В открытое небо - Антонио Итурбе

землю Франции. Три двойных ангара рядком стоят на берегу спокойных вод. Некий солдатик показывает ему, где расположен центральный офис. Говорит он и о местоположении парковки, но Мермоз его уже не слышит. Проезжает шлагбаум и останавливается прямо у дверей офиса. Вылезает из своего авто в окружении солдат в рабочей одежде и гражданских в покрытых масляными пятнами комбинезонах и не остается незамеченным в своем пальто из кашемира и темно-синем костюме. Его встречает лейтенант.

– Месье Мермоз?

– Здесь и готов сесть за штурвал.

– Как вам известно, для пилотирования гидроплана требуются права на вождение коммерческого транспортного средства типа гидроплан.

– Да, мне уже говорили об этой формальности.

Лейтенант молод, всего на пару лет старше Мермоза, но взгляд у него суровый.

– Это не формальность, месье Мермоз. Гидроплан имеет характеристики, которые отличаются от характеристик обычного самолета. Вам нужно пройти соответствующий курс обучения, чтобы сдать экзамен.

Мермоз хмурится.

– Экзамен я могу сдать прямо сейчас.

– Обучение на курсах перед сдачей экзамена обязательно. Таковы правила.

– А какова длительность обучения? Мне нужно вылететь в мартовское полнолуние!

– Это зависит от обучаемого. Для некоторых требуется три месяца.

– Три месяца?

Мермоз срывает с себя пальто и швыряет его в кресло, словно желая ввязаться в драку. Драки он жаждет. Ему нужно выиграть схватку с историей.

– Можно начать прямо сейчас?

Тем же утром он садится в гидроплан, и инструктор показывает ему, как им управлять. Через час гидроплан приземляется, пилотируемый уже самим Мермозом. Инструкторы удивляются способности нового ученика в считаные минуты адаптироваться к особенностям управления аппаратом.

Неделю спустя в его кармане уже лежит сертификат пилота гидроплана. Но за несколько дней до мартовского полнолуния погода меняется: поднялся шторм, и этот шторм создал особые риски для авиации. Мермоза метеосводки не пугают, ведь он привык доставлять почту, а она знать не хочет о климате. Но он понимает, что за его попыткой следят много глаз. Если у него не получится, разрешение может быть отозвано, и доброму имени его авиалинии будет причинен ущерб. Ждать для него – один из тех глаголов, которые он больше всего ненавидит. Однако ему не остается ничего иного, кроме как настраиваться на апрельское полнолуние. Приходит новость об авиакатастрофе со смертельным исходом почтового самолета на линии Барселона – Аликанте.

Всего неделю назад над Пиренеями разбился другой самолет. Перед огромным окном в Монтодране Дидье Дора покусывает сигарету и смотрит в бесконечность. Самые опытные пилоты были отправлены в Африку и на вновь открытые линии Южной Америки, а отрезок между Тулузой и Малагой, предположительно более спокойный, превращается в кладбище.

Есть у него пара пилотов на замену погибшим, но они еще слишком зеленые. Их бы потренировать еще недельки две здесь, в Монтодране, чтобы как следует научились взлетать и садиться.

– Месье Буве.

С огромным блокнотом и сползающими на нос очками к нему подбегает секретарь.

– Пошлите Жану Мермозу на базу на озере Бер телеграмму следующего содержания: «Явитесь в Монтодран завтра. Будете обеспечивать доставку почты в Испанию в течение двух недель. Дора».

Он точно знает, что Мермоз не обрадуется. Знает, что тот примчится на своем авто, поднимая тучи пыли на дороге к аэропорту, а потом вдарит по тормозам у самого офиса. Знает, что ворвется к нему в кабинет, пылая как искра. Что вытянется перед ним как гигантских размеров оловянный солдатик и скажет ему вроде как уважительно, но явно через губу, что занят организацией самого важного в истории компании перелета. Знает, что сам сухо скажет в ответ, что ни один подвиг не сравнится с подвигом поддержания нормальной работы линии. Знает, что Мермоз стиснет зубы, пойдет за очками и спросит план полетов.

И так оно все и происходит.

Испанская линия получит две недели безукоризненной пунктуальности: ни опозданий, ни происшествий. Две недели, в течение которых Мермоз работает в две смены, замещая двух летчиков. Проклинает досужих механиков, криком требует горючее, выгадывает минуты, в Аликанте в одиночку уминает паэлью на четверых, руками разгоняет грозовые тучи.

В своем кабинете в Монтодране Дора одну за другой получает радиограммы с аэродромов: почта – в срок, почта – без новостей.

Через две недели Мермоз приземляется под вечер в Монтодране, преодолев тысячу триста километров с юга Испании. В офисе Дора горит свет, и его тощий силуэт четко рисуется в оконном стекле.

– Вы освобождаетесь от перелетов по линии Малага – Тулуза. Возвращайтесь к прежней работе на озере Бер.

Двое мужчин смотрят друг на друга. В зрачках Мермоза блеск вызова. Ему очень хочется, чтобы директор хоть раз в жизни сказал «спасибо».

– Возьмите неделю отпуска.

– Возьму день. Послезавтра буду на базе гидропланов.

Дора опускает руку в карман, вынимает портсигар, достает из него сигарету. Прежде чем он успевает залезть рукой в другой карман, Мермоз протягивает ему золоченую бензиновую зажигалку, выстреливающую, как из огнемета, пламенем. Внешне – простая вежливость, вот только он едва не спалил директору по эксплуатации ресницы, но тот молчит. За порогом кабинета директора, в коридоре, навстречу ему попадается секретарь Буве.

– Скажу тебе по секрету, – смеясь, обращается он к секретарю, – единственный способ согнуть шею Дора – это поднести ему огонька, когда тот закуривает.

За две недели он потерял два килограмма и теперь нуждается в хорошем питании и хорошей постели. В Париже он располагается в ресторане «Нант». И когда официант – после трех порций жаркого с гарниром из овощей и картошки – опасливо интересуется, не желает