Тесен круг. Пушкин среди друзей и… не только - Павел Федорович Николаев

расчётливо повздорить,

Друзей поссорить молодых

И на барьер поставить их,

VII

Иль помириться их заставить,

Дабы позавтракать втроём,

И после тайно обесславить

Весёлой шуткою, враньём.

Sed alia tempora![95] Удалость

(Как сон любви, другая шалость)

Проходит с юностью живой.

Как я сказал, Зарецкий мой,

Под сень черёмух и акаций

От бурь укрывшись наконец,

Живёт, как истинный мудрец,

Капусту садит, как Гораций,

Разводит уток и гусей

И учит азбуке детей.

VIII

Он был не глуп; и мой Евгений,

Не уважая сердца в нём,

Любил и дух его суждений,

И здравый толк о том, о сём.

Он с удовольствием, бывало,

Видался с ним… (5, 120–122)

«Некогда буян», атаман картёжников, глава повес, «старый дуэлист», но теперь отец семейства (правда, незаконного), надёжный друг, мирный помещик и «даже честный человек» — конечно, это списано с Толстого. И ещё: «Зарецкий губу закусил», когда Онегин представил ему своего секунданта М. Гильо: «Хоть человек он неизвестный, но уж конечно малый честный». Прочитав это, Фёдор Иванович, наверное, тоже закусил губу, но Пушкина на дуэль вызывать не стал — и время ушло, и сам он действительно изменился к лучшему.

«Путешествие в Арзрум»

Без уведомления и разрешения власти Пушкин 1 мая 1829 года выехал на Кавказ. Переживая неопределённость своего положения (сватовство), он писал с дороги Наталье Ивановне, матери Наташи: «Ответ ваш, при всей его неопределённости, на мгновение свёл меня с ума; в ту же ночь я уехал обратно. Спросите — зачем? Клянусь, сам не знаю; сам не умею сказать; но тоска непроизвольно гнала меня из Москвы» (10, 811).

27 мая Александр Сергеевич был в Тифлисе. «Ежедневно, — отмечал современник, — производил он странности и шалости, ни на кого и ни на что не обращая внимания. Всего больше любил он армянский базар, — торговую улицу, узенькую, грязную и шумную… Отсюда шли о Пушкине самые поражающие вещи: там видели его, как он шёл обнявшись с татарином, в другом месте он переносил в открытую целую стопку чурехов.

На Эриванскую площадь выходил в шинели, накинутой прямо на ночное бельё, покупая груши, тут же, в открытую и не стесняясь никем, поедал их. Перебегает с места на место, минуты не посидит на одном месте, смешит и смеётся, якшается на базарах с грязными рабочими и только что не прыгает в чехарду с уличными мальчишками».

14 июня Александр Сергеевич участвовал в схватке с турками. Это позднее отметил Н. И. Ушаков в своём труде «История военных действий в азиатской Турции в 1828 и 1829 годах»: «Когда войска наши отдыхали в долине Инджасу, неприятель внезапно атаковал передовую цепь нашу. Поэт, в первый раз услышав около себя столь близкие звуки войны, не мог не уступить чувству энтузиазма. В поэтическом порыве он тотчас выскочил из ставки, сел на лошадь и мгновенно очутился на аванпостах. Опытный майор Семичев, посланный генералом Раевским вслед за поэтом, едва настигнул его и вывел насильно из передовой цепи казаков».

Возможно, этим эпизодом поэту было навеяно стихотворение «Делибаш»[96]:

Перестрелка за холмами;

Смотрит лагерь их и наш;

На холме пред казаками

Вьётся красный делибаш.

Делибаш! не суйся к лаве,

Пожалей своё житьё;

Вмиг аминь лихой забаве:

Попадёшься на копьё.

Эй, казак! не рвися к бою:

Делибаш на всём скаку

Срежет саблею кривою

С плеч удалую башку.

Мчатся, сшиблись в общем крике…

Посмотрите! каковы?..

Делибаш уже на пике,

А казак без головы (3, 140).

А вот свидетельство этих событий их непосредственного участника А. С. Гангеблова:

— С Раевским Пушкин занимал палатку в лагере его полка, от него не отставал и при битвах с неприятелем. Так было, между прочим, в большом Саганлугском деле. Мы, пионеры, оставались в прикрытии штаба и занимали высоту, с которой, не сходя с коня, Паскевич наблюдал за ходом сражения. Когда главная масса турок была опрокинута и Раевский с кавалерией стал их преследовать, мы заметили скачущего к нам во весь опор всадника: это был Пушкин в кургузом пиджаке и маленьком цилиндре на голове; осадив лошадь в двух-трёх шагах от Паскевича, он снял свою шляпу, передал ему несколько слов Раевского и, получив ответ, опять понёсся к нему же, Раевскому. Во время пребывания в отряде Пушкин держал себя серьёзно, избегал новых встреч и сходился только с прежними своими знакомыми, при посторонних же всегда был молчалив и казался задумчивым.

О резком изменении поведения поэта свидетельствует и адъютант Раевского М. В. Юзефович: «Во всех его речах и поступках не было уже и следа прежнего разнузданного повесы. Он даже оказывался, к нашему сожалению, слишком воздержанным застольным собутыльником. Он отстал уже окончательно от всех излишеств.

Я помню, как однажды один болтун, думая, конечно, ему угодить, напомнил ему об одной его библейской поэме и стал было читать из неё отрывок. Пушкин вспыхнул, на лице его выразилась такая боль, что тот понял и замолчал. После Пушкин, коснувшись этой глупой выходки, говорил, как он дорого бы дал, чтобы взять назад некоторые стихотворения, написанные им в первой легкомысленной молодости. И ежели в нём ещё иногда прорывались наружу неумеренные страсти, то мировоззрение его изменилось уже вполне и бесповоротно. Он был уже глубоко верующим человеком и одумавшимся гражданином, понявшим требования русской жизни и отрешившимся от утопических иллюзий».

Вокруг Н. Н. Раевского-сына группировались офицеры с повышенными интеллектуальными запросами: интересовались литературой, историей и политикой. В этом кругу Александр Сергеевич читал трагедию «Борис Годунов» и поэму «Полтава»: последняя вышла в конце марта и на Кавказе была ещё неизвестна. Для нас эта поэма интересна тем, что в ней дважды упоминается Наполеон, к событиям 1709 года отношения вроде бы и не имеющий. Отметив тот факт, что историки критикуют шведского короля Карла XII за избранный маршрут похода (через Украину), Пушкин писал в предисловии к поэме: «Карл, однако ж, сим походом избегнул главной ошибки Наполеона: он не пошёл на Москву (кстати, император Франции интересовался походом Карла XII и в Москве держал под рукой одно из исследований о нём)».

А вот цитата из самой поэмы:

Он шёл путём, где след