Победитель - Андрей Волос

Сквозя в лобовые стекла, на напряженных лицах бойцов плясали багровые сполохи взрывов.

Плетнев толкнул сержанта.

— Скажи водителю, чтоб ресницы опустил! Залетит что-нибудь!

— Он говорит, через триплекс ничего не видно! — проорал сержант.

Ромашов снова шлепнул ладонью по шлемофону водителя:

— Закрой стекла, идиот!

Водитель левой рукой дернул за рукоятку. Бронированные заслонки опустились на лобовые стекла, и стало темней.

Они уже неслись по мощеной полосе серпантина и с каждой долей секунды становились ближе к своей цели. Честно сказать, Плетневу это казалось странным. Страха не было. Страх возникал когда-то раньше… уже не вспомнить. Но точно до того, как заревели двигатели. А когда уж броня пошла вперед, стало не до страха. Он почему-то не боялся, что через мгновение неуправляемый ракетный снаряд пробьет борт БМП и все они тут незамедлительно перейдут в иное качество… Нет, ему просто было странно, что этого еще не случилось!

Дворец приближался, озаренный огнем и разрывами. В окнах третьего этажа свет уже не горел.

* * *

В чердачном окне был установлен крупнокалиберный пулемет ДШК, и здоровяк гвардеец нажимал на гашетки с решительным и злым лицом. Пустив очередь, он снова прицеливался и снова стрелял, водя стволом из стороны в сторону и щедро поливая свинцом подходы к зданию. Пулемет бешено бился от выстрелов, и гвардеец с трудом удерживал его на станке. Колонна машин, петлявшая по серпантину, то и дело скрывалась от него, и он сосредоточился на четырех БТРах, мчавшихся по нижней рокадной дороге к западной части холма.

Черные проемы окон на третьем этаже тоже ожили бутонами огня, порождая сплошной невыносимый грохот, в который сливались выстрелы.

Пули и осколки стучали по броне БТРа, высекая снопы искр.

— Стрелок, по окнам — огонь! — крикнул сержант. — Длинными!

Стрелок уже торопливо крутил маховики управления башенных пулеметов.

Голубков посмотрел на Симонова и удивился тому, что его лицо было сосредоточенным, но не напряженным.

Пулемет загремел, и в короб со звоном полетели стреляные гильзы. Из ствола к дворцу летел пунктир трассирующих пуль, а из пламегасителя выбрызгивалось пульсирующее пламя. Салон заполнился пороховым дымом.

Новая очередь из афганского ДШК достигла своей цели — правое переднее колесо разлетелось в клочья, двигатель со скрежетом заглох, БТР остановился, и из силового отсека повалил дым, подсвеченный снизу выбивавшимися языками пламени.

Пулемет в чердачном окне продолжал дергаться и грохотать. На лице гвардейца, увидевшего наконец плоды своих стараний, играла торжествующая улыбка.

Остатки колонны, не замедлив хода, удалялись от подбитого и дымящего БТРа, продолжая свое неуклонное движение к западному крылу дворца.

— К машине! — крикнул Симонов. — В правый люк!

Бойцы «Зенита» начали десантироваться. Скатившись с брони, одни укрывались за БТРом, другие падали в придорожный кювет.

Раздоров запнулся и упал под тяжестью бронежилета, оружия и боекомплекта. Тут же вскочил, побежал в сторону залегших бойцов, и его ноги и низ живота вспорола автоматная очередь.

Споткнувшись, Раздоров снова упал. Цепляясь пальцами за комья мерзлой земли, он пополз к кювету, откуда смотрели на него оторопелые бойцы. За ним тянулся широкий кровавый след.

Пак бросился к нему, повалился рядом. Схватил за шиворот и, упираясь ногами в мерзлую колею, рывком втащил Раздорова в канаву.

— Как ты?

— Нормально, — тяжело дыша, ответил Раздоров. — Броник спас!.. До свадьбы заживет…

— Ё-моё, как хлещет! Прижать надо! — сказал Пак, с ужасом глядя на мокрую от крови штанину.

— Я сам, сам! — слабеющим голосом успокоил его Раздоров. — Ты давай, давай! Вперед!.. Здесь нельзя!.. перестреляют!..

Он повернулся в сторону залегших бойцов и слабо прокричал:

— Ну что разлеглись! Вперед! Пошли!..

Улучив мгновение, бойцы, пригнувшись, сорвались с места и исчезли в темноте.

Кювет опустел.

Тяжело дыша и чувствуя испарину, Раздоров приложил индивидуальный пакет к перебитой артерии. Белая марля мгновенно промокла насквозь, а кровь все вырывалась, била между пальцами.

