Страстная женщина - Вирджиния Хенли

Граф Шрусбери выразил соболезнования матери Бесс и тете Марси. Джейн поспешила наверх доложить Бесс о приезде гостя.

— Извинись за меня перед лордом Толботом, Джейн. Я никого не хочу видеть.

— Бесс, но ведь это граф Шрусбери! Я не могу отказать ему!

— А я могу, и не раз делала это, — безучастно отозвалась Бесс. — Пожалуйста, Джейн, оставь меня в покое. Смущенная Джейн спустилась в гостиную.

— Моя сестра приносит глубочайшие извинения, но сегодня она никого не желает видеть.

Толбот в полном недоумении посмотрел на Джейн:

— А вы сообщили ей о моем приезде?

Джейн покраснела.

— Дело не в вас, милорд. Бесс нуждается в уединении.

— А по-моему, дело именно во мне. Будьте любезны, передайте миледи, что если она немедленно не спустится, я сам поднимусь к ней.

— Лорд Толбот! — воскликнула Элизабет. Марселла нахмурилась, ибо давно уже поняла, что между Бесс и графом что-то происходит.

— Поднимитесь к ней, граф. Только человек с сильной волей способен вернуть ее к жизни.

Шрусбери не пришлось упрашивать. Он мигом взлетел по лестнице и безошибочно нашел комнату Бесс. Постучав, Толбот не стал ждать ответа. Он распахнул дверь и вошел.

— Кто вам разрешил войти сюда? — отчужденно спросила Бесс.

— Я не привык спрашивать разрешения.

Бесс стояла у окна, держа что-то в руках. В черном платье она казалась воплощением скорби. Подойдя ближе, Шрусбери заметил, что в лице ее ни кровинки. Толбот взял из рук Бесс странный предмет. Она не сопротивлялась. Шрусбери внимательно осмотрел книжечку в золотом переплете, усеянном рубинами. Внутри оказались два портрета — Бесс и Уильяма Кавендиша.

— Боже милостивый, ты до сих пор скорбишь по Кавендишу! — Подавив жгучую ревность, он положил книжечку на стол. Подхватив Бесс на руки, он отнес ее к мягкой кушетке у камина, усадил к себе на колени и с безграничной нежностью прижал к груди. — Успокойся, успокойся, Бесс!

Гладя ее по волосам, Толбот с восхищением смотрел, как на них пляшут отблески огня. Вдруг Бесс задрожала. Он стиснул объятия, словно пытаясь уберечь ее от беды, и с бесконечным терпением ждал, когда лед в ее сердце растает.

— Тебе слишком долго приходилось быть сильной. Теперь я стану твоей силой.

Она все дрожала, а Шрусбери ласково гладил ее по спине. Постепенно Бесс начала успокаиваться, приглушенно всхлипнула и наконец разразилась слезами.

Целый час она провела в объятиях Шрусбери, вскрикивая и захлебываясь рыданиями, замолкая и разражаясь истерическим смехом. Наконец Бесс вскочила и заметалась по комнате, бранясь, крича и швыряя все, что попадалось ей под руки. Эта буря ужаснула бы любого, но только не Толбота, терпеливо сносившего язвительные тирады Гертруды.

А потом Бесс начала без умолку говорить, признаваясь во всех своих грехах, во всех недостатках и пытаясь оправдать себя.

Шрусбери удивленно покачал головой. Такой страстной женщины он еще не видывал, но любил ее без памяти. Выждав еще несколько минут, Толбот твердо сказал:

— Довольно, моя прелесть. — Поднявшись, он начал расстегивать ее платье.

— Что ты делаешь?

— Раздеваю тебя.

Ее заплаканные глаза расширились.

— Ты не посмеешь!

— Не болтай чепухи — конечно, посмею. Я просто раздену тебя и уложу в постель. — Толбот так деловито расстегивал пуговицы, словно раздевал Бесс каждый вечер. Под траурным платьем и черными нижними юбками оказалось самое простое белье. — А это еще что такое? Почему же ты сразу не облачилась в рубище и не посыпала голову пеплом?

