Солнце и Замок - Джин Родман Вулф

class="p1">Закивав, толстячок-ключник с улыбкой оглянулся на наших спутниц, дабы убедиться, что и они оценили исключительное изящество моего ответа.

Пега подняла взгляд к небу.

– Кажется, дождь собирается. Возможно, от жажды мы все-таки не умрем.

– Еще один шторм. От жажды не умрем, так утонем, – буркнула Таис.

Действительно, на востоке сгущались тучи. Сказав спутникам, что надеюсь на лучшее, я принялся было изучать собственные чувства, но тут же вспомнил: собирать грозы сила моей звезды более не помогает.

Однако Одилона не отвлекло от заготовленной истории даже грядущее ненастье.

– Однажды, сьер, поздней ночью, отец, совершая последний обход, наткнулся на человека в сажных одеяниях – иными словами, в одеяниях казнедея, однако без традиционного меча для свершения казней. Как и следовало ожидать, первым делом ему подумалось, что человек этот нарядился для маскарада: ведь костюмированных балов в той или иной части Обители Абсолюта каждый вечер устраивалось около полудюжины. Но, как ему было известно, у нас, в Апотропном Гипогее, никаких маскарадов не затевалось, ибо ни Отец Инире, ни тогдашний Автарх не питали особой склонности к этаким развлечениям.

Я улыбнулся, вспомнив Лазурный Дом. Смуглолицая женщина бросила на меня многозначительный взгляд и демонстративно прикрыла ладонью губы, однако я прерывать рассказ Одилона отнюдь не желал: теперь, по завершении блужданий Коридорами Времени, все, что касалось прошлого либо будущего, казалось мне величайшей драгоценностью на свете.

– Второй мыслью, пришедшей ему в голову – хотя лучше бы, сьер, она оказалась первой, в чем отец не раз признавался нам с матушкой по вечерам, сидя с нами у очага – стало следующее: очевидно, казнедей прислан сюда с неким злодейским поручением, полагая, что сможет остаться никем не замеченным. Подумав об этом, отец тут же понял, сколь важно выяснить, кто отдал ему приказ – Отец Инире или кто-то еще. Посему отец смело, будто вел за собою когорту гастатов, подошел к нему и без обиняков спросил, по какому он здесь делу.

– Да-да, а он, явившийся по какому-то злодейскому поручению, несомненно, сразу бы в этом сознался, – проворчала Таис.

– Дражайшая моя госпожа, – откликнулся Одилон, – не знаю, кто ты такова, поскольку ты нам о сем сообщить не желаешь даже после того, как наш высокий гость соблаговолил известить нас о высоте собственного положения. Однако тебе, очевидно, ничего не известно ни о тонкой политике, ни об интригах, плетущихся ежедневно – и еженощно! – в мириадах покоев нашей Обители Абсолюта. Отец же мой был прекрасно осведомлен, что ни один исполнитель, коему доверено не подлежащее огласке поручение, не скажет о нем ни слова, сколь неожиданно его о том ни спроси. Отец ставил на то, что измену, буде таковая действительно замышляется, выдаст некий непроизвольный жест либо перемена в лице.

– Но разве тот Севериан не прятал лица под маской? – вмешался я. – Ты ведь сказал, что он был одет, как палач.

– Не прятал, сьер, в чем я совершенно уверен, так как отец не раз описывал его внешность, в том числе и лицо – весьма устрашающее, с жутким шрамом поперек щеки.

– Да, знаю! – вклинилась в разговор и Пега. – Я его видела – и портрет, и бюст. Их Автарх, после того, как снова вышла замуж, в Гипогей Альтеркации велела снести. Вид у него – страх просто! Такой полоснет кинжалом по горлу и бровью не поведет.

Казалось, кинжалом по горлу полоснули меня самого.

– Справедливей не скажешь! – согласился с ней Одилон. – Отец говорил примерно то же, хотя столь лаконично на моей памяти не выражался ни разу.

Пега окинула меня пристальным взглядом.

– А детей у него точно не было?

Одилон снисходительно улыбнулся.

– Полагаю, уж об этом-то услышал бы каждый.

– О законном ребенке – да. Но он же мог покрыть любую из женщин в Обители Абсолюта, просто бровь приподняв. Хоть всех экзультанток до одной!

Одилон велел ей придержать язык, а мне сказал:

– Надеюсь, ты простишь Пегу, сьер. В конце концов, это, скорей, комплимент…

– То, что выгляжу я сущим головорезом? Ладно, мне к подобным «комплиментам» не привыкать, – попросту ответил я, после чего продолжал в том же духе, стараясь повернуть разговор в сторону второго замужества Валерии и в то же время скрыть охватившую меня печаль: – Однако помянутый головорез мне, скорее, доводился бы дедом. Сейчас Севериану Великому не меньше восьмидесяти, если он, разумеется, жив. Кого мне о нем расспрашивать, Пега? Мать или отца? Вдобавок, если уж он распоряжался этаким множеством прекрасных шатлен, хотя в юности был палачом, в нем наверняка имелось нечто особенное, пусть даже Автарх выбрала себе нового мужа… не так ли?

– По-моему, сьер, – сказал Одилон, дабы не затягивать паузы, последовавшей за моей не слишком пространной речью, – гильдия палачей… упразднена.

– По-твоему? Ну, разумеется. В подобное предпочитают верить многие.

Восточная часть неба покрылась черными тучами сплошь, а наш импровизированный плот ощутимо прибавил ходу.

– Я вовсе не хотела обидеть тебя, гиппарх, – прошептала Пега. – Я просто…

Что бы она ни собиралась сказать, слова ее заглушил грохот накатившей волны.

– Нет, ты права, – возразил я. – Судя по всему, что я о нем знаю, человеком он был суровым, да и жестокости не чурался – по крайней мере, репутацией обладал соответствующей, хотя сам бы, наверное, подобного за собой не признал. Вполне возможно, Валерия вышла за него ради близости к трону, хотя, по-моему, она порой говорила иначе. Ну что ж, хотя бы со вторым мужем обрела счастье…

Одилон, не сдержавшись, прыснул.

– Метко сказано, сьер! В самую точку. А ты, Пега, будь осторожней, скрещивая шпагу с солдатом!

Тут Таис, держась за ножку стола, поднялась и указала вдаль:

– Смотрите!

XLV. Лодка

Среди волн мелькал парус, порой взмывавший так высоко, что нам становился виден даже бурый борт лодки, а порой и парус почти исчезал из виду, кружась, ныряя вниз с гребня очередной волны. Кричали мы, пока все до единого не осипли, прыгали, махали руками, и, наконец, я усадил Пегу на плечо, хотя рисковал не на шутку: плот под ногами раскачивался, плясал, будто хаудах на спине балухитерия, присланного за мною Водалом.

Гафельный парус заполоскал, потеряв ветер.

– Тонут! – застонала Пега.

– Нет, – успокоил я ее, – галс меняют, приводятся к ветру.

Маленький кливер, в свою очередь, заполоскал, захлопал и снова наполнился ветром. Не могу сказать, сколько вдохов, сколько ударов сердца миновало, прежде чем мы увидели среди волн острый утлегарь, вонзившийся в небо, словно флагшток на зеленой вершине холма. Нечасто течение времени казалось мне таким медленным: по-моему, их счет вполне