Ночное солнце - Полина Федоровна Елизарова

следователей… Все мы, люди, волей-неволей корежим чьи-то жизни… Просто одни делают это, служа букве закона, а другие — обслуживая свои личные интересы».

Подошедшая электричка была почти пустой.

Из ожидавших на платформе пассажиров в вагоне с Самоваровой оказались только двое — девушка и дядька в кепке, севший в параллельном с красоткой ряду. Это позволило ему продолжать исподтишка рассматривать явно невыспавшуюся девицу.

За неимением книги Варвара Сергеевна полезла в соцсеть.

Открыла свою страничку, на которой давным-давно не была, и начала, будто со стороны, ее изучать.

Черная полоса образовалась в ее жизни вскоре после того, как она «легализовалась» в соцсети и вывесила «римские» и еще вот эту, любимую, из Адлера, с маленькой Анютой, фотографии.

Похоже, это и послужило для гадины пусковым механизмом.

«Время такое, — размышляла Самоварова, поглядывая на скудный пейзаж за окном. — Обнажая и хвастаясь личным, мы кормим демона, имя которому Превосходство. А он всегда идет в паре с демоном по имени Зависть».

Убрав мобильный в карман, она покосилась на мужчину и девушку.

Толстяк встретился с девицей взглядом. Она брезгливо поморщилась, вставила в уши наушники, откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза.

В соцсеть возвращаться не хотелось, и Варвара Сергеевна, последовав примеру девицы, подключила к мобильному свои наушники и нашла в приложении первый концерт Рахманинова. Уставившись в окно, она разглядывала быстро сменявшиеся однообразные картинки поздней осени.

Всю осень восемьдесят пятого и последовавшую за ней зиму восемьдесят шестого Варвара Сергеевна болела.

Работала, но через пень-колоду: на неделю выходила на службу, затем две недели сидела на бюллетене.

Все, кто был в курсе истории с Рыбченко, Варю как могли морально поддерживали и, округляя глаза, предупреждающим шепотом, отмахивающимися жестами рук отговаривали ее от безумного акта милосердия, который, сказать по совести, она совершать не собиралась.

В те долгие, муторные, пропахшие микстурой и горчичниками ночи она подолгу лежала без сна и, думая о судьбе Регины, старалась прислушаться к своему сердцу.

А сердце молчало.

И дело было не столько в сложностях, связанных с опекой, справками, неизбежными новыми расходами и хлопотами, дело было в том, что внутри нее не было ни капли любви к несчастной девчонке.

И Анька ее не любила.

«Из таких, не по годам серьезных, самостоятельных девочек, — думалось Самоваровой, — вырастают отличные руководители: жесткие, немногословные, способные, видя насквозь, быстро выхватить суть. Но таких, увы, никто не любит. У них словно бы уже при рождении отсутствует какая-то важная часть души».

Внезапно острая, нереальная в своем праве на существование мысль пронзила все ее существо!

Она схватила телефон и, проигнорировав три сообщения от доктора, набрала домушнице.

Шансов, что старуха вспомнит, было немного…

— Алло! — Быстро ответив на звонок, соседка сначала откашлялась, затем издала какой-то бодрый, похожий на мягкий «хрюк», звук.

— Варюша, ты? Слушаю!

— Маргарита Ивановна, — без вступлений начала Самоварова, — как звали мужчину Ольги Рыбченко, того… который отец Регины?

— Ой, моя дорогая, ну и вопрос! Ты, как всегда, в своем репертуаре! Погоди, сейчас сантехника провожу, перезвоню!

Карпенко Марина Николаевна, выросшая в дет-доме.

Регина Рыбченко, отправленная в детдом с тем же номером.

Нет, совпадение… Полный бред!

Той зимой она ходила к заведующей с фиолетовыми волосами и своими ушами слышала: Регина, дочь Ольги, умерла от двустороннего воспаления легких.

В вагон зашел испитой попрошайка.

— На операцию! Матушке родной на операцию! — не в силах придумать хоть что-то еще, сиплым голосом заученно выкрикивал он.

