Ночное солнце - Полина Федоровна Елизарова

такое ей сейчас нужное: «Жду».

Была середина недели и середина рабочего дня — относительно благоприятное время для движения транспорта.

Через тридцать одну минуту такси, проехав большую мусорную свалку, завернуло к коттеджному, среднего класса (судя по ограде и вывеске) поселку.

Когда машина приблизилась к шлагбауму, Варвара Сергеевна скомандовала:

— Сигнальте. Да понаглее!

Из будки выскочил недовольный охранник.

Самоварова приоткрыла окно:

— Областная служба газа, — нетерпеливо бросила она. — Поступил сигнал: в девятнадцатом доме утечка.

Прежде чем выйти из машины, Варвара Сергеевна зашла в чат с Никитиным и, разобравшись в опциях приложения, кинула ему точку своей локации.

* * *

Калитка, как ждали, оказалась не заперта.

Участок, принадлежавший гражданке Перетятько, выглядел ухоженным, по крайней мере та его часть, что была перед домом: аккуратные ряды голых, подстриженных не так давно кустарников, стена здоровых, рослых сосен вдоль забора.

Весь участок Варвара Сергеевна решила не обследовать: был риск, что где-то за домом или у соседей есть собака, которая поднимет лай.

Стараясь ступать как можно тише, она поднялась по ступенькам крыльца и толкнула входную дверь.

Если вышла ошибка и в доме находится вовсе не тот, кто ей нужен, она придумает, как распедалить ситуацию.

Прихожая хоть и впечатляла (особенно после Ларкиной хрущевки) размерами, выглядела простовато — гладко выкрашенные стены, незамысловатые прямоугольные светильники, потертый серый пуфик, зеркало в дешевой деревянной раме.

Открытая дверь гардеробной комнаты обнажала ее содержимое: аккуратно развешанные на плечиках несколько женских — подлиннее и покороче — пальто и шубок; на внушительных размеров обувном стеллаже сгрудилась новенькая, модная, преимущественно на высоких каблуках обувь.

Все вещи, включая обувь, были черными, кроме одной, на контрасте сразу бросавшейся в глаза: длинного белого пальто.

Где-то за стеной едва слышно гудел телевизор.

Решив в целях безопасности не разуваться, Варвара Сергеевна вытерла ноги о грязный, с налипшей на него листвой, коврик.

После незаконного вторжения терять ей было нечего. Миновав прихожую, она очутилась в большом, таком же безликом помещении.

Это оказалась столовая, совмещенная с кухней.

Кухня, как известно, сердце любого дома.

И пахнет в каждой кухне по-особому. Даже хорошая вытяжка не спасает от едва уловимой, непохожей на другие, сложной композиции запахов.

По кухне про обитателей квартиры можно узнать многое, тем более если это не просто кухня, а кухня-столовая.

Обитательницы частных домов обычно хвастают здесь нарядной, убранной под стекло посудой, изысканными вазами и дизайнерской мебелью.

На стены любят вывешивать оригинальные натюрморты и семейный иконостас.

В этой столовой царила скучная, безликая, неуловимо пахнущая хлоркой серость.

Обеденный, на шесть персон, прямоугольный стол был абсолютно пуст — ни сахарницы, ни солонки, ни салфетницы.

Единственное, что украшало помещение, — парочка посредственных акварелей, два неинтересных натюрморта и гладкая полка, утыканная псевдостаринными безделушками и выцветшими фотографиями в бронзовых рамках.

Подойдя к полке, Варвара Сергеевна взяла в руки одну из них.

Средних лет женщина, одетая и причесанная по моде шестидесятых годов, равно как и мужчина с ней рядом, не вызвали никаких, даже самых отдаленных воспоминаний.

Рассмотрев остальные фото и повертев в руках штампованную фарфоровую пастушку с грубо заломанными кудрями и корзинкой цветов в руках, Самоварова не могла отделаться от ощущения, что это реквизит.

