Вина и грехи - Мара Вульф

была пропитана лекарством, на всякий случай положила еще немного. Самая широкая рана находилась в верхней части левой руки.

– Останутся шрамы, – произнесла я, просто чтобы хоть что-то сказать. – Но это неважно.

– И все равно я буду красивее тебя, – прохрипела сестра. Слезы безостановочно бежали по ее щекам, но она не издавала ни звука.

– Конечно, будешь. – Я гладила ее по волосам, шептала на ухо утешающие слова и позволила ей выплакаться, чувствуя радость от возможности побыть с ней. Мы все еще есть друг у друга, и я никогда не смогу в достаточной мере отблагодарить Великую Богиню за это.

– Проверь Алексея. Позаботься о его ранах. Я знаю, что он совершил. – Ее голос звучал на удивление мягко. – Но поверь мне, он сполна расплатился за это. Я не раз его избивала, и все равно он оставался рядом со мной. Сражался вместе со мной. Без него Селеста разделалась бы с гораздо большим количеством виккан. Я думаю… – Она прервалась, собралась силами и вздохнула. – … Кирилл был бы рад узнать, что мы его простили. – Нащупав мою ладонь, Лупа сжала ее. – И если ты не хочешь сделать это для него, то сделай для меня.

Я изумленно уставилась на ее голое предплечье и плохо зажившие следы укусов.

– Ты позволила ему пить из тебя.

Она едва заметно кивнула, но в глазах читалась дерзость.

– В противном случае он бы умер, а я этого не допущу. Поверь, я в жизни бы не подумала, что он станет моим другом. Лучшим из всех, кто у меня когда-либо был. – Ее голос превратился в обессиленный шепот, но в нем безошибочно угадывалось удивление. – Если я смогла простить его, то и ты сможешь. Твое сердце всегда было мягче, и Великая Богиня наверняка ожидает этого от тебя. Он тысячу раз заслужил твое прощение.

Очевидно, что на данный момент из нас двоих более мягкое сердце было у нее.

– Ты поклялась убить всю его семью, – напомнила я ей, накладывая повязки. Затем заботливо укрыла ее своим плащом.

– Я обезумела от ярости и не могла мыслить здраво. Тогда я только что потеряла Кирилла и ужасно боялась за тебя. Не заставляй меня умолять.

– Я помогу ему, – успокоила я ее, – но насчет прощения не обещаю. – Потом взяла баночку и оставшиеся бинты.

– Я просто хочу, чтобы он выжил. Не вынесу больше смертей.

Я понимала это как никто другой. Опять превратившись в туман, я переместилась в другую клетку. С каждым разом трансформироваться становилось все легче. Алексей безжизненно лежал на полу. Внутри меня зародилась жалость. Что бы он ни сделал со мной, такого никто не заслуживал. Осторожно, чтобы не содрать кожу, которая не только выглядела как разбитый мрамор, но и на ощупь была на него похожа, я аккуратно нанесла мазь. Стригой не двигался и до сих пор не прикоснулся к графину. Похоже, у него иссяк весь запас сил. Как будто Алексей смог только дождаться момента, когда Лупа будет не одна. В очередной раз поменяв камеру, я достала маленькую ложечку. С большим усилием мне удалось влить в него немного крови. Но тут застонала Лупа, и мне пришлось снова проверить ее. Она пылала. Я положила ей на лоб тряпку, смоченную в холодной воде, хотя вообще-то она должна была ее выпить. Почему я не подумала о жаропонижающем средстве? Теперь уже не получится ее оставить, чтобы его принести. Я напоила сестру небольшим количеством бульона, прежде чем снова проверить Алексея. Тот, кажется, впал в некое подобие бреда. Глаза дергались под закрытыми веками, но мне не удавалось привести его в сознание. Тем не менее ему так или иначе нужно выпить еще крови. Несколько капель его не вылечат. Я присела рядом с ним и капнула немного крови ему между губ, после чего снова проверила Лупу. Ее бледное лицо покрылось бисеринками пота, а глаза светились лихорадочным блеском. Она беспокойно ворочалась на соломе и смотрела сквозь меня, словно не узнавая. Тот факт, что они оба разговаривали со мной, когда я пришла, дал мне надежду на то, что им хватит сил противостоять яду и боли. Но это было ошибкой. Только сейчас аконит начал действовать в полную силу. И я ничего не могла сделать, лишь сидеть и смотреть, как из них вытекает жизнь. Я старалась не паниковать, пока часы тянулись один за другим, и постоянно я перемещалась туда-сюда между камерами. Несмотря на все мои усилия, лихорадка продолжала крепко держать Лупу в своих лапах. Она едва слышно шептала какие-то бессвязные слова, отрывистые фразы перемежались всхлипами и стонами. Я держала ее за руку, давала ей воду, смачивала губы и умоляла меня не бросать. С Алексеем дела обстояли немногим лучше. Он по-прежнему неподвижно лежал на полу и не шевелился. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой беспомощной. Я практически ничего не могла для них сделать, но и бросить тоже не могла. Я перестала ждать помощь. Хорошо хоть тюремщик не вернулся. Селеста наверняка отдала приказ позволить пленникам умереть. Страх наваливался на меня тяжким грузом, а безнадежность парализовывала. По лицу побежали слезы, когда я присела возле Лупы и погладила ее по волосам.

– Не бойся. Отпусти себя, – прошептала я, и слова с трудом срывались с моих губ. Лупа боролась большую часть своей жизни, и если боль становилась для нее невыносимой, то я не имела права ее удерживать. Нужно отпустить ее, как бы не ужасала мысль о том, что я останусь одна. – Великая Богиня примет тебя с распростертыми объятиями в стране вечного лета. И, возможно, ты встретишь там мать и отца, если их души еще не переселились. Кирилл наверняка будет ждать тебя. Ты должна сказать ему, как сильно я его люблю. – Мой голос дрогнул. – Я справлюсь. Ты не обязана оставаться из-за меня.

Лупа что-то пробормотала, но я не разобрала, что именно, потому что в этот момент в меня что-то ткнулось. Я вздрогнула, но когда свет люмина засиял чуть ярче, узнала умные глаза Мило. Кот тихонько мяукнул. Всхлипнув от облегчения, я взяла его на руки, обняла, прижала к груди и зарылась лицом в черно-белый мех. Он снова мяукнул, словно желая подбодрить нас с Лупой.

– Бредика тебя отпустила или ты сам от нее сбежал? – укоризненно спросила я. – Тебе слишком опасно здесь находиться. Но как же я рада, что ты здесь.

Я опустила его на землю, когда кот начал ворочаться у меня в руках.

Лупа выгнулась, ее глаза расширились от ужаса.