Страстная женщина - Вирджиния Хенли

Бесс заметила, что Толбот не сводит глаз с огромного сапфира, подрагивающего в ложбинке между ее грудей.

— Великолепно! — прошептал он.

— Благодарю, это подарок Синтло

— Я имел в виду вовсе не сапфир.

Бесс пропустила намек мимо ушей, а Шрусбери склонился к ее уху:

— Ты щеголяла бы в бриллиантах и изумрудах, если бы позволила мне подарить их тебе.

Бесс с вызовом взглянула на него:

— А как насчет фамильных жемчугов Толботов?

Откинув кудрявую голову, он захохотал:

— Такую дерзкую женщину я встречаю впервые. Именно этим ты и притягиваешь меня.

— Мужчины всегда мечтают о том, чего не могут получить.

— Видимо, и женщины тоже, иначе зачем ты заговорила о жемчугах?

Бесс прекрасно знала, что женщина может завладеть жемчугами Толботов лишь одним способом — став графиней Шрусбери, но намек партнера уязвил ее.

— Пусть у тебя останутся жемчуга, Шру, а у меня — хорошая репутация

Упругие мышцы на его руках напряглись. Толбот высоко поднял партнершу в фигуре танца, и Бесс ослабела от желания. Он удивленно раскрыл глаза, заметив зеленое шелковое белье, и Бесс поняла: Шрусбери жаждет ее. Танец посреди переполненного гостями зала превратился в изощренную пьггку.

— Ты изголодалась. Почему же борешься со своим и моим желанием? — горячо прошептал Толбот.

— Хочешь знать правду? Потому, что ты женат, а я замужем, другой причины нет.

— Но Синтло вряд ли способен удовлетворить тебя. Он был стариком еще в то время, когда женился на тебе, а теперь превратился в развалину.

— Именно поэтому я не могу изменить ему.

— Стало быть, ты предпочитаешь вести монашескую жизнь, лишь бы сдержать клятву, которой не следовало давать.

— Когда-то я нравилась тебе в монашеском облачении.

Они поравнялись с дверью бального зала, и Шрусбери увлек Бесс в сторону — прежде чем она догадалась о его намерениях.

— Не надо, Шру! — Бесс попыталась высвободить руку, но его мощные пальцы сжались. Он почти протащил ее за собой по галерее, ведущей в парк.

— Черт побери, я не собираюсь насиловать тебя!

Они вышли в напоенный ночными ароматами сад, пересекли ухоженную лужайку, миновали фонтан и свернули на уединенную тисовую аллею, которая уже не одно столетие была приютом влюбленных. Бесс молчала, зная, какой скандал разразится, если кто-нибудь застанет их вдвоем.

Шрусбери взял ее за руки и вгляделся в лицо, озаренное лунным светом.

— Ты пригласила в Чатсворт всех, кроме меня, — укоризненно заметил он.

— Мне предстоит принимать у себя королеву. Я не хочу, чтобы ты отвлекал меня.

— Значит, ты признаешься, что я небезразличен тебе? — Обняв Бесс, он прижал ее к себе.

— Ты и сам знаешь, что творится со мной, когда ты рядом. Как Люцифер, ты склоняешь меняк греху.

— Любовь — не грех, Бесс.

— Это не любовь, а похоть!

— Мы — родственные души, страстные натуры, которые нашли друг друга.

— А по-моему, мы просто порочные люди, не умеющие владеть собой!

— Ты без труда опровергаешь все мои слова.

— Шру, если я забудусь, то отдамся тебе, не сходя с места. Он застонал и жадно прильнул к ее губам. Потом сказал:

— Для меня невыносимо видеть, как ты танцуешь с другими мужчинами, знать, что они прикасаются к тебе, ощупывают взглядами твою грудь, мечтают увидеть соски!

— Шру, ради Бога, не целуй меня больше! Ведь мы не сможем остановиться!

Вместо ответа он вновь завладел ее ртом. Бесс сердито оттолкнула его:

— Это безумие! Так продолжаться не может. Сегодня день свадьбы твоего сына и дочери! Если немедленно не образумишься, мы уляжемся прямо здесь, под кустами, как цыгане!

Внезапно, услышав чьи-то крики, они замерли. Шум доносился из замка.

— Кажется, там что-то случилось. Иди скорее! — поторопила Бесс.

Выждав несколько минут, она тоже направилась к замку, стараясь держаться в тени. Войдя в зал, Бесс увидела, как Джордж Толбот, граф Шрусбери, бережно поднял с пола графиню Гертруду и понес ее к огромной резной лестнице. За ним последовали три фрейлины Гертруды, удрученно качая головами.

Бесс подошла к Синтло, стоявшему рядом с королевой и Дадли:

— Что с ней случилось?

— Какой-то припадок. К счастью, в Шеффилде есть свои врачи. По-моему, Гертруда просто переволновалась, — заявила Елизавета.

Бочком подступившая к ней Энн Герберт прикрыла лицо веером и объяснила:

— Гертруда поссорилась со своим сыном Фрэнсисом, моим зятем. Молодожены решили пораньше уйти из зала, но Гертруда об этом и слышать не желала. По-моему, она вовсю тиранит детей, требуя безоговорочного повиновения. Дочери боятся ее до смерти.

Елизавета подняла выщипанные брови:

— Я знала, что вы откроете нам истину, леди Герберт. Но толстокожая Энн Герберт была неуязвима для шпилек.

— Женившись, Фрэнсис решил, что власти Гертруды над ним пришел конец, начал спорить с ней, а она вдруг побагровела, как индюшачий гребень, и рухнула на пол!

— Вероятно, она просто лишилась чувств. Ей нужен отдых, — пробормотала Бесс.

Энн Герберт покачала головой, многозначительно поджала губы и поставила диагноз:

— Вся левая сторона у Гертруды парализована — она не может ни говорить, ни ходить. Видимо, положение опасное!

— Надеюсь, вы ошибаетесь, — отозвалась Бесс, терзаясь угрызениями совести.

Королева насмешливо поглядела на графиню Пемброк:

— Какая удача, что вы здесь, Энн! Вам наверняка удастся заменить хозяйку.

— Полагаю, да — ведь я мать жениха и невесты! — Энн Герберт опустила веер и вскинула голову. — Минутку внимания, господа: праздник продолжается, графине Шрусбери стало дурно от духоты! Ей необходим только отдых. Уильям, прикажите музыкантам сыграть бравурный марш. Пусть новобрачные пройдутся по залу, прежде чем уйти!

— Теперь мы в надежных руках, — с непроницаемым видом заключила Елизавета, хотя все, кто окружал ее, с трудом сдерживали смех. — И все-таки, Синтло, прикажите подавать экипажи. Мы возвращаемся в Хэддон-Холл. Робин, извинись за нас перед Шрусбери и передай, что завтра мы непременно узнаем, как чувствует себя бедняжка Гертруда.

Сэр Уильям Сент-Лоу, поклонившись, шепотом пояснил жене:

— Ее величество не выносит припадков. Спокойной ночи, дорогая. Если королева позволит, завтра я приеду в Чатсворт.

Шрусбери вернулся вместе с Дадли, чтобы попрощаться с Елизаветой и ее свитой, а затем заверил гостей, что Гертруда уже пришла в себя.

Собравшись уезжать, Бесс обнаружила, что ее трое сыновей затеяли борьбу с Гилбертом Толстом, дружелюбным юношей, похожим на отца. Бесс задумалась о том, что пора позаботиться о будущем младших детей. Обернувшись, она увидела, что Шрусбери, стоя у двери, наблюдает за ней.