История жирондистов Том I - Альфонс Ламартин

Утомленный физически и душевно, Дюмурье забыл лично обозреть находившийся очень близко от него проход Круа-о-Буа, который ему описывали как непроходимый, особенно для кавалерии и артиллерии. Генерал велел, однако, занять этот проход полку драгун и двум батальонам волонтеров с двумя пушками. Но вследствие перемещения войск ущелье оставалось некоторое время открытым неприятелю. Многочисленные шпионы, которых эмигранты имели в аргонских деревнях, поспешили указать эту ошибку генералу Клерфэ. Последний немедленно отрядил восемь тысяч человек под началом молодого принца де Линя и завладел проходом. Дюмурье, узнав об этой неудаче, отдает генералу Шазо две бригады, шесть эскадронов своих лучших войск, четыре артиллерийских орудия, кроме батальонных пушек, и приказывает атаковать ущелье и отбить его во что бы то ни стало. А затем посылает к Шазо каждый час своих адъютантов, чтобы ускорить его марш.

В этой неизвестности проходят сутки. Наконец 14-го числа вечером полученная от Шазо записка извещает, что он взял приступом австрийские окопы, защищаемые неприятелем с отчаянным мужеством, что восемьсот трупов устилают проход и что сам принц де Линь заплатил жизнью за свою минутную победу.

Но только эту записку читают в лагере Гранпре и Дюмурье успокаивается относительно своей безопасности, как Клерфэ, горя желанием отомстить за смерть принца де Линя, устремляет все свои колонны в это ущелье, громит Шазо с фронта и с обоих флангов, заставляет спуститься из леса в равнину, отрезает ему сообщение с лагерем Гранпре и отбрасывает к дороге на Вузье. В ту же минуту корпус эмигрантов атакует генерала Дюбуке в ущелье Шен-Попюле. Дюбуке разбит и удаляется на Шалон. Эти два несчастия поражают Дюмурье одновременно. Голос целой армии указывает Дюмурье в качестве убежища Шалон.

Но Клерфэ во главе 20 тысяч человек идет отрезать ему сообщение с Шалоном. Герцог Брауншвейгский с 70 тысячами пруссаков запирает Дюмурье с трех других сторон в лагере Гранпре. Необходимость указывает ему план кампании; но этот план состоит в отступлении. Тогда Дюмурье задумывает план еще смелее Аргонского. Он становится глух к боязливым советам военного искусства и слушает только свой энтузиазм, заменяющий гению военную тактику.

Дюмурье запирается со своими адъютантами и начальниками корпусов. Он дает каждому приказания, сообразуя их со своим новым решением. Келлерману — продолжать свой марш и направиться на Сен-Менегу, маленький город на оконечности Аргонского леса, между Арденнами и Шампанью. Бернонвилю — выступить из Ретеля, обогнуть реку Эну, избегая приближаться к Аргонну, чтобы предохранить свои фланги от атаки Клерфэ. Диллону — защищать два аргонских ущелья, которые удерживают еще пруссаков на некотором расстоянии от Гранпре, и двинуть войска по ту сторону леса, чтобы застичь врасплох герцога Брауншвейгского. Шазо — возвратиться в Отри. Генералу Спарре — сформировать лагерь перед Шалоном для всех батальонов, которые к нему прибывают; этот резерв Дюмурье готовил на случай неудачи в сражении.

Сделав эти распоряжения, Дюмурье направляет на высоты, прикрывающие левую сторону Гранпре, где тревожит его Клерфэ, шесть батальонов и шесть эскадронов с шестью пушками — на случай атаки австрийцев. С наступлением ночи он перевозит свой артиллерийский парк по двум мостам через Эну и направляет его на высоты Отри. Ничто не обнаруживает намерения французской армии отступить.

Принц Гогенлоэ просит вечером свидания с Дюмурье, чтобы обсудить состояние французской армии; Дюмурье соглашается, но вместо себя отправляет на эту конференцию генерала Дюваля, преклонный возраст которого, седые волосы, высокий рост и величественная осанка производят внушительное впечатление на австрийского генерала. Дюваль выказывает уверенность человека, находящегося в полной безопасности. Он объявляет принцу, что на следующий день прибудет Бернонвиль с 18 тысячами человек, а Келлерман идет с 30 тысячами. Разочаровавшись в своих попытках переговоров при виде позиции, которую занял Дюваль, австрийский генерал удаляется, убежденный, что Дюмурье выждет сражение в своем лагере.

