Письма - Исидор Пелусиот

348. Пресвитеру Афанасию.

Хотя Херимон, этот мнимый диакон, ведет себя подобно человеку, которому неисцельная болезнь дает право не отказывать себе ни в чем, на что есть позыв, и, распростившись с обещающими уврачевание, угощает себя тем, что прямо ведет к смерти, однако же виновником столь многих зол почитаю не столько его самого, сколько Евсевия, отважившегося вверить ему Божественные Таинства. Ибо кто доставляет семена, тот очевидно виновен и в появлении растения.

349. Епископу Ермогену.

Думаю, что учителю всеми мерами должно добиваться сих двух преимуществ: чистоты жизни и достаточной силы в слове (которую если назовет кто тенью дел, мне кажется, не погрешит против истины), чтобы, как в благоустройство приводить ученика, так и уцеломудривать непокорного. Ибо как обучающие чистописанию, взяв доску, с великим изяществом выводят буквы и показывают их начавшим обучаться, чтобы они, сколько могут, подражали этому, так и нашим наставникам надлежит представлять жизнь свою ученикам, как некий ясно начертанный образец, чтобы, сколько можно, они подражали этому.

Если же ученики, видя не только безукоризненную, но и чудную жизнь, не возводятся к добродетели, то сие всякий уже поставит в вину не учителю, не оставившему без исполнения ничего такого, что обязан был сделать, но беспечности учеников. Поскольку же иные спрашивают, по какой причине учеников не удерживают от предосудительных поступков страхом, то спросим и мы: каким же страхом подействовать наставнику? Сделать выговор? Но сие, будучи повторено многократно, не возымело силы. Убеждать жезлом? Но сие не позволено. Отлучить? И это было испытано. Изгнать из города? Но у него нет столько власти. Обещать небесное царство? Но беспечным это кажется баснею. Угрожать судом? Но, услышав, они смеются на это. Извергнуть из церкви? Это не трудно, но не способствует к исправлению.

Если бы осужденного кем–либо одним потом не приняла бы вся церковь и вместе с произнесшим сей приговор вознегодовали бы все, то, может быть, извергнутый, уцеломудрившись, и пришел бы в себя. А ныне один человека осуждает, а другой нередко в то же время ему услуживает. Открыта для него другая церковь, она предлагает ему охранение, дары; даже переселение делается для изверженного источником дохода, и он не сказывает, что извержен как осужденный, но придумывает какой–либо предлог, по которому отошел добровольно. Если и спросит кто: почему? — объявляет что–либо странное, что принявшей его церкви кажется благовидным. А иные, сами живя неправо, воспользовавшись сим и думая найти в этом как бы оправдание своих грехопадений, преувеличивая пересказывают это пришедшим и наполняют все речами, приличными сложившим их. А падший не делается от сего лучшим. О том же, кто хотел его уцеломудрить, остается мысль, что он человек худой.

Посему–то, мудрейший, и благоискусные учители (а таковых немного) не в состоянии уцеломудрить согрешающих. Ибо захватившие себе это начальство ненадлежащим образом (а таковых много), благоискусность других почитая собственным своим бедствием, чтобы порок не погиб, но усиливался больше, покушаются опровергать приговоры негодующих справедливо. О них–то, хотя знаю, что сказанное будет сильно, однако же скажу; может быть, и последует за сим какое–либо исправление. Ибо что пользы оплакивать погибших, когда возможно, сколько от нас зависит, спасти то, что еще не погибло? Итак, скажу: кого не должно было бы включать и в число подчиненных, те осмеливаются самовольно вступать на учительскую кафедру, и мечтают владеть алтарем не овладевшие самими собою, думают управлять другими не способные управить себя самих. От них–то дела церковные пришли в расстройство.

350. Пресвитеру Зосиме.

Один муж, не только не способный польститься на какой–либо нечестный дар, но и свою собственность уделяющий нуждающимся, узнав, что ты, осмелился своею властью разрешить от греха одного нарушителя клятвы после того, как получил от него несколько рыб, — произнес о тебе сие, как представляется мне, Демосфеново изречение (хотя то, что будет сказано, покажется сильным, однако же скажу и не умолчу): «За это самое достоин он быть преданным смерти, чтобы и в аде нечестивым объявил сей закон». Изрек же это муж сей, будучи объять скорбью, но и мне, и всем тут бывшим показалось сказанное не неуместным. Ибо нарушителя клятвы разрешает от вины не то, что ты умилостивлен дарами, а то, что потерпевший обиду от нарушения им клятвы получил назад свою собственность.

