Библиотека географа - Джон Фасман

Время изготовления. Невозможно определить. Оба камня имеют трещины и слегка затуманились от древности. Представляется, что они старше талисмана как минимум на несколько веков. Кожа на талисмане в сравнительно приличном состоянии, хотя и залоснилась от носки.

Изготовитель. Иван Воскресеньев. Последний утверждал, что дизайн подвеска основывался на рисунке «Солнце и его тень» — таинственном алхимическом иероглифе, найденном в записной книжке арабо-сицилианского географа Идриси.

Исследователь комиксов Милош Смилош — автор нашумевших статей «Где же настоящий футбол, Чарли Браун?», «Отображение тайных сексуальных желаний в ежедневных выпусках комиксов» и графическо-беллетристической автобиографии «Называйте меня „сэр“!» — писал в своей неофициальной, сильно приукрашенной биографии, что кожаные подвески, декорированные желтым стеклом и полированным обсидианом, были весьма популярны у представителей богемы и интеллектуалов Балтии в период между войнами. В основу дизайна этих подвесков был положен декор фирменного трико Флэша Гордона — героя популярной в 1940 году серии комиксов «Флэш Гордон завоевывает Вселенную», — интерпретированный неизвестным эстонским художником.

Место изготовления. Трудно определить, как и время изготовления. Эстония считается одним из крупнейших в мире экспортеров янтаря. Равным образом там хорошо развито и дубильное производство. Оникс хотя и не добывается в Прибалтике, является там весьма популярным поделочным камнем.

Последний известный владелец. Иван Воскресеньев. Талисман взят с его тела после убийства неким (имя стерто) и передан впоследствии (имя стерто).

Ориентировочная стоимость. Смилош и его приятели своими писаниями могли неоправданно взвинтить цену на подобные поделки. При обычных обстоятельствах даже самый заинтересованный покупатель вряд ли выложит за такую вещь более трехсот долларов.

ВОТ ЧТО Я ДОЛЖЕН СКАЗАТЬ ОТНОСИТЕЛЬНО ЗАВЕРШЕНИЯ ОПЕРАЦИИ «СОЛЬ»

— Итак, — сказал Тону. Он стоял в проеме открытой двери, держась за дверную ручку и поставив одну ногу за порог. — Кажется, я ответил на все интересующие вас вопросы? — В конце фразы он повысил голос и вскинул брови.

— А Албанец Эдди?

— Ах да, Эдуард… Похоже, мы про него совсем забыли. — Он криво улыбнулся, и мне показалось, будто я смотрю на опасную рептилию, готовую в любой момент на меня броситься. Странно, что кто-то мог ему доверять. — Эдуард был талантливым контрабандистом. В совершенстве овладел этим искусством еще при советском режиме с его недоверием и маниакальной подозрительностью. И мы не сомневались, что в этой либеральной стране, где принято доверять людям, он преуспеет в своей деятельности.

— И что же с ним случилось?

Тону хотел было вернуться в квартиру, но передумал и остался в прежней позиции — с рукой на дверной ручке и ногой за порогом.

— Он был похож на Яна — такой же жадный, лживый и лицемерный. С другой стороны, Эдуард работал по найму и был лишь временным членом нашей группы. Хотя он помог нам заполучить кое-какие нужные вещи, пользоваться его услугами на постоянной основе мы не собирались…

— Какие вещи?

Тону отлепился от дверной ручки и сделал шажок назад, снова ступив в коридор.

— Я не буду отвечать на ваши вопросы. Вы и так знаете больше, чем нужно.

— Ничего подобного, — возразил я. — Сейчас у меня к вам больше вопросов, нежели три часа назад. Вы не можете так просто взять и уйти… То, что вы мне до сих пор рассказывали, не имеет никакого смысла…

— Какую часть моих объяснений вы не понимаете?

— Всё, все части. Я просто не могу поверить…

— А вам и не надо. Я лично не знаю такого закона, который обязывал бы кого-либо верить в ту или иную истину. Вам следовало быть более благодарным, знаете ли. Людей убивают и за менее ценную информацию, нежели та, которую вам доверили.

— И вы, значит, думаете, что я буду молчать?

— Надеюсь ли я на ваше молчание? — рассмеялся Тону. — Конечно. Ну кому вы об этом расскажете? Кто вам поверит? Думаю, на сей счет мы можем быть спокойны. Однако предусмотрели все возможности. Так что если вы вдруг разговоритесь, я могу снова нанести вам визит. Кроме того, теперь, когда Ян разбудил любопытство людей, которые ищут «Изумрудные скрижали» и желают их приобрести, вы, начав распространяться о своих знаниях в этой области, несомненно привлечете к себе внимание куда более жестоких и бескомпромиссных, нежели мы, субъектов. Между тем, как я уже говорил, мы в скором времени уедем отсюда и помочь вам будет некому.

