Десять кругов ада - Леонид Костомаров

- Верю... а что же ты раньше мне не сказал, воровским бы сходняком тебя помиловали, и живи спокойно.

- Когда Мамочка болел, я открылся Волкову, он меня в стукачи на чай таскал... Он заржал и не поверил... издевался, а теперь меня настоящим скотом сделал... слаб я духом, побоялся отказать. Сюда на "общак" бросил из больнички...

- За что ж он тебя так? Колись...

- Не могу... Если узнает, голову отвернет...

- Колись, легче будет, у меня твоя тайна умрет...

- Филина он мне приказал травануть, а мензурку тот бес так подменил, а я не засек... Вот главный врач наш и кинул копыта... грех я на душу взял... ненавидел я этого Филина, он больше всех измывался надо мной и грозился правилкой. Бес попутал... Волк так припер, хоть на колючку с током кидайся... жалею сейчас, невинный человек погиб...

- От, сука, волчара... - скрипнул Кваз зубами. - И ты не мог отказаться?!

- Не мог, так взял на испуг... сломался я.

- Ладно, ответит он за все... Тебе "Бабы-Яги" не будет, твердо обещаю... Ты нам нужен как живой свидетель, если это понадобится...

- Вот поэтому он меня и грохнет, - обреченно прошептал Дергач. - А ты не будь чистоплюем, помоги мне. Ты все же начальство.

- Ты все сказал? - вздохнул тяжко Воронцов.

- Вот, и ты такой же - "все сказал"... - передразнил он интонацию Ивана. Нет, не все! Значит, не хочешь человеку помочь? Хорошо. Уйду тогда в побег, помяни вот это мое слово.

И отошел.

Постоял Иван, подумал. Ну и беги - решил, кому от этого хуже и лучше кому, кроме тебя? Беги...

Вдруг Дергач нерешительно вернулся и долго, испытующе глядел в лицо Кваза. Наконец сказал:

- Подрываю с зоны я, Батя, тебя-то надо предупредить, не сдашь...

- Как подрываешь... в каком смысле? Двое уже подорвали, один в деревянный бушлат, второй на кичу полосатую. Подрывальщики хреновы...

- В прямом смысле подрываю... метро из больнички под запретку роем. Давай с нами, а! Все продумано. Хата есть, новые бланки документов с печатями, месяц отсидимся и... воля! Я иду твердо рассчитаться с гадами за убийство Машеньки, потом пусть хоть на дыбу тянут, но им не жить, обоим... Идешь с нами?

- Моя рожа в паспортуху не влезет, - невесело усмехнулся Кваз, - мой шрам за версту мент чует...

И тут вдруг на него накатил жгучий, шальной соблазн... дернуть с Зоны... сорваться к Надежде, Феденьке... Он аж задохнулся, повело, закружило голову. И... разом пресек эту вспышку... Нет! Нельзя... не имеет он права рисковать... заловят - новый срок. Нет!

- Ну, что, бригадир, идешь с нами? - доплыло, как сквозь вату.

- Нет, - тяжело поднял глаза Воронцов, - и вам не советую дергаться. Возьмут! Но мешать не стану... таков закон. Кто еще рвет когти?

- Кочеток, он меня засек с подкопом, когда лежал в больничке, и сел на хвост.

- Ясно. Только одно условие: не брать багаж!

- Какой багаж?

- Бычка на мясо... Я Кочета знаю, ему терять нечего... Он может и тебя завалить на харч, ему не впервой.

- Да ты что? У нас и продукты с продсклада накуплены у прапора, а на хате еды полно.

- Смотри... Я не заложу, но мне жалко вас... Тухлое дело затеяли. Остановитесь, я был дичью в побеге, знаю, что это такое... Но если сорветесь, запаситесь табаком и перцем, сами оботритесь соляркой, все новое наденьте из спецухи.

- Зачем?

- Я слышал, что в бане нам в воду тайно добавляют специальную эмульсию... человек ее запах не чует, а собака через трое суток идет верховым чутьем по тому следу. Динка вас через пару часов вычислит. Она однажды в городе кинулась на бывшего зэка, который вышел на волю три года назад. Эмульсия не отмылась... Понапридумывали вы, инженеры, на нашу голову черт-те че... и на свою тоже.

- Не слышал о таком изобретении, спасибо.

- Прищемите хвост, мой вам совет.

- Нет! - решительно покачал головой Дергач. - Лучше смерть в побеге, чем летать на метле. А настоящие убийцы там хохочут, шампань пьют и глумятся, как дурака уделали. Не-ет! Вот они у меня на метлах и полетят, на пару... Машенька мне снится тут... извелся, она мне как родная дочь была... И молчал я потому, чтобы их не спугнуть, затаился... все равно достану сволочей!

- Я попрошу Мамочку, чтобы тебя вернули назад, в больничку, там и дотянешь срок. Не суйся в побег, инженер. Кранты!

- Ладно, подумаю, - вяло пообещал Дергач.