Бесс скорбно уставилась на него. Сняв с нее подвязки и чулки, Шрусбери подошел к комоду и достал ночную сорочку — самую простую, шерстяную, которая согрела бы Бесс в просторной пустой постели. Подержав рубашку перед огнем, он надел ее на Бесс. Потом, подхватив на руки, отнес ее в соседнюю спальню, заботливо укрыл одеялом и развел огонь в большом мраморном камине. Убедившись, что пламя разгорелось, Шрусбери задернул плотные занавески на всех четырех окнах.

Начался снегопад, и Толбот понял, что на обратном пути наверняка промерзнет. Он зажег свечу и поставил ее на столике у постели. У Бесс слипались глаза, мокрые от слез ресницы подрагивали на бледных щеках.

Спустившись вниз, Шрусбери увидел трех женщин, с надеждой взирающих на него. Он понял, что время близится к полуночи. Родные Бесс наверняка слышали вопли и шум наверху и теперь ждали объяснений.

— Она спит, как младенец. Завтра встанет такой же, как прежде, — заверил дам Толбот.

Вскочив в седло, он пришпорил жеребца. Снег и мороз вдруг стали ему нипочем: бурлящая в жилах кровь согревала Толбота. Мысли о Бесс прогоняли озноб.

Глава 34

Бесс получила немало писем с соболезнованиями, лондонские друзья и знакомые настоятельно советовали ей вернуться ко двору. Некоторые советы так уязвили Бесс, что она не сдержала возмущения:

— Вы только послушайте, что пишет Энн Герберт: «Найти мужа легче всего при дворе». А вот письмо от Леттис Ноллис: «Убеди ее величество вновь назначить тебя фрейлиной. Сейчас нас всего трое: Бланш Пэрри, Мэри Стаффорд и я, а мужчины при дворе весьма необузданны!»

— Эта особа не имеет ни малейшего понятия о приличиях. Неужели она не слышала о том, что вдовы должны носить траур? — воскликнула Элизабет.

— При дворе траур не в моде. Богатые вдовы в мгновение ока находят себе новых мужей, — объяснила Бесс.

— Ты могла бы стать желанной добычей для любого честолюбивого мужчины, дорогая, — вставила Марселла.

— Больше я никогда не выйду замуж. Мои деньги, поместья и земли достанутся детям. Мое состояние не уплывет к мужу — оно мне слишком дорого досталось.

«И кроме того, я хочу замуж только за одного мужчину на свете, а он женат с двенадцати лет!»

Апрель заставил зиму отступить и возвестил о приходе весны. Пользуясь ясной погодой, Бесс каждый день объезжала свои владения, фермы и поля. Овец уже начали выгонять на холмистые пастбища. Сердце Бесс трепетало в предвкушении того, что вскоре луга покроются пестрым ковром цветов.

Она была благодарна Шрусбери за то, что он держался на почтительном расстоянии, но знала: вскоре его терпению придет конец. На каждой прогулке Бесс ждала встречи с ним и предчувствовала, что рано или поздно это произойдет. Былая враждебность между ними исчезла без следа. Бесс по-прежнему считала Шрусбери самым надменным мужчиной в мире, но когда убедилась, что он заботится о благополучии не только своих, но и чужих арендаторов, ее мнение о нем изменилось. Наконец Бесс пришлось признать, что лорд Толбот — добрый, справедливый и порядочный человек, образец высокой нравственности во всем, кроме того, что касалось его отношения к ней. Он утверждал, что они влюблены друг в друга, а Бесс заявляла, будто их связывает только похоть. Но теперь она поняла, что питает к Шрусбери более глубокие чувства. Значит, надо поостеречься, пока не поздно. Толбот позволил ей носить траур три месяца.