— А что, если я все-таки решусь на это, наплевав на все опасности? Право же, история того стоит, — сказал я, блефуя. Впрочем, блеф был так себе, слабенький, ибо никакой решимости продолжать игру я в себе не ощущал.

Тону, одарив меня разочарованной улыбкой, пожал плечами:

— Как вы понимаете, я не собираюсь поселиться у вас в квартире. И не смогу контролировать ваши действия. Хочу, однако, напомнить, что в случае опубликования материалов на эту тему вас привлекут к суду за незаконное насильственное вторжение и, возможно, по подозрению в убийстве. Так что если вам вдруг захочется ознакомиться с современным положением дел в тюрьмах штата Коннектикут, мистер Сикль, будьте уверены, сделает все, чтобы это ваше желание осуществилось. Впрочем, если бы мы думали, что вы тупы и упрямы до такой степени, то ни вас, ни вашего приятеля Джозефа, ни его дядюшки уже не было бы в живых. Так что проявите мудрость, мистер Томм, не нарывайтесь на неприятности. Это квинтэссенция того, что я могу вам пожелать.

С этими словами Тону вышел из моей квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь и демонстрируя тем самым, что хорошие манеры свойственны ему при любых обстоятельствах. Я слышал удаляющийся звук его шагов на лестнице, а выглянув из окна, увидел, как он садится в неброский автомобиль неопределенного цвета. Заведя мотор, Тону включил указатель поворота, хотя других машин на улице не было, и поехал в южном направлении — вон из города Линкольна.

Было уже слишком поздно или слишком рано, чтобы ложиться спать. Должен признать, что у меня до сих пор проблемы со сном. Впрочем, по мере того как проходят дни и эти события все больше от меня отдаляются, сон понемногу нормализуется. Как известно, мельницы Господа Бога мелют медленно, но перемалывают все.

Итак, вместо того чтобы идти спать, я принял душ, побрился и выпил полный кофейник кофе, который, впрочем, вмещал не более двух чашек, поскольку в этой квартире буквально все, включая посуду, было рассчитано только на одного жильца. Покончив с кофе, я в семь пятнадцать утра поехал на работу.

Я был сам не свой, словно набитый ватой. Как человек, который пытается танцевать, когда музыка кончилась, или, вывернув из потока уличного движения, оказывается вдруг в глухом тупике. Кроме того, меня преследовало ощущение, будто я опоздал на какое-то очень важное для себя мероприятие. Нечто подобное хотя бы раз в жизни испытывает каждый человек — за исключением, быть может, тех, кто проводит свою жизнь в разъездах или способен безошибочно угадывать время.

Подобные чувства я испытывал, когда учился в последнем классе и на выпускном курсе университета. И вот теперь они снова меня посетили, и я понял, что надо срочно что-то менять в своей жизни. В противном случае придется до конца своих дней лелеять в душе ощущение потери и неудовлетворенности действительностью. Я выбрал первое.

— А вот и он, — сказал Арт, даже не потрудившись поднять на меня глаза, когда я вошел в комнату.

— Что вы здесь делаете в такую рань? — спросил я.

— Чем старше становишься, тем хуже спится.

Вспоминая Арта, я чаще всего представляю его таким, как в то утро, когда он сидел в своем закутке, откинувшись на спинку кресла и задрав на стол ноги, и просматривал свою любимую «Таймс». В углу рта у него, как всегда, дымилась сигарета, а на столе стоял термос с кофе.

Носком ботинка он переправил в мою сторону лежавшее у него на столе письмо.

— Нашел сегодня утром под дверью редакции. И подумал, что сначала дам тебе его прочитать, а уж потом узнаю, как обстоят дела с некрологом.

Я кивком поблагодарил Арта, опустился на стул и вскрыл конверт. Еще до того, как мне удалось разобрать паутинный почерк, я уже знал, кто отправил послание.

Дорогой Пол!

Если ты читаешь это письмо, значит, уже беседовал с Тону, а если ты беседовал с Тону, значит, уже знаешь, что я уехала из Линкольна. Сейчас, когда я пишу эти строки, меня ждет машина, где находятся те немногочисленные личные вещи, которые я отобрала, чтобы взять с собой в свою новую жизнь. Как подумаешь, что люди в такой ситуации берут с собой, а что оставляют, то просто диву даешься. Я, к примеру, оставила в музыкальной комнате Талкотта все свои пластинки, которые собирала на протяжении двадцати лет. Однако я бы предпочла, чтобы они достались тебе, а не школе. Думаю, кое-каких вещей, которые я здесь оставила, мне будет не хватать, по крайней мере первое время. Но если разобраться, я не оставила ничего особенно для меня важного. В этом городе только ты имеешь для меня значение, хотя я и не предполагала, что наша неожиданная встреча заставит меня испытать по отношению к тебе те чувства, которые я испытываю.