анастасия, – мы идем ПРЯМО. К дереву. А надо ОТ Дерева!

– Мы не можем идти назад. Условие забыла?

– Нет. Но мы можем идти МИМО дерева. И придем К дереву! Давай вставай, пошли! Скорее!

Оно было и дубом, и ясенем, и всеми другими деревьями одновременно, и в то же время каждым – отдельно. Его обвивала золотая цепь, из-под корней бил холодный синий источник, уходящий полноводным потоком к морю. Здесь было удивительно спокойно – но не так спокойно, как бывает, когда читаешь сказку. Не так тепло и беспечно, как у бел-горюча камня. Здесь было тихо, спокойно и… пустынно – как пустынно бывает в мифе творения.

Они увидели, как слева из-за дерева почти бесшумно вышел огромный белый олень, и на тускло-золотых рогах его было по девять отростков. Он склонил гордую шею и сделал несколько глотков из синего источника – и ушел туда же, откуда пришел, в густой туман между деревьями. Анастасия с Игорем переглянулись. Странное место. Какое-то не то тут было Лукоморье.

Игорь медленно подошел к источнику и наклонился над водой. Что-то темное колыхалось там, прямо над ключом. А потом, попав в восходящий поток, оно всплыло. И на Игоря уставился черный бездонный глаз.

– Тьфу ты! – отскочил он.

Глаз покрутился в воде и исчез в глубине.

– Что тут творится? – прошептала Анастасия.

– Не знаю, – шепотом ответил Игорь. – Давай-ка спрячемся…

– Нам нельзя назад, – прошипела Анастасия. – Никуда не пойду. Давай лучше пойдем вокруг дерева.

В ручье мелькнула темная рыбья спина, и огромный не то осетр, не то лосось выпрыгнул, на лету схватив упавший сверху не то орех, не то желудь. В листве послышалось возмущенное стрекотание, и из ветвей выглянула белка. Большая, слишком большая белка, медно-рыжая, изумительно красивая, пламенная на темно-зеленом. Пострекотав, она снова исчезла, и, словно белка спугнула их, с ветвей чуть повыше взмыли вверх два огромных ворона и скрылись в туманном небе, громогласно каркая. И стало тихо-тихо.

– И что еще оттуда вылетит? Или выпадет? – еле слышно прошептал Игорь.

И словно в ответ ему, из гущи ветвей к корням, в источник, упал человек. Точнее, полуразложившийся труп. Нагой, с веревкой на шее, с копьем, покрытым рунами, в груди.

– Ай! – взвизгнула Анастасия.

– Тихо, – прошипел Игорь.

Висельник всплыл из омутка уже целый. Встал. Легко вынул из груди копье и обвел все вокруг себя взглядом. У него был один глаз. Точно такой же, что и тот, в источнике… Висельник словно бы не заметил их. Повернул налево и быстро, чуть ли не прыжком, исчез в тумане.

– Слушай, давай отсюда, а? – прошептала Анастасия. – Идем направо, там, видишь, нет тумана, там солнце сквозь ветви… Скорее только пошли.

Они нырнули под низкие ветви справа, словно в зеленый длинный коридор. С одной стороны был коричневый ствол, который и сто человек не обхватили бы, а справа – зеленая, пронзенная золотыми лучами стена листвы. Они шли, словно по длинному коридору или винтовой лестнице, долго-долго. А потом впереди забрезжил яркий и чистый-чистый солнечный свет, и послышались голоса.

– Нет, – мягко, бархатно басил один. – Вы не понимаете, сударь мой.

– Я не понимаю? – отвечал мелодичный, чуть грассирующий тенорок. – Я, мсье, все понимаю, и даже больше, чем вы говорите!

– Как можно понимать то, чего я еще не сказал? – удивлялся бас. – Вы же не знаете, что я имею в виду.

– В виду мы имеем окружающее, – резонно ответил тенор. – Причем только то, на которое мы смотрим. А иное окружающее мы не имеем в виду. И даже в рассмотрении не имеем. Потому что туда не смотрим! Стало быть, его и нет в нашем рассмотрении! А вот если мы закроем глаза-а-а, – патетическим шепотом продолжал тенор, – то мы вообще ничего не сможем иметь в виду и в рассмотрении. Потому что для нас все перестанет существовать.

– По-вашему, сэ-э-эр, я не существую? – вступил третий голос, интеллигентный баритон.

– В настоящий момент не существуете, поскольку я вас не вижу, – напыщенно ответил тенор.

– А вот та-а-ак? – протянул баритон.

– Не существуете! Существует ваша улыбка, да, но не вы!

И тут послышался четвертый голос. Анастасия открыла рот и беззвучно ахнула.

– Ты суслика видишь? Не видишь. И я не вижу. А он есть! – захихикал детский голос.

– Вот! – торжествующе пророкотал бас. – Устами младенца, как говорится!

– Я не младенец, – обиделся детский голос.

– А я, между прочим, не суслик, – отрезал баритон.

На поляне стоял стол, покрытый белой кружевной скатертью. Огромная ветка дерева давала тень и заодно закрывала поляну от возможного дождя. Сквозь листву весело било солнце, и вся поляна была пятнистой, как шкура зеленого леопарда.

Вокруг стола стояли плетеные кресла, на столе – фарфоровые чашечки, огромный самовар распространял вкусный смолистый запах, в корзиночках красовались фрукты, печенье, конфеты, а на блюде – огромный красивый торт, уже изрядно подъеденный, рядом несколько вазочек с разноцветными вареньями. За столом сидели три кота. Один – классический сибиряк, серый-полосатый, усатый, вальяжный, с прекрасными зелеными глазами, почему-то очень знакомыми Игорю. У кого-то еще были точно такие же глаза. Только он никак не мог вспомнить у кого. Кот сидел, подперев щеку лапой, и помешивал сахар в чашечке. Вид у него был барский. Он как раз и говорил басом.

Тенор был худощав и строен, гладкошерстный, шоколадный, желтоглазый, неимоверно элегантный. Он горделиво подкручивал вибриссы и качал обутой в красный ботфорт лапой. На столе рядом с ним лежала щегольская шляпа с белым пышным пером, а с плеча спадал мушкетерский плащ. В его передней лапе был бокал с красным вином. Бургундским, подумал Игорь.

Третий, баритон, был… не совсем был. То есть он проявлялся прямо на глазах, как фотография в проявителе. И еще он улыбался. Он был какой-то весь как коричневый костюм в крапинку, или елочку, или птичью лапку. То есть он был просто пестрый, но все равно казалось, что он одет в элегантный костюм модной прошловековой расцветки, а на шее у него был черный элегантный галстучек-бабочка.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});