Анка - Василий Дюбин

— Фюрер-Ост, — хрипло прогудел оробевший Бирюк, переминаясь с ноги на ногу.

Лейтенант встал, шагнул к Бирюку.

— Што сказаль?

— Фюрер-Ост…

— Портизант? — взревел лейтенант, левой рукой указав на карабин, и тут же правой дал Бирюку тычка в зубы.

Бирюк качнулся, прошептал:

— Фю… рер… Ост…

Вторым ударом в лицо лейтенант сшиб Бирюка с ног, махнул рукой, что-то выкрикнул. Солдаты схватили Бирюка за руки и поволокли из хаты.

У лейтенанта был период беспробудного запоя, и он только на шестые сутки вспомнил о Бирюке. Не имея переводчика и не владея русским языком, лейтенант не мог объясниться с Бирюком и отправил его в Горячий Ключ. Когда его ввели к немецкому офицеру и он произнес «Фюрер-Ост», немец насторожился.

— Фюрер-Ост. Шродер. Майор Шродер… — торопился Бирюк объясниться, прежде чем его начнут бить.

Но на сей раз его не стали бить. Офицер сделал знак обождать и вышел. Через несколько минут он вернулся с девушкой.

— Откуда вы знаете майора Шродера? — спросила девушка по-русски.

— Это секрет, — мрачно прогудел Бирюк, ощупывая вспухшую губу и поглаживая синяк под глазом. Он был голоден и зол.

Девушка перевела офицеру ответ Бирюка. Они обменялись несколькими словами, и девушка снова обратилась к Бирюку:

— Господин офицер поможет вам. Скажите только одно: где вы познакомились с майором Шродером?

Бирюк долго сопел, размышлял и, наконец, сказал:

— В Мариуполе.

Офицер и девушка вышли, оставив Бирюка одного. Так и просидел он всю вторую половину дня со своими невеселыми думами, никем не тревожимый, словно о нем совсем забыли.

«Хорошая встреча, вашу мать… Аспиды… Вот и махнул белым платочком… Как бы на тот свет не махнуть…» — от таких мыслей Бирюка бросило в озноб.

Но вечером, к его удивлению и радости, ему принесли брюки, гимнастерку, сапоги, полушубок и… карабин. А еще через полчаса он уже мчался в легковой машине в Краснодар в весьма приподнятом настроении.

В тот самый день, когда в отряде Бирюка внесли в список погибших, он сидел за маленьким столиком в кабинете майора Шродера, пил коньяк и с жадностью глотал, не прожевывая, куски сыра и колбасы.

— Еще коньяку? — предложил майор.

— Хватит. Я эту неделю почти не жрамши, ослаб.

— Кушай, кушай. Потом уснешь, сил набирайся.

— Насчет силов, это я — мигом дело… А вот с распухшей губой и синяком под глазом как в отряд явиться?

— Вывернешься. Мы дадим тебе тут одного парня, он и подтвердит ту версию, которую ты расскажешь в отряде.

— Какую версию?

— Потом узнаешь. Кушай и — отдыхать.

— А какого парня? — допытывался Бирюк.

— Паука. Хороший парень. Наш. С тобой в отряд пойдет.

Бирюк перестал жевать, поднял косматые брови.

— Это что же, господин майор, вроде не доверяете мне? Под контроль, значит?..

— Ты пользуешься у нас исключительным доверием.

— Зачем же мне тогда этот самый паук?

— В помощь. На него ты будешь опираться в своей работе.

— А-а-а… — удовлетворенно прогудел Бирюк, засовывая в рот кусок колбасы. Он еще минут пять щелкал крепкими зубами, словно железными подковами, потом встал.

— Благодарствую. Сыт.

Майор стоял у карты. Бирюк подошел к нему.

— Значит, отряд «Родина» базируется вот здесь? — майор ткнул карандашом в карту.

— Да. Вход в ущелье завален камнями. Самый удобный подход к партизанской базе вот отсюда… от Шабановского. Перед ущельем — поляна. А на поляне пулемет установлен.

— Ясно… Местонахождение других партизанских отрядов тебе неизвестно?

— С ними пока не налажена связь.

— Налаживайте. Используй в этом деле Паука. Но… будьте осторожны.

— Ясно.

— Убивайте партизан при первой же подвернувшейся возможности.

— И прежде всего коммунистов, — вставил Бирюк. — Командиров…

— Совершенно верно. Но делайте так, чтобы на вас и малейшая тень подозрения не пала.

— За чистоту моей работы будьте спокойны, господин майор. А вот ваши офицеры, вроде дурака лейтенанта, плохо работают. Ишь, как он мне харю разукрасил.

— Лейтенант прибыл с пополнением. Новичок. Его не успели предупредить. Больше этого не повторится. Идем.

Майор ввел Бирюка в полутемную комнату, в которой стояли две койки. На одной из них лежал такой же, как Бирюк, верзила, только по виду старше лет на десять. Верзила встал. Он оказался ростом вровень с Бирюком, широкоплечий, с длинными, как у обезьяны, сильными руками. Взгляд черных глаз был смелый и наглый, тонкие губы его беспрестанно шевелились.