В полночь Дюмурье выезжает верхом из замка Гранпре в свой лагерь. Он запрещает стучать в барабаны и трубить в трубы. Он велит передавать от человека к человеку, вполголоса, приказание убирать палатки и становиться под ружье. Темнота и смятение замедляют формирование колонн. Но до первого луча рассвета армия уже выступила; войска проходят двумя колоннами и строятся в боевом порядке на высотах Отри. Прикрытый теперь Эной, Дюмурье смотрит, следует ли за ним неприятель. Но таинственность, которой облечено движение армии, расстроила планы герцога Брауншвейгского и Клерфэ. Армия ломает за собой оба моста и располагается лагерем в Доммартене, в четырех милях от Гранпре.

Два раза в течение ночи Дюмурье поднимала внезапная паника в войсках: генерал садился на лошадь, летел на шум, показывался войскам, увещевал их, успокаивал, восстанавливал порядок. На следующий день он разогнал, силами генерала Дюваля, тучу прусских гусар. Эти гусары в течение ночи разбили корпус генерала Шазо, который считал себя атакованным всей неприятельской армией. Беглецы до самого Реймса распространили слух о полном поражении французской армии. Генерал велел своей кавалерии изловить виновников паники, снял с них форменную одежду, велел выбрить им волосы и брови и выслал из лагеря, объявив недостойными сражаться за отечество. Покарав трусость посредством презрения и напомнив тем уроки, которые давал Цезарь своим легионам, Дюмурье опять выступил в путь и 17 сентября достиг лагеря в Сен-Менегу.

Лагерь в Сен-Менегу, который благодаря таланту Дюмурье сделался подводным камнем для коалиции, казалось, самой природой был предназначен служить цитаделью для горсти солдат-патриотов против бесчисленной и победоносной армии. Защищенная спереди глубокой долиной, по бокам эта возвышенность протяженностью около квадратной мили охраняется: справа — руслом Эны, слева — прудами и болотами, недоступными для артиллерии. Задняя сторона лагеря защищена болотистыми рукавами речки Ов; за ней — массивное ущелье, которое может служить опорным пунктом второму лагерю. Генерал предназначал этот второй лагерь для Келлермана. Дрова, вода, фураж, мука, соленое мясо, вино, военные припасы, привезенные в изобилии, — все это сообщало спокойствие генералу и веселость солдатам. Дюмурье изучил эту позицию в часы досуга в лагере Гранпре и обосновался здесь, руководствуясь метким глазомером человека, который стремится к успеху без колебания.

Когда все эти распоряжения были сделаны, Дюмурье, тревожась по поводу молвы о своем мнимом поражении, распространенной беглецами из Гранпре до самого Парижа, решил написать Собранию: «Я был вынужден оставить лагерь Гранпре. Отступление совершилось, когда по армии распространился панический страх. Десять тысяч человек бежали перед полутора тысячью прусских гусаров. Но все исправлено. Я за все отвечаю».

Пока Дюмурье таким образом завладевал последним местом для боя, какое еще оставалось у Франции, судьба еще раз обманула опытного генерала. По получении известия об отступлении из Гранпре Келлерман посчитал Дюмурье разбитым и боялся, при приближении к краю Аргонна, попасть в центр прусских войск. А потому отступил до Витри. Курьеры Дюмурье непрерывно призывали его обратно, но, повинуясь, он колебался. С другой стороны, друг и поверенный Дюмурье, Бернонвиль, наступавший от Ретеля со вспомогательной армией, встретил беглецов из корпуса Шазо. Упав духом от их рассказов о полном поражении, Бернонвиль отправился с несколькими всадниками на холм, с которого было видно Аргонский лес и оголенные холмы, простирающиеся от Гранпре до Сен-Менегу.

Это происходило утром 17-го числа, как раз в то время, когда армия Дюмурье тянулась от Доммартена к Сен-Менегу. При виде колонны войск, следующей по долине, но мундиры и знамена которой нельзя было различить из-за тумана, Бернонвиль не усомнился, что это прусская армия, идущая преследовать французов. Он переменил дорогу, удвоил шаг и направился к Шалону, чтобы соединиться со своим генералом. Узнав в Шалоне через адъютанта о своей ошибке, Бернонвиль дал двенадцать часов отдыха своим утомленным войскам и 19 сентября наконец прибыл на место с девятью тысячами закаленных солдат. Дюмурье подумал, что удача непременно к нему возвратится, когда увидал этих храбрых солдат, которых называл своими детьми и которые его называли отцом. Он верхом отправился навстречу Бернонвиллю. Еще издалека, как только колонна его завидела, офицеры, унтер-офицеры, солдаты, забывая усталость, размахивая шляпами, вздетыми на концы сабель и штыков, приветствовали своего вождя нескончаемыми восклицаниями. Дюмурье сделал им смотр: он знал всех офицеров по имени, а всех солдат в лицо.