Посему, ради гнусного прибытка не извращай и не перетолковывай Божественных слов. Они не предписывают обижать и приносить дары священникам, но повелевают самым делом оправдываться пред обиженными. Ибо сие: аще свяжете, — сказано о согрешающих, а сие: аще разрешите, — о пришедших в раскаяние (Мф.18:18). Разрешается же от вины не иерея умедотворивший, но удовлетворивший обиженного. А если думаешь, что священникам дано такое право разрешать, когда согрешившие и не стараются загладить согрешения, то постановление Божие окажется самоуправным, имеющим в виду только выгоду священства, а не обращающим внимания на обиженных. Да и увенчанные служением священства признаны будут самыми жестокими и бесчеловечными, как не всех разрешающие от вины. Но сие неправда, неправда.

Не обманывай сам себя, лучше же сказать, и себя, и других не ввергай в пропасть, не возобновляй худых учений тех книжников и фарисеев, которые ради гнусной прибыли придумывали некоторые утешения для клятвопреступников, вооружали детей на родителей, перетолковывали и извращали Божественные заповеди. Но благоговейно и искренно следуй узаконенному в Писании, согласно с чем священный Апостол сказал: ничто же бо можем на истину, но по истине (2 Кор.13:8). Неужели когда клятвопреступник богат и приносит дар иерею, он разрешается, а когда беден и не приносит дара, подлежит ответственности? Но непозволительно так, не говорю — делать, даже подумать. Ибо Судия скажет тебе: неужели предполагал ты, что и Я буду тебе подобен? Возможно ли это?

Кто подчиненным повелел не брать даров от неповинных, Тот не мог повелеть, чтобы сии освященные сквернились гнусными прибытками. Напротив того, Господь изрек сие, чтобы, после возмещения ущерба за отнятое, иереи, молясь и постясь вместе с согрешившими, приобретали им разрешение с неба, не давая в уме своем и места такой мысли: пойдем и примем в наследие себе Божие святилище. Ибо они служители, а не сообщники; ходатаи, а не судии; посредники, а не цари. И о своих гресех, как сказал Апостол, принося жертвы (Евр.7:27), конечно, не могут они, хотя бы и богаты были, самовластно отпускать грехи непокаявшимся.

А что не для торгашества вверил дело сие освященным, не собственную свою выгоду предписал иметь им в виду, но на пользу подначальным все узаконил Соблаговоливший, чтобы они были храмом невинности и всякой чистоты, сие указал Он и через священнотаинника Моисея, указал и собственными Своими устами. Через законодателя сказал: если кто подменит данное в залог, то пусть сперва отдаст отнятое, потом придет во храм умилостивить не иерея, но Судию (См. Исх.22:8 и сл). Своими же устами изрек: приимите Дух Свят. Имже отпустите грехи, отпустятся, а имже держите, держатся (Ин.20:23). Посему, если ради Духа Божия приняли они власть, то грехами своими удаляющие от себя Духа не имеют, конечно, сей власти; имеют же ее только знающие Духом Святым, кто достоин оставления и кто — осуждения. Поскольку это превышало ум человеческий, то Утешитель, общник Божией сущности и славы, соделался для достойных Его принятия Учителем неисследимого, непостижимого уму человеческому.

351. Ему же.

Как ехидны свое происхождение на свет сопровождают смертью матери, так и грехи — гибелью их порождающих.

352. Епископу Ираклию.

Пришел к тебе друг отдать себя в залог за отца и освободить его из тюрьмы. Посему, содействуй ему, решившемуся на сей подвиг не ради денег, но ради благочестия и доброй о себе славы.

353. Соправителю Авзонию.

Прекрасно, бесценнейший, управишь свое начальническое служение, если будешь неуклонным хранителем справедливости, равно далеким от несправедливых, и вражды, и милости, а меч соблюдешь, сколько можно, незапятнанным, предотвращая падения угрозами.

354. Ему же.

Хотя сказанное будет, по–видимому, и странно, однако же даю такое определение: высота ума есть основательное благоразумие. Ибо не должно причислять человека к высокомерным, если он не льстец, и почитать скромным, если он льстец и неблагороден. Напротив того, скромен тот, кто делает то, что благоприлично, но не надмевается пред ближним, не предпочитает себя всем, но сохраняет себя в надлежащем чине, приличном людям свободным. Надобно быть великодушным, а не горделивым, мужественным, а не дерзким, уступчивым, а не раболепным, скромным, а не притворно смиренномудренным, свободным, а не подлым рабом.