— Паук. А это — Бирюк. Знакомьтесь и отдыхайте, — и майор вышел.

Бирюк опустился на койку, минуту рассматривал Паука, спросил:

— Кто ты и откуда?

— Да как тебе сказать… Тутошний я, из станицы Красноармейской.

— Родители есть?

— В ссылке померли. И я был с ними. Потом мне вольную дали.

— А за что их выслали?

— Еще в 1932 году, за саботаж на Кубани.

— Значит, наш. Кругом свой. А теперь — спать. Уморился я… — Бирюк, не раздеваясь, растянулся на койке.

Возвращение на базу Бирюка, да еще со «спасенным» им же «советским гражданином» вызвало среди партизан бурю восторга.

— Смелый, дьявол!

— Вот тебе и хромоногий!

— Изворотливый малый…

В большой пещере было душно и угарно. Дымил в очаге потрескивающий валежник, дымили цигарками партизаны. Вошли Кавун, Васильев и Краснов.

— Ну и начадылы, хай вам грець, — и Кавун, отмахиваясь руками, направился к очагу, возле которого грелись Бирюк с Пауком. Увидев командира отряда, они разом встали. На Пауке была короткая, не прикрывавшая даже колен, тесная в плечах и талии немецкая шинель.

— Ну, здорово був, лазутчик, — и Кавун потряс Бирюка за плечо.

— Здравствуйте, товарищ командир!

— А це хто такий? — кивнул он на Паука.

— Гражданин Советского Союза. За отказ служить фашистским аспидам был приговорен к расстрелянию, а я его из лап смерти вырвал.

— От який ты молодец, чортяка!.. — засмеялся Кавун, поддерживая руками трясущийся округлый живот.

— Как зовут вас? — спросил новичка Васильев.

— Паук.

— Паук? — перестав смеяться, удивленно посмотрел на него Кавун.

— Собственно… моя фамилия Пауков. Но меня еще с детства прозвали Пауком, ну… я и свыкся.

— Как и я… — покачал головой Бирюк.

— Напрасно, — сказал Васильев. — Фамилия есть фамилия, а Паук — кличка.

— А что поделаешь, когда меня всей станицей так окрестили. Вот и прилип ко мне этот самый «паук»… Можно сказать, присосался.

— А как тебя немцы зацапали? — спросил Краснов.

— Когда наши отступили, я лежал дома, в станице Красноармейской, больной. У меня камни в печени. Потом пришли немцы. Ихний врач осмотрел меня и сказал: «Здороф!» Ну, и мобилизовали на работу… тюки в горы на спине таскать. Я убежал. Поймали, смертным боем били. Когда отдышался, к расстрелу приговорили. Думал — все, конец пришел. А тут подвернулся ваш разведчик и выручил меня… Можно сказать, спаситель жизни моей.

Среди партизан послышались вздохи. Васильев легонько толкнул Бирюка в спину:

— Теперь за тобой слово. Докладывай о своих похождениях. А то мы тебя в список погибших внесли. Думали: сцапали нашего разведчика.

— Скорее все фрицы передохнут, нежели Бирюка словят…

В пещеру вошла Анка.

— Ну, здравствуй!

— Анна Софроновна! Сестрица!

— Пришел?

— Прилетел. На парусах мчался. И вот пришвартовался к родному берегу.

— Хорошо. А кто это тебе лицо так расписал?

— Скажу, скажу. Значит, так… — продолжал Бирюк. — И в лесу, и в поселках фрицовни тьма-тьмущая. Ровно черви кишат. Трудновато дальше продвигаться. А хочется побольше выглядеть да вынюхать. Какой же это разведчик, ежели он ни с чем на базу возвернется? Пришлось трое суток в дупле просидеть. Ночью сплю, а днем высунусь и по сторонам зыркаю, на ус мотаю. А фрицы туда-сюда шмыгают и, видать, злые, аспиды. Думаю, наверное, не сладко им в горах, склизко, до перевала никак не доберутся, вот и злятся.

Гляжу, а у меня, как ни экономил, энзе кончился. В воде я не нуждался, кругом снегу много, а жрать нечего. Что делать?.. И не успел я мозгой пошевельнуть, как увидел старика в лесу. Он валежник собирал. Я тихонечко свистнул. Старик огляделся, заметил меня, подошел к дуплу. Оказалось, он охотник, а летом и по осени ягодой и лесной фруктой промышляет. Живет в халупке, в лесу, возле поселка Пятигорское. Старик и укрыл меня у себя в сарайчике. Дал мне тулуп, постлал медвежью шкуру и хворостом притрусил. Так и провел я в этом сарайчике четыре дня и четыре ночи. Выжидал удобного случая. Хотелось к самому Горячему Ключу пробраться, поразведать, что там делается. Не удалось. Старик сказал: «Не пройдешь, а в зубы им попадешь. Их там, как саранчи. Пальцем некуда ткнуть».