Рабы Парижа - Эмиль Габорио

— Да, — подтвердил финансист.

— Мне непонятно лишь одно. Зачем вы принудили его подделать чужую подпись? Это же подлог, господин Вермине.

Директор вскочил с кресла.

— Подлог? Не может быть! Мне ничего об этом не известно.

— Ну, это уж слишком! — вскричал Гастон, возмущенный столь наглой ложью. — Не вы ли, Вермине, говорили мне тогда, что для большей надежности нужно, чтобы на векселе было еще одно имя, кроме моего собственного?

— Я такого не говорил.

— Вы положили передо мной письмо и сказали: "Скопируйте как можно точнее это имя: Мартен-Ригал, банкир, улица Монмартр"!

— Я не веду переписки с этим банкиром.

— У вас было это письмо! Я не соглашался ставить чужую подпись, но вы убедили меня, что это пустая формальность, которая просто заставит меня вернуть долг вовремя! Вы мне дали честное слово, что бумаги не выйдут из вашего кабинета! И после всего этого вы теперь отпираетесь? Это просто бессовестно!

— Клевета.

— Клянусь, что говорю сущую правду!

— Никаких доказательств у вас нет. Наше Общество пользуется уважением в финансовом мире и подлогами не занимается.

— А между тем, — сказал Андре, — вы не стесняетесь передавать в чужие руки подложные векселя. Подумали ли вы о последствиях? Что, если они попадут на стол к господину Мартен-Ригалу?

— Это практически невозможно. Ганделю подписал сверху, Мартен-Ригал — снизу. Документ всегда возвращается к владельцу верхнего имени.

Гастон снова начал обвинять финансиста, но Андре уже понял, что это бесполезно. Все равно любые доводы разобьются о ледяную учтивость господина Вермине.

"Совершенно очевидно, что мальчишку поймали в заранее расставленную ловушку, — думал Андре. — Но с какой целью?"

— Я полагаю, — сказал скульптор, — что есть только одно средство предотвратить беду. Надо срочно разыскать векселя и выкупить их.

— Это — ваше дело, — сказал директор.

— Кому вы их передали?

Финансист развел руками.

— Не помню.

— Вспомните!

— Извините, не могу.

Наглость Вермине, наконец, вывела Андре из терпения.

— Все же поройтесь хорошенько в памяти, — заговорил он таким же ледяным тоном, как и его противник. — Потому что если она вас подведет, то я, к моему большому сожалению, буду вынужден выбросить вас в окно.

— Вы не имеете на это никакого права, — ответил хозяин кабинета.

— Ну и что? Выгода — прежде всего. Мне очень понравилось ваше выражение.

Вермине вышел из-за стола.

— Я пойду поищу нужные вам сведения в той комнате, — сказал он и направился к двери.

Андре преградил ему путь.

— Вы найдете их здесь. И — черт возьми! — прошу вас искать поскорее.

Минуты две они стояли неподвижно, молча глядя в глаза друг другу.

Директор позеленел от страха. Холодный взгляд противника пугал его не меньше, чем мощные мускулы скульптора.

Господин Вермине признал свое поражение:

— Вспомнил! — вскричал он, хлопая себя по лбу. — Книга у меня здесь.

Он вытащил из ящика стола толстую тетрадь и стал ее быстро перелистывать.

Андре встал за его спиной и тоже просматривал страницы, опасаясь обмана.

— Вот, — произнес директор, найдя нужную запись. — Векселя Ганделю и Мартен-Ригала на пять тысяч франков. Переданы Ван-Клопену.

Андре задумался.

Теперь он уже почти не сомневался, что Ван-Клопен в одной шайке с де Круазеноа, Вермине, Мартен-Ригалом и Маскаро.

Но зачем им понадобилось заманивать в ловушку Гастона?

Или они так поступают со всеми неопытными юнцами, или им нужно прибрать к рукам именно сына Ганделю…

Какая им от этого выгода?

Размышления Андре прервал директор:

— Вы удовлетворены, господа?

— Не передал ли Ван-Клопен мои векселя кому-нибудь другому? — пролепетал Гастон.

— Не знаю. Это — дело господина Ван-Клопена.

— Все равно он скажет нам, где они, — подвел итог Андре.

Выйдя из здания Общества взаимного дисконта, скульптор взял под руку своего подопечного.

— Поспешим, — сказал он. — Надо застать Ван-Клопена врасплох, пока его не предупредил негодяй Вермине!

37

Застать врасплох знаменитого Ван-Клопена было невозможно.

Даже самые выгодные клиенты подолгу ожидали его в гостиной.

Если женщинам изредка и удавалось избежать ожидания, то мужчинам — никогда.

Причина заключалась в том, что мужчина мог оказаться скупым и ревнивым мужем какой-нибудь клиентки и, застав ее за примериванием новых нарядов, устроить скандал.