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

Ознакомился я с бумагами, что Квазимода мне подсунул, и разобрался, где нас обманывают. Производительность труда возрастает, и оттого снижают нам расценки, это верно. Но вот наше-то управление само проявило дурную инициативу и рассчитало оплату по механизированным, автоматизированным расценкам. А вот самое главное! Ведь у нас труд-то ручной! Мы не бульдозеры, не полуавтоматы, мы люди с вибраторами и лопатами в руках!

У нас нет, скажем, вибрационных столов, которые могут протрясти панель или перекрытие, нет этого. Имея же графу "ежегодная автоматизация труда", наше "умное" управление решило нас туда и загнать, в эту графу. И что?

- Объясняй что... - проговорил Воронцов.

- А вот что! У нас выработка растет лишь за счет старания, а не за счет помощи нашему труду механизмами. Они же, валеты, выполняют некое министерское указание по повышению автоматизации за счет наших мозолей. Понял, бугор?

- Чего ж не понять?

- Они же экономят фонд зарплаты таким образом, создают из него премиальный фонд и награждают себя и вольных. Итээровцы таким образом имеют от этой операции себе дополнительные денежки за счет премий.

- Как ты до всего этого допер? Во голова...

- Бать, я, между прочим, Бауманский институт окончил, это ох какой, Батя, институт. С его дипломом даже за границей на работу берут...

- Так ты за напраслину сидишь, говорят?

- Да как сказать... Было что-то... Смотря как повернуть. Но одно скажу никого я не убивал, ничего не организовывал, следы не заметал...

- А чего ж срок такой?

Плечами пожимаю:

- Это КГБ, Бать, они меня подставили. За Булгакова, Цветаеву и Мандельштама! Чтоб не продавал запрещенную литературу у МХАТа в Художественном проезде. И не читал "Раковый корпус" Солженицына... Брежнев кричит: у нас политических нет - все уголовники.

- Хитро.

- Да уж как хитро... Объясняю дальше. Есть же у них автоматизация малая, есть эта техника, я говорил здесь с одним инженером, он рассказал, и вот на складах они ее гноят.

- Зачем?

- А затем, что если займутся они автоматизацией, то не выполнят текущий план. Для внедрения же надо цеха останавливать, цепочку прерывать рабочую.

- Надо же все это рассказать нашим!

- Кому?

- Ну Мамочке, Львову объяснить. Деньги же это наши!

Я только плечами пожал.

ЗОНА. ВОРОНЦОВ

На выходе из полигона подошел Гоги, вкрадчиво прошептал на ухо:

- Облава прошла. Тэперь спокойно. Жахнем пузырь, Бать?

- Хватит, налакались уже раз! - отрубил я. - Не предлагай. И сам пить будешь - мне не говори. Так оно спокойней для всех.

- Ты че, Кацо? - вытаращил глаза Гагарадзе.

- Чего, чего? - взорвался я. - Ничего! Доверяет он мне, а обманывать его я не могу. Ты мне доверял, я же тебя не обманывал!

- Но он же - мент, - недоуменно пожал плечами Гоги. - Ме-ент!

Вот и крутись волчком, бригадир! Ни вашим, ни нашим, - не слушая его, продолжаю:

- Он доверяет, вы доверяете, а кого обманываю?

- Ясно, - обнял он меня. - Доконали тебя. Да я не в обиде, - говорит. Хорошо, что правду сказал. Успокойся.

- Допекли! - подтверждаю.

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

Когда на обед пришел Иван, бригады уже есть заканчивали. Мелькнула мысль, что ничего не достанется, но было как-то все равно...

Вошел в отдельную каморку для бугров, чистенько, даже вилки и салфетки есть.

Раздатчик Чирков навалил ему полную миску картохи и мяса.

- Откуда это? - отшатнулся недоуменно Воронцов.

- Я всем буграм так кладу, - пояснил тот, улыбаясь подленько. - Заходи отдельно, Вань, всегда подкормлю. Вот Кукшин, бригадир, по три раза на дню обедает.

Иван остолбенел.

- Поди поближе, поди, - мягко попросил он раздатчика.

Тот доверчиво приблизил голову, и тогда Квазимода схватил его за шею и ткнул лицом в миску:

- Ешь, сволочь! Жри, скотина!

И еще несколько раз тыкал его в месиво, пока тот не взвыл.

- Кукшина корми, а в бачок моей бригады еще раз нос сунешь, всю рожу в рогожу перемелю! - крикнул на всю столовую, отбросив миску.

Шел теперь по полигону, руки тряслись, матерился. На весь белый свет, на паскудство людское, на себя.

- Все, все, все... - повторял.

И легче стало.

ЗЕМЛЯ. ЗОНА. ВОРОНЦОВ

Лебедушкин собрался в больничку навестить Поморника, и вдруг Батя робко навялился:

- Можно, я с тобой промнусь... у меня пяток конфет заначено, пачка чая... с пустыми руками неловко идти... проведаем старика.

- А че, пошли... Я ему тоже несу гостинцев. Дед уж в отдельной палате, плохой... А че это ты, - не сдержал любопытства Володька, когда они уже вышли из барака, - к старому намылился?

- Плохо мне, Сынка, боюсь опять сорваться... никак злость в себе не укрощу... а он все-таки какой-никакой поп... может, что подскажет... Нельзя мне срываться, ни в коем разе, а дурь прет.