Рабы Парижа - Эмиль Габорио

При этих словах адвоката Маскаро сразу стал очень серьезен.

— Я уже думал об этом. Но не могу ничего разузнать…

— Я беру это на себя, — радостно объявил Катен. — Завтра же расспрошу Жана. Скажу ему, что для успеха поисков нужны дополнительные сведения.

Адвокат старательно демонстрировал сообщникам, как он полезен для общего дела.

— Есть и еще одна опасность. Что, если в присутствии де Шандоса Поля узнает, кто-нибудь из его прежних знакомых? Кто может дать гарантию, что этого не случится?

— Я, — сказал Маскаро.

— Откуда такая уверенность?

— Ортебиз, как там твой пациент? — спросил Батист.

— Скоро очнется. А как кофе?

Маскаро выглянул в коридор.

— Бомаршеф, кофе! — крикнул он.

— Откуда у тебя такая уверенность? — повторил адвокат.

Хозяин, наконец, удостоил его ответом.

— Пока Поль был беден, нищета удаляла его от людей. Единственной его знакомой была любовница, да и та от него вскоре ушла. Это та самая Роза, на которую ты, Катен, уговорил подрядчика Ганделю написать жалобу.

— На этом основании ее уже посадили в женскую исправительную тюрьму Сен-Лазар, — сообщил адвокат.

— Я это знаю, — сказал Батист Маскаро. — Как видишь, выдавать Виолена некому.

— Я слыхал, что v него есть покровитель…

— Да.

— Почему же ты о нем не упоминаешь?

— Он никогда не встречается с герцогом.

— Кто же это?

— Граф де Мюсидан, муж прекрасной Дианы и убийца отца Поля.

— Значит его отец…

— Монлуи, — сказал всезнающий Маскаро.

Вошел Бомаршеф с чашкой горячего кофе.

Доктор подозвал его:

— Поль приходит в себя. Помоги мне поднять его с пола.

— Ты записал весь сценарий, — продолжал Батист, обращаясь к адвокату. — Приступай к его выполнению. А я буду содействовать свадьбе Поля с Флавией Мартен-Ригал.

— Не забудь о Генрихе де Круазеноа, — напомнил Катен.

— В течение месяца Генрих объявит о создании нашего акционерного общества и станет мужем Сабины де Мюсидан, дочери Дианы, — ответил Батист Маскаро.

Тем временем Поль уже был посажен в кресло и Бомаршеф поил его кофе.

— Неужели тебя так потрясла маленькая операция, которую я собираюсь сегодня сделать? — спросил Виолена доктор.

— Нет.

— Так в чем же дело?

— Я очень хотел стать наследником герцога де Шандоса. Но это невозможно…

На Виолена градом посыпались вопросы:

— Почему?

— С чего ты это взял?

— Ты что, с ума сошел от радости?

Поль печально покачал головой.

— Я знаю его, — с трудом проговорил он.

— Кого?

— Сына герцога де Шандоса.

Наступила мертвая тишина.

Все стояли, как громом пораженные.

Батист Маскаро первым овладел собой и спросил:

— Откуда ты знаешь, что это — он?

— Когда доктор подробно описал и показал на мне форму шрама, по которому должны узнать маркиза, я вспомнил, что как раз такой ожог есть у одного человека…

— Что ты о нем еще знаешь?

— Говорят, что он был воспитанником Вандомского приюта.

— Это он! — вскричал Катен.

— Как его зовут, что он делает и где живет? — быстро спросил Батист.

— Андре, скульптор…

— Тысяча чертей! — завопил Маскаро, вне себя от злости. — Уже в третий раз проклятый штукатур становится поперек моей дороги! Клянусь, что этот раз — последний!

35

Андре, как скульптор-орнаментщик, целые дни проводил на небрежно сколоченных деревянных лесах. Жизнь его часто висела на волоске.

Но этот волосок был гораздо крепче, чем хотелось бы почтеннейшему Батисту Маскаро.

Хозяин таинственного агентства хотел бы погубить ненавистного ему художника так же легко и быстро, как задувать на ночь свечу у изголовья своей постели…

Этому мешало одно непредвиденное обстоятельство: Андре был уже предупрежден.

Он любил Сабину де Мюсидан и знал, что любим ею.

Недавно он получил от нее очередное письмо и с изумлением прочитал, что она выходит замуж за Генриха де Круазеноа. Девушка писала, что вынуждена выбирать между любовью к нему и честью своей семьи, что она не может предать родителей и просит забыть ее.

Забыть ее?

Это так же невозможно, как погасить солнце!

Она любит Андре и выходит замуж за другого?

Ее заставили!

Кто?

Родители, судя по тому, что она пишет.