Процветание господина Ван-Клопена зависело от сохранения тайн его заказчиц.

Поэтому слуги короля мод останавливали на лестнице всех клиентов и вежливо, но непреклонно провожали их в гостиную.

Не избежали этой участи и Андре с Гастоном, несмотря на все просьбы, угрозы и даже попытку дать взятку.

Пришлось отправиться в зал ожидания, который Ван-Клопен называл "чистилищем".

— Пока мы будем здесь прохлаждаться, один негодяй успеет предупредить другого, и мы ничего не узнаем, — сердито шепнул Гастону Андре.

В "чистилище" сидели пять-шесть заказчиц и обсуждали фасоны платьев.

Заметив молодых людей, дамы оставили в покое выкройки и стали рассматривать вошедших.

Андре оглядел зал и увидел у окна еще одну женщину.

Она смотрела на улицу и рассеянно барабанила пальцами по стеклу.

Скульптор узнал госпожу де Буа-д'Ардон и подошел к ней.

Дамы зашушукались.

— Здравствуйте, виконтесса…

Женщина резко обернулась.

— Ах, это вы!

— Я, как видите.

— Сегодня утром я видела де Брюле, — тихо заговорила она.

Дамы умолкли и навострили уши, но ничего не смогли расслышать.

— Он сказал, — продолжала виконтесса, — что ради вас я должна немедленно помириться с Ван-Клопеном и собрать сведения о его связях с Генрихом.

— Как мне вас благодарить? — воскликнул Андре.

— Тише, мы не одни, — шепнула де Буа-д'Ардон, указывая взглядом в сторону любопытствующих дам.

Гастон был вне себя: никто не обращал на него внимания.

— Вот уж не ожидал такой прыти от этого скромника, — ворчал он. — А его милашка очень недурна, надо признаться…

Между тем виконтесса продолжала свой рассказ.

— Де Брюле уже собрал о Круазеноа несколько весьма неблаговидных фактов. Я представила их графу де Мюсидану. Их было бы вполне достаточно, чтобы отказать трем маркизам! Видно, де Мюсидану очень уж плохо приходится, раз он никак на все это не реагировал. Похоже, что вы не ошиблись.

— Бедная Сабина…

— Я заметила, что родители смотрят на нее с нежностью, грустью и благодарностью. Граф и графиня раньше не особенно ладили между собой, а теперь так и жмутся друг к другу. Человек, впервые попавший к ним в дом, может позавидовать их трогательным семейным отношениям. Но я-то знаю их много лет и вижу, что за этой трогательностью скрывается отчаяние.

— А как Сабина?

— Неподражаема! По ее виду невозможно было бы догадаться, что она добровольно приносит себя в жертву. Она по-прежнему спокойна и серьезна, вот и все. Правда, мне показалось, что бедная девушка немного похудела и побледнела. Когда же я, уходя, поцеловала ее в лоб, то он обжег мне губы, как раскаленное железо.

По щеке Андре скатилась слеза.

— Я должен ее спасти, — прошептал он.

— Торопитесь. Надо как можно скорее отыскать в прошлом маркиза такую страшную тайну, чтобы он испугался разоблачения и отступил. Другого способа нет.

— Боюсь, что у нас слишком мало времени…

— Зато Бог за нас, — ответила виконтесса.

В эту минуту появился Ван-Клопен.

Обычно он входил в "чистилище" с громким криком:

— Кто следующий?

На этот раз сакраментальный возглас не прозвучал.

Ван-Клопен, увидев Гастона, приветливо улыбнулся и, не обращая внимания на протесты дам, увел его в свой кабинет вне очереди.

Скульптор последовал за ними.

— Вы, без сомнения, желаете заказать еще одно платье для прелестной мадам Зоры? — обратился модельер к Ганделю. — Почему же вы не привели ее с собой?

— К сожалению, она не совсем здорова, — с тяжелым вздохом ответил тот.

Андре поспешил перехватить инициативу.

— Мы пришли по более серьезному делу. Мой друг Гастон собирается на некоторое время уехать из Парижа и потому хотел бы оплатить векселя, срок которых истечет в его отсутствие. Иначе отец на него рассердится, — сказал он, разыгрывая из себя простака.

— Конечно, — согласился Ван-Клопен. — Но при чем тут я?

— Его векселя были переданы вам.

— Верно.

— Так отдайте их моему другу и получите деньги.

— Не могу этого сделать.

— Почему?

— Ваших векселей у меня нет.

— Но вы же их получили! — вскричал Гастон.

— Получил и прекрасно их помню. Пять векселей по тысяче франков. Подписаны Ганделю и Мартен-Ригалом. Они мне были переданы Обществом взаимного дисконта.