Он попробовал прижать… прижал, кажется… Вот так… вот так… все… кровь уже не идет… сейчас все будет нормально… на нем же быстро заживает… Он немного полежит, а потом встанет… Надо спешить, ведь Ириша уже приготовила ужин… и он обещал Сережке доклеить сегодня модель крейсера «Аврора»!.. Раздоров увидел себя рядом с сыном и женой… и тут же перед его глазами замелькали березы, березы… Взгляд замутился, а на лице появилась гримаса усталой безысходности. Редкое свистящее дыхание стихало…

…Голубков, Симонов и Шукуров, спрыгнув с брони БТРа, не стали прятаться ни в кювет, ни за подбитую машину, а безоглядно кинулись вперед. Голубков бежал изо всех сил, автоматически пригибаясь и отвлеченно замечая, что земля под ногами буквально кипит от ударов пуль.

Оказалось, они не первыми добрались до парапета. Какой-то боец, уже залегший за ним, стрелял из автомата в сторону дворца. Голубков, Симонов, Шукуров и еще несколько человек попадали за укрытие в нескольких метрах от него.

БТРы стояли в линию, задрав стволы вверх, башни елозили вправо-влево, изрыгая короткие и длинные пулеметные очереди.

Голубков начал стрелять, но тут по каске и плечам застучал обрушившийся откуда-то ворох земли и камней, и он уткнулся лицом в землю. Потом приподнял голову, стал отплевываться.

— «Шилки» херачат, елки-палки! — крикнул Симонов. — Главное, связи с ними нет! Один БТР с мостика упал и перевернулся. И весь эфир своими воплями забил…

Голубков приподнялся, оборачиваясь.

— Лестницы, бляха-муха! Лестницы вперед!

Четверо вскочили, следом Голубков. Метнулись, волоча две лестницы, под укрытие горы.

Голубков смотрел вверх, на мотавшийся в черном небе конец лестницы. Все, ткнулся в склон!

— Пошли! Пошли!

Закинул автомат за спину и схватился за перекладину…

* * *

Колонна миновала почти половину серпантина, и уже начинало казаться, что невредимой пройдет его до конца.

Первая БМП с ходу протаранила горящий на дороге автобус, сбросила на обочину, подняв целый фейерверк багровых искр.

Дворец был почему-то по-прежнему освещен, прожектора метались и мигали, все кругом светилось сполохами и вспышками.

Головная машина колонны вылетела на площадку перед дворцом в его восточной торцевой части. Резко встала. Раскрылись задние двери. Десантировавшись, бойцы залегали под градом пуль и обломков стен. Один попытался найти укрытие получше — привстал, получил пулю в плечо, упал, кое-как пополз куда-то в сторону.

Вторая машина объехала головную и рванула дальше.

Вдруг водитель резко затормозил. Всех качнуло вперед.

— Что встал? — крикнул Ромашов сержанту.

Тот обернулся. Глаза у него были круглыми, как солдатские пуговицы.

— Не вижу, куда ехать! — хрипло сказал он.

Сержант поднял командирский люк и начал вставать.

— Сидеть! — рявкнул майор.

Однако сержант примерно на одну шестнадцатую долю секунды успел-таки высунуться из люка. Раздался краткий, но пронзительный взвизг, и он без половины головы, с оторванным «ухом» шлемофона плюхнулся на свое место. Кровавое месиво заливало шею и плечи.

— Вперед! — яростно приказал Ромашов механику-водителю. — Вперед!

Вздыбившись, БМП сорвалась с места и, вынырнув из-за угла дворца, на полном ходу, бешено ревя, понеслась к парадному входу.

Механик резко затормозил, машина клюнула носом, ударившись броневым листом о землю, и замерла.

Плетнев распахнул задние двери, вывалился на брусчатку и бросился в сторону дворца.

Вдоль фасада то и дело рвались гранаты. На миг оглянувшись, он увидел, как упали двое, но не успел понять, кто именно это был. Оба ползли к укрытию, и это значило, что они были ранены, но еще живы.

Аникин уже лежал за парапетом, стреляя из-за него очередями по окнам. Плетнев плюхнулся рядом, тоже выпустил две короткие очереди.

— Во попали! Где народ-то? — крикнул он.

— А хер его знает, — буркнул Аникин, не отрываясь от приклада. — Видишь, что творится!..

Плетнев снова оглянулся.

Третья БМП остановилась на углу дворца. Зубов и еще какой-то боец вывалились из люка первыми и побежали в сторону парадного подъезда.

В трех шагах перед ними взорвалась граната, их, как тряпичные куклы, расшвыряло в разные стороны.

Плетнев видел, как Зубов поднял голову. Лицо было посечено осколками, залито кровью. Он пытался ползти. Второй боец, перевернувшись на спину, сел и стал пятиться, волоча перебитую ногу.

Большаков, с опущенным на лицо бронещитком, стоял на колене, не прячась от пуль, и короткими очередями, как в тире, бил из автомата по окнам дворца.