Люди как боги (сборник) - Сергей Снегов

В парке меня разыскала Мери.

– Эли, здесь божественно хорошо! Как бы порадовался наш Астр, если бы попал сюда вместе с нами!

– Не надо вспоминать Астра, Мери! – попросил я.

Мы долго бродили по парку. Давно отгремел праздник, гости ушли спать, хозяева пропали, а мы по-прежнему любовались феерией, превращенной в быт, – на исходе ночи она демонстрировалась только для нас.

Потом, уставшие, мы уселись на скамейку. Мери положила голову мне на плечо, а я вспомнил Землю и Ору, первую встречу с Мери в Каире, Фиолу, сумасбродную любовь к прекрасной змее, так бурно вспыхнувшую и так незаметно угасшую, наше путешествие в Плеяды, оба вторжения в Персей…

А затем место прошлого заняло настоящее, но не то, радостное, в котором я сейчас находился, – нет, я думал о галактах, об их совершенной самоублаженности, о слепом ужасе смерти, которая чудится им за пределами их звездных околиц. И мне до боли в сердце захотелось опровергнуть их, обвинить в эгоизме, возродить былую ответственность за судьбы иных звездных народов, влить в их спокойную кровь человеческое беспокойство…

Я сказал Мери:

– Ты права: Астру бы здесь понравилось. Воображаю, как бы он плясал с Гигом и кувыркался в воздухе с Трубом.

– Не надо! – сказала она. – Ради бога, Эли!

…С той ночи прошло много лет. Я сижу на веранде в нашей квартире на семьдесят девятом этаже Зеленого проспекта, той самой, что когда-то мы занимали с Верой. Вера недавно умерла, прах ее, нетленный, покоится в Пантеоне. Скоро и мы с Мери умрем – бессмертие галактов людям пока что не дается. Я не жалуюсь. Я не боюсь смерти. Я прожил хорошую жизнь и не боюсь вспоминать прошлое.

А внизу, под нашими окнами, в центре Зеленого проспекта, высится хрустальный купол – мавзолей Астра. Я не буду вызывать авиетку, чтобы опуститься к куполу. Я закрываю глаза и вижу, что в нем и что вокруг него. У мавзолея днем и вечером – посетители, их очередь иссякает лишь к поздней ночи. А внутри, в нейтральной атмосфере, – он, наш мальчик, маленький, добрый, кажется, и в смерти энергичный, и такой худой, что щемит сердце. А у входа никогда не меркнущая надпись: «Первому человеку, отдавшему свою жизнь за звездных друзей человечества». Эту надпись сочинил Ромеро, я видел слезы в его глазах, когда он предлагал ее Большому Совету, видел, как плакали члены Совета. Я благодарен Ромеро, я всем благодарен, мне хорошо. У нас с Мери нет ничего своего, кроме совместно прожитой жизни и трупика сына, ставшего святыней человечества, – так много у нас, так бесконечно много! Мне хорошо, и я не буду плакать.

Последний раз в своей жизни я плакал тогда, ночью, на великолепной планете галактов, под их радостными деревьями, источающими сияние и аромат, – и Мери, обняв меня, плакала вместе со мной…

11

Нас повезли на пустынную планету – галакты переделывали ее для жизни.

Эта поездка занимала меня больше, чем знакомство с бытом галактов в их райски благоустроенных обителях.

Ромеро иронизировал, что поиски совершенства захватывают меня сильнее, чем совершенство достигнутое.

– Вы весь в пути, – сказал он на планетолете. – И, не обращая внимания на очередную станцию, нетерпеливо стремитесь к следующей, чтоб так же стремительно пролететь мимо.

Планету называли Массивной. Она и вправду была массивной: исполинский камень, скалы и пропасти без дна, гигантские трещины от полюса к полюсу, горные цепи. И ни намека на атмосферу, ни следа воды, даже ископаемой! Я должен признать, что если в инженерных решениях мы и превосходили галактов, то целеустремленности и смелости замыслов нам стоит у них поучиться.

Горы покрывала плесень, бурая, неприятная на ощупь, – и они таяли на глазах. Это не были бактерии, творящие жизнь, как у Мери, эти мхи лишь разлагали камень на химические элементы. Наши атмосферные заводы на Плутоне работали интенсивней. Но они переделывали лишь незначительную часть планеты, а мхи галактов покрывали все, мертвая планета источала азот и кислород, по ней текли ручьи и реки, заполняя впадины – будущие моря. И это было только начало.

И снова люди пошли бы иным путем. Мы бы привезли рыб, зверей, птиц, посадили растения, уже известные в других мирах. А галакты не колонизировали свои планеты, а развивали то, что подходило каждой.

На Массивной с ее большой гравитацией они выводили породы легких существ – с небольшой массой, мощной мускулатурой, крыльями. Эволюционные их возможности были рассчитаны с глубиной, показавшейся нам невероятной. Новообразованные воды были уже населены простейшими, состоящими из нескольких клеток. Нам показали на моделях, во что они разовьются со временем. В них ввели гигантскую силу усовершенствования.