Почему?

Андре перечитал письмо и пришел к выводу, что графы де Мюсидан стали жертвой какой-то подлости со стороны Генриха.

Сабина пишет об угрозе для чести семьи.

Значит, эта подлость — шантаж.

Если Генрих знает о любви Сабины к Андре, то не оставит в покое и его.

Так скульптор получил предупреждение.

Однако он не собирался ждать, пока ему нанесут удар.

Андре решил жениться на Сабине несмотря ни на что.

Для этого надо было расстроить планы Генриха де Круазеноа.

Но как это сделать?

Андре обратился за советом и помощью к де Брюле.

— Мы должны рассчитывать только на собственные силы, — сказал барон де Брюле, выслушав его. — Полиция нам не поможет. Ведь у нас нет никаких доказательств…

— Кроме того, мы можем оказать медвежью услугу семье Сабины. Кто знает, какие ужасные тайны в руках ее врагов!

— Хуже всего то, что граф де Мюсидан вынужден будет помогать своим врагам против нас.

— Об этом я не подумал. Вероятно, так оно и будет, — грустно согласился Андре.

— Поэтому мы должны действовать сами, тайно, и доказать, что честный человек может быть не менее хитер, чем мошенник, — продолжал барон. — И главным нашим оружием должна быть…

— Шпага?

— Нет. Осторожность. Осторожность, доходящая до трусости.

— Времена рыцарства миновали…

— Да. Поэтому помните, что с этой минуты вы не имеете права ходить ночью по улицам. Вас не станут вызывать на дуэль, а попросту пырнут ножом.

— Я буду осторожен, — пообещал Андре.

Де Брюле хорошо знал характер друга и не очень поверил в это.

Они договорились сделать вид, что поссорились, и больше не встречаться на людях.

Каждый из них постарается сойтись поближе с Генрихом де Круазеноа и будет собирать сведения о нем.

Барон де Брюле обратится за помощью к экстравагантной виконтессе де Буа-д'Ардон, которая не раз доказывала им свою дружбу.

По вечерам, когда стемнеет, они будут встречаться в маленьком кафе на Елисейских полях, чтобы обменяться своими впечатлениями и открытиями.

Приняв эти решения, друзья расстались.

"Самое главное — я должен быть абсолютно уверен в успехе, — думал Андре, шагая домой. — Тогда все будет получаться как бы само собой. Точно так же, как больной выздоравливает быстрее, если ему не напоминают о его недуге. Одна только мысль о том, что я теряю Сабину, может свести меня с ума в самый неподходящий момент. Когда умрет последняя надежда, тогда и буду отчаиваться".

Половину ночи он провел в размышлениях.

Основная проблема: где взять время?

Чтобы выяснить, как удалось Генриху заставить графов Мюсиданов обещать ему свою дочь, нужно вести слежку за де Круазеноа с утра до вечера.

И неизвестно, сколько дней.

Зато совершено ясно, что каждый день придется есть, пить, нанимать фиакр, да мало ли что еще…

Занять денег у де Брюле?

Он, конечно, даст.

Но нельзя бросать работу у подрядчика Ганделю: если за Андре уже следят, то противники сразу же поймут, что он начал какую-то игру.

Около часу ночи Андре решил, что утром пойдет к Ганделю и расскажет ему все.

Разумеется, кроме имени своей любимой.

Добряк Ганделю поможет ему выкроить свободное время для слежки за Генрихом.

С этой мыслью молодой человек уснул.

…В девять часов утра он уже подходил к дому господина Ганделю.

Первым, кого он встретил во дворе, был сын подрядчика, каким-то чудом поднявшийся так рано.

Молодой Ганделю подпирал стенку и от нечего делать смотрел, как конюхи чистят лошадей.

Воротник его был помят, галстук плохо завязан, а волосы не расчесаны.

Гастон де Ганделю, как он называл себя в свете, мрачно курил английскую сигару, держа руки в карманах и всем своим видом выражая отвращение ко всему окружающему и полное разочарование в жизни.

Заметив Андре, он гортанно закричал:

— Вот он, наш великий художник! Ставлю десять луидоров, что вы идете к папе по личному делу!

— Да. Он у себя?

— Папа дома. Идите, он скорее будет говорить с вами, чем со мной, своим единственным наследником. Он заперся от меня в кабинете.

— Вы шутите?

— Не имею такой привычки. Спросите у моих друзей — графа Шарля или маркиза Гельдера — часто ли я шучу. Папа мной недоволен. А я нахожу его деспотизм смешным, как говорит Лезнер.

Молодой Ганделю отвел Андре в сторону, чтобы конюхи не услышали продолжения их разговора.