Будто хозяйка, отыграв роль в какой-то пьесе, прихватила его с собой и, не зная, куда деть, наспех пристроила на одном из пустующих мест.

На стене висели часы — на белом фоне стеклянной вечности черные, символизирующие условное земное время цифры-стражи и весла стрелок, остановившиеся на без пяти двенадцать.

Самоварова достала из кармана мобильный и вперила взгляд в черную пустоту экрана, словно из этой пустоты мог прийти ответ о том, что ей теперь делать.

Даже в больнице она не чувствовала себя такой подавленной и уставшей.

В доме было душно — окна были закрыты, батареи жарили на полную мощность.

Расстегнув пальто, Самоварова двинулась на звук телевизора.

Раздвижная дверь, не закрытая до конца, привела ее в комнату.

Переступив порог, она увидела, как на экране внушительных размеров телевизора ведущая, энергично работая ртом, почти беззвучно передавала последние новости.

Посреди комнаты стояло два серых кресла и низкий журнальный стол, уставленный бутылками с алкоголем, стаканами и чашками, между которыми валялись вскрытые пачки не то лекарств, не то витаминов.

В нос ударил запах затхлости и перегара.

На диване, стоявшем вдоль зашторенного наглухо окна, лежала укрытая оранжевым флисовым пледом женщина.

Глаза ее были закрыты.

Одна нога выпросталась из-под пледа и свисала на пол.

По тому, как едва заметно подрагивала эта нога, было очевидно, что женщина жива.

Преодолевая отвращение, Варвара Сергеевна присела на краешек кресла и принялась ее рассматривать.

Короткий ежик темных взмокших волос, тонкий нос, болезненно-белая кожа лица.

Почувствовав на себе тяжесть чужого взгляда, женщина зашевелилась.

Потерла глаза, застонала, облизала пересохшие губы и, придерживаясь за спинку дивана, с видимым усилием приняла горизонтальное положение.

Заметив Самоварову, уставилась на нее мутным нетрезвым взглядом.

— О! Какие люди да без охраны! — развязно заголосила она. — Так и знала, что ты уже рядом! Снилась мне вчера… Нет, не вчера, только что. Да и вчера тоже. А вообще, херовый ты следователь, Аря… Что-то долго тупила… — изрыгнула из себя хрипло. — Что не разулась-то?

— Здравствуй, Регина… Или все же Марина Николаевна? — Варвара Сергеевна, все еще не веря в то, что все это — не очередной дурной сон, машинально полезла в карман пальто и нащупала портсигар.

Затянув на себе пояс халата, Марина-Регина встала с дивана. С трудом удерживая равновесие, подошла к Самоваровой.

— У тебя там нож или пистолет? — глумливо усмехнулась она.

Не глядя на нее, Варвара Сергеевна достала из кармана портсигар.

— Угостишь? — дрожащими, цепкими пальцами Регина раскрыла портсигар и вытащила из него самокрутку. — Я же практически не курю. Зажигалку, пожалуйста, дай. — Выпустив изо рта порцию дыма, она резко закашлялась. — Всегда мечтала так же элегантно, как ты, дымить, да легкие с детства слабые. Пока здоровьем не занялась, любое ОРВи заканчивалось пневмонией.

Она вернулась на диван и схватила со стола одну из грязных чашек.

Поглядывая на нее искоса, Самоварова с трудом подавляла в себе желание вцепиться пальцами в эту щуплую белую шейку и, слушая, как захрустят кости, плюнуть в подернутые похмельем невыносимо лживые глаза. А потом выскочить, не оглядываясь… Чтобы сдохла тварь одна, совсем одна, даже не так, как Капа, с которой до последнего вздоха был рядом верный Пресли!

— Выпьешь? — Регина кивнула головой на журнальный столик. — Я тут пока валялась, сериал один смотрела, — как ни в чем не бывало продолжала она. — Короче, там следователь, мужик, ушел из семьи. С бывшей отношения натянутые, а дочка-подросток страдает — бежит к телефону, все звонка от папки ждет. И вот