А в конце недлинного ряда преобразований – не миллиарды земных лет естественной эволюции, а всего лишь тысячи – должны были возникнуть новые разумные существа, чем-то похожие и на ангелов, и на шестикрылых кузнечиков, и на самих галактов. И галакты говорили о них так, словно они уже существовали реально.

– Создадут, – восторгался немногословный, но сияющий Лусин. – Мы – чепуха. ИНФ – кустарщина. Галакты – творцы. Величайшие! Пойду в ученики.

Мери успехи галактов тоже волновали, но по-иному.

– Они все-таки не додумались выводить штаммы бактерий, преобразующих одни элементы в другие. Их строительные микробы меняют связи между атомами, но не вторгаются в ядро. Как они изумились, когда я показала наши металлопереваривающие бактерии!

– Отлично, Мери! Рад, что ты не дала им окончательно расхвастаться. Роль младшего брата при галактах мне что-то не по душе.

И чем внимательнее я изучал работу галактов на Массивной, тем чаще возвращался к тому, о чем уже размышлял раньше, – но теперь мои мысли были определенней. Нет, думал я, как бы изменилось развитие жизни во Вселенной, если бы галактов не загнали в их звездные резервации! Гонимые боги, могущественные вечные пленники, бессмертные парии, страшащиеся высунуть нос за ограды своих планетных гетто… Какое же гигантское ускорение приобретет разумная жизнь, если помочь этим жизнетворцам выбраться в очищенное от разрушителей пространство!

После осмотра Массивной Граций сказал:

– Готовь речь к галактам. Мы возвращаемся на нашу планету. Оттуда устроим передачу на все спутники Пламенной и на дружественные звездные системы. Аудитория будет обширная, друг Эли!

Все мы волновались, не я один.

Обычно Ромеро в невозмутимости мог поспорить с Орланом, не уступил бы в самообладании ни одному галакту – но и на Ромеро не было лица. Даже Гиг утратил всегдашнюю жизнерадостность, а у Труба уныло обвисли крылья. Мне пришлось забыть, что я сам не в себе, и подбодрить товарищей. Я улыбнулся Гигу, похлопал Труба по крылу, перекинулся несколькими словами с Орланом. Мери сказала мне:

– Ни пуха ни пера, Эли. – И добавила, увидев, что я удивился: – Старинное заклинание, оно к добру, а не ко злу. А меня нужно в ответ послать к черту.

Послать ее к черту я постеснялся, но мысленно выругался. «Черт проклятый!» – подумал я, усмехнувшись.

Граций с Тиграном ввели нас в пустой зал с двумя столами. За первым разместились оба галакта, Ромеро, Орлан и я, за вторым – наши товарищи. Ромеро по дороге сказал:

– Сегодня Орлан с Осимой подсчитали, что при таких темпах Аллану потребуется тысяча лет, чтобы добраться до Третьей планеты, и ровно пять тысяч, чтобы притопать к первой звездной системе галактов. Разумеется, когда у тебя в запасе вечность, что стоит потерять одно-другое тысячелетие…

Если бы Ромеро не прошептал этих слов и если бы его ухмылка не была такой издевательской, я, вероятно, держался бы мягче. Но сейчас жребий выпал на спор: нападение, а не уговоры.

Вокруг были лишь тускло светящиеся стены, сходившиеся вверху куполом. Но если сами мы никого не видели, то на нас в эту минуту смотрели почти триллион глаз – задумчивых, спокойных, благожелательных: все звездные системы галактов были подключены к Пламенной, бесчисленные обитаемые планеты слушали голос рядового сверхгиганта огромной светимости, а сегодня – и огромной звучности. Впоследствии выяснилось, что разрушителям не удалось заглушить передачу с Пламенной. Думаю, они и не старались: в Персее назревали грозные события – враги хотели знать свою судьбу.

– Говори, Эли, – сказал Граций.

Я начал с того, что мы – друзья. А между друзьями откровенность – норма. Свершения галактов огромны, мы, люди, и не мечтаем пока о многом, что стало у них бытом. Они превзошли уровень могущества и благополучия, который суеверные наши предки некогда приписывали своим богам. Но вот беда: галакты примирились с ролью пленников, отрезанных от беспокойного, страдающего мира, – люди неспособны это понять. Мир просит помощи – где помощь могущественных галактов? Галакты стали глухи к терзаниям мира – такова действительность.

– Да, я знаю, вы боитесь гибели. Для нас смерть – неизбежность, для вас – недопустимая катастрофа. И я не могу дать вам абсолютной гарантии: война есть война. Но в сражениях вы будете не одни – рядом пойдут корабли людей. Я командую человеческим флотом и торжественно обещаю, что, если один из ваших звездолетов промахнется и убийственный заряд умчится в пространство, мы аннигилируем пространство вместе с биологическими лучами – такая техническая возможность у нас есть. Итак, вам ничто не грозит, кроме собственных страхов. А ждет вас – весь мир! Идите навстречу миру!