Прокурор - Анатолий Безуглов

— Нет.

— Авдеев?

— Нет. — Она улыбнулась: — Не гадай, все равно не скажу… Написал добрый, очень хороший человек… Я тут же в дорогу. Даже не помню, как собиралась…

— А как Володя? — осторожно спросил Захар Петрович. — Что ты ему сказала, когда вы уезжали в Хановей?

— Не помню… Но о той женщине — ничего…

Встреча с сыном была сдержанной.

— Мужики и есть мужики, — смеялась Галина. — Даже не поцелуются по-человечески…

Измайлову показалось, что Володя возмужал, повзрослел. А может, много думал в Хановее. Ведь вряд ли от его внимания ускользнуло состояние и настроение матери.

Сели завтракать все вместе. Захару Петровичу хотелось, чтобы это утро длилось без конца. Но надо было идти на работу. Галина придирчиво осмотрела его перед выходом. И на прощанье попросила почему-то передать привет Ракитовой.

По дороге в прокуратуру Захар Петрович старался разгадать, кто же мог написать в Хановей. Если не Межерицкие и Авдеев, то?..

Сначала он подумал на Гранскую. Но, поразмыслив, отмел свое предположение. Инга Казимировна сделала бы это, скорее всего, в открытую. И сказала бы ему сама.

Вероника Савельевна?

Нет, при всем уважении к Измайлову та не решилась бы на такой шаг.

Он так и появился на работе, не придя ни к какому определенному выводу.

Ключом к разгадке была реакция Ракитовой, когда Захар Петрович передал ей привет от своей жены. Она мгновенно залилась румянцем и, не удержавшись, воскликнула:

— Уже приехала?

Но тут же осеклась, смутилась и не знала, куда девать глаза.

Захар Петрович прямо-таки опешил. Теперь почти не приходилось сомневаться, что его помощник и была тем самым «добрым, очень хорошим человеком».

«Кто бы мог подумать? — удивился Измайлов. — Ракитова, которая стеснительна невероятно, которая теряется, когда речь заходит о личном…»

Открытие было и приятным, и грустным. Приятным, потому что Ольга Павловна проявила себя с той стороны, с которой он ее не знал. Грустным (вернее — досадным) — потому что Захар Петрович считал себя достаточно проницательным психологом, и вот… Выходит, переоценивал свои способности.

Но такие разочарования полезны. Значит, нужно лучше приглядываться к людям: они куда многограннее, чем это кажется.

Чтобы окончательно убедиться в своей догадке, он хотел прямо спросить Ольгу Павловну. Но раздумал: сделала доброе дело — и спасибо ей. Пусть это будет маленькой тайной троих — его, Гали и Ольги Павловны…

Захар Петрович быстро отпустил Ракитову.

И тут позвонил Никулин.

— Аркадий Будяков задержан милицией в Москве, — коротко сообщил начальник ГОВДа.

— Ничего себе! — вырвалось у прокурора. — Еще один удар для несчастной матери… За что? Когда?

Майор рассказал то, что сообщили ему по телефону из столицы. Оказывается, парень сбежал из дому с определенной целью (как он объяснил задержавшим его работникам милиции). У него была идея: найти такого врача, который вылечил бы отца от пьянства.

Наивный парнишка отправился в Москву. Где он там скитался, как искал чудо-доктора, Никулину в подробностях пока известно не было. Короче, Аркаша попал, кажется, в руки афериста, какого-то дяди Коли. Тот напел Будякову, что поможет разыскать нужного врача и заработает денег для оплаты лечения.

Этот самый аферист взялся отремонтировать квартиру одному крупному ученому. Заверил, что материалы — обои, паркет, плитка, разные там ручки и светильники — будут самые лучшие… Даже показал образцы. Получив задаток (а сумма за ремонт была заломлена весьма внушительная) и ключи от квартиры, дядя Коля «приступил к ремонту», представив Аркашу своим подручным. Владелец квартиры жил в это время на даче. Несколько дней назад дядя Коля, по словам Аркаши, уехал в другой город за материалами для ремонта. А мальчик пока готовил квартиру — сдирал старые обои. Когда хозяин навестил городскую квартиру и открыл комнату, где были сложены самые ценные вещи, то обнаружил, что все они исчезли. Он тут же позвонил в милицию. Аркашу задержали…

— Что мальчик сказал? — спросил Измайлов.

— Куда именно уехал дядя Коля, не знает. Жили они на квартире, которую шабашник выдавал за свою. Но оказалось, что тот снял ее у какой-то старушки… При Аркаше обнаружили всего рубль с мелочью.

— Интересно, для чего он мог понадобиться этому аферисту? — недоумевал Измайлов.