Никто не отреагировал — девушка, прижав к себе сумочку, сделала вид, что спит, а мужчина шустро достал из сумки газету и уткнулся в нее носом.

Когда он поравнялся с Самоваровой, в кармане, на ее спасение, завибрировал мобильный.

Что-то прошипев сквозь зубы, тунеядец двинулся вследующий вагон.

— Варь, да Микола его вроде звали… Николай по-нашему.

— Спасибо… — сглотнула Самоварова.

— Все тебе неймется с этой историей… В церковь сходила?

— Пока нет. В больнице была.

— Извела ты себя почем зря… Смотрела на тебя, так и думала, что загремишь. Ты, как и я, до последнего тянешь. С давлением?

— Да.

— С каким?

— Сто сорок на сто… двадцать, — наобум брякнула Самоварова.

— Ой, для гипотоника это серьезный криз!

— Угу…

— Когда заглянешь-то?

— Загляну.

Ольга родила зимой. Дату Варвара Сергеевна не помнила, но было это после Нового года.

Пытаясь унять дрожь в пальцах, она полезла в чат с Никитиным.

Карпенко появилась на свет 10 февраля 1980-го, «олимпиадного» года.

А Регина (совершенно точно!) на год позже.

Или не точно?..

Рыбченко Регина Николаевна и Карпенко Марина Николаевна.

Липкое прошлое, затерянное в вокзальных перронах, прокралось и заполнило всю ее до краев. Тревожные сны, где она под недобрыми взглядами торгующих самопальными тенями цыганок пытается кого-то отыскать на безымянных полустанках; запах протухшей еды, детские поломанные игрушки, безнадега… Юрка-алкоголик, сосед Рыбченко, в ту зиму скончавшийся от инсульта. Напряженно-двусмысленные отношения с Никитиным. Привычное безденежье. Туманные перемены, желанные только алчным воронам.

— Нет, быть не может… — говорила она сама с собой вслух.

Кто-то тронул ее за плечо. От неожиданности Варвара Сергеевна вскрикнула.

Широко улыбаясь, над ней навис мужик в клетчатой кепке.

— Варвара Сергеевна! А я все гляжу: ты — не ты! — довольно лыбился он. — Прости, что напугал.

— Батюшки, Витя, ты, что ли?!

Вглядываясь в отекшее, с набрякшими «почечными» мешками лицо, она с трудом узнала в нем водителя из ее отделения.

Витька пришел к ним в начале двухтысячных совсем молодым, после армии, пацаном.

Сметливый и шустрый, он, помнится, любил травить анекдоты и беспрерывно жевал жвачку.

Волочился за всеми девицами — красивой замужней секретаршей тогдашнего шефа, задастой дознавательницей и даже чахоточно-костлявой, с распутными глазами уборщицей.

Витька был шумный, но беззлобный, и большинство в отделении относились к нему с симпатией.

— Приехали, конечная! — Он неловко помялся, но все же решился протянуть Варваре Сергеевне свою потную ладонь. — Хватайся, давай! Бледная ты какая-то. Нормально у тебя все?

Двигаясь с Витьком по перрону, Самоварова охотно поддерживала разговор с человеком из не такого уж плохого и даже счастливого прошлого.

Рассказывая ей несмешные анекдоты, он сам же над ними смеялся, и его пивной, обтянутый старенькой курткой живот хохотал вместе с ним.

Простившись с ним на стоянке, Варвара Сергеевна задумалась о том, что всего полчаса назад, не узнав, видела его совершенно другим.

А сейчас вчерашний солнечный, шустрый Витька запрыгнет в метро и снова станет унылым возрастным толстяком, оставившим себе право лишь на случайные вагонные фантазии…

Сев в такси и продиктовав водителю адрес, она первым делом ответила доктору: «Все хорошо. Буду к вечеру».

Вопреки ее ожиданиям, Валера не стал тут же перезванивать или морализаторствовать в ответном сообщении. Через пару минут от него прилетело коротенькое и