— Думаю, как бы в качестве заложника. Пока парень возился с обоями, время шло, ни у кого никаких подозрений, а у преступника — больше возможностей замести следы.

— Ну ладно, провести наивного парнишку легко… А вот как ученый клюнул?

— Дядя Коля уверял, что ремонтировал квартиры у композитора Хачатуряна, Михаила Жарова, писателя Бориса Полевого…

— Все они умерли, — заметил Захар Петрович.

— Вот-вот! Не проверишь…

— Можно ведь было узнать у родственников…

— Наверное, посчитал неудобным. Короче, обмишулился, — сказал Никулин. — А мальчишку надо выручать. Если, конечно, не замешан. Похоже, он просто жертва афериста.

— Кому позвонить в Москве? — спросил Измайлов.

Начальник ГОВДа дал координаты.

Захар Петрович связался со столичным отделением милиции, рассказал об Аркаше, обстановке в его семье. В Москве пообещали отнестись к парнишке внимательно и тщательно разобраться во всем.

* * *

Присутствие съемочной группы взбудоражило всю фабрику. Режиссер решил снять несколько интервью с рабочими в виноградной беседке — живописно, на натуре, отличная цветовая гамма: веселые разноцветные скамейки, лозы, усыпанные гроздьями винограда…

Когда Баринова хотела поделиться со Стариковым своими сомнениями по поводу героев передачи, он, не дослушав ее, заявил:

— Не волнуйся, старуха! Главное, чтобы на экране было побольше симпатичных девушек.

По этому принципу он теперь и отбирал людей для съемки. Флора попыталась вмешаться, но режиссер не обращал на нее никакого внимания.

Выбор Олега пал на девушек из цеха Анегина.

— Улыбайтесь! — командовал он смущавшимся работницам. — У вас все хорошо, даже отлично! Побольше тепла, искренности!.. Представьте, что вы на свидании!..

Неожиданно сломался магнитофон. Звукооператор долго возился с ним, потом признался, что нужен квалифицированный мастер.

Баринова схватилась за голову. А Стариков, накричав на звукооператора и дав ему час на исправление поломки, продолжил съемку.

— Несколько эпизодов, — сказал он Флоре, — пустим с закадровым комментарием.

Магнитофон повезли в город в радиомастерскую, а съемочная группа перебралась со всей аппаратурой в вышивальный цех. Тут Стариков опять выбрал несколько смазливых девиц, и камера застрекотала.

Флора отвела Олега в сторону.

— Кого ты снимаешь? — спросила она, еле сдерживаясь от возмущения. Я же просила вон ту женщину! Передовик, мать пятерых детей…

— Не фотогенична, — поморщился режиссер, но, заметив, что Баринова вот-вот взорвется, нехотя согласился: — Ладно, покажем ее на среднем плане…

После обеда съемки продолжили. И снова почти по каждому эпизоду между Бариновой и режиссером возникал спор. Наконец Стариков не выдержал и сказал: если Флора будет гнуть свою линию, они не управятся и за месяц.

Журналистка промолчала. А когда Костя Лядов сказал, что вечером их троих пригласили в ресторан при гостинице «Азов», она наотрез отказалась. Виктор отвез ее в «Зеленый берег» и вернулся в город.

Анегин угощал телевизионных деятелей. «Дружеский вечер», как окрестил его начальник СЭЦа, начался в ресторане. Затем Евгений Иванович, прихватив коньяк и фрукты, пошел с Лядовым в его номер. Там застолье было продолжено. Анегин и оператор воспылали друг к другу сердечной привязанностью, скрепленной прекрасным напитком, возраст которого исчислялся не одним десятилетием.

— За дружбу! — провозгласил очередной тост начальник СЭЦа. — Пусть она будет продолжаться столько, сколько выдерживали этот коньяк!

— Согласен! — радостно чокнулся с ним Лядов. — Я для тебя — что угодно! Приезжай к нам… Только свистни меня…

— Приеду, — пообещал Евгений Иванович. — А насчет услуги… Есть небольшая просьба…

— Для друга! — ударил себя в грудь оператор. — Говори! Я на все согласен!

— Завтра, Костя, завтра, дорогой! Сегодня будем отдыхать душой и телом…

Анегин ушел от свежеиспеченного приятеля, когда тот, как говорится, уже лыка не вязал.

Внизу, у подъезда гостиницы, как и было условлено, ждал Берестов.

— Парни крепкие, — произнес Анегин, усаживаясь рядом с шофером. Видать, закаленные… Но мы опытнее.

Сам Евгепий Иванович был в сильном подпитии и всю дорогу до дачи Боржанского что-то мурлыкал под нос.

Поселок на берегу моря спал. Лишь веранда домика главного художника фабрики светилась ярким светом.