Анка - Василий Дюбин

Он, негодуя, жаловался Анке:

— Что же это, Анна Софроновна, нешто я последний человек в отряде? На операции не берут, в разведку не посылают. В каждый след Скибу да Скибу…

— Надо же кому-то и базу охранять, — успокаивала его Анка. — У тебя больная нога, вот начальство и учитывает это. Нельзя посылать хромых в разведку.

— Да я сильнее всех! — потряс Бирюк здоровенными кулаками. — У меня от злости на немчуру и хромота прошла. Вы бы, Анна Софроновна, замолвили за меня словечко.

— Мое словечко останется пустым звуком. Иди к Кавуну и сам говори с ним.

Но Кавун был непреклонен. В груди Бирюка поднималась волна такой злобы, что стеснялось дыхание. И возможно, что злоба на партизан вот-вот прорвалась бы наружу каким-нибудь опрометчивым поступком, но случилось такое, отчего Бирюк тайно обрадовался, возликовал в своей темной душе…

Васильеву пришла в голову мысль: связать через Скибу Анку с Пахомовной. Не может быть, чтобы сторож заготпункта потребсоюза в скором времени не навестил бы свою старуху. Через него можно было бы связаться с другими партизанскими отрядами и координировать совместные боевые действия против гитлеровцев. К тому же старуха часто бывает в Шабановском и в других поселках, и от нее можно будет получать нужные сведения.

— А почему ты остановился именно на Анке? — спросил Краснов.

— Мужчину посылать к старухе как-то несподручно. Женщине легче выкрутиться. В случае встречи в лесу с немцами она будет нести на себе вязанку валежника, скажет, что собирала в лесу топливо.

— А если спросят, где живет?

— Скиба предупредит старуху, и она подтвердит, что Анка ее невестка, вдова, живет при ней с внучонком.

— Добре, — согласился Кавун. — Тильки треба стягнуть з Анки кожух и одеть ее в жиночу свитку.

— Это мы все предусмотрели.

Мысль Васильева была всеми одобрена, и решение военного совета осталось в секрете. Партизаны знали только одно: Скиба и Анка отправились в горы для выполнения какого-то особого задания командира отряда.

Чтобы запомнить дорогу, Скиба повел Анку к сторожке днем.

— Вот поваленное дерево… Вот покосившееся… Вот два сросшихся… А вот камни выступают из земли… Дупло… Четыре пня… — шептал Скиба, обращая внимание Анки на приметы.

— Хорошо. Запомню.

Неподалеку от сторожки Скиба оставил Анку за толстым стволом дуба, спрятал под полой пальто автомат и стал медленно пробираться к сараю, озираясь по сторонам. Анка следила за ним. Вот он перелез через плетеную изгородь, оглянулся и прижался к углу сарая. Так он простоял несколько минут. Потом решительно направился к сторожке. Только Скиба шагнул на порог, как открылась дверь и из сторожки вышли два гитлеровца. Они остановились в изумлении, увидев перед собой бородатого русского в стареньком пальто, подпоясанном обрывком веревки. Это пальто ему ссудил на время один кумураевский рыбак по просьбе Кавуна.

Скиба снял с головы шапку и держал ее на вытянутой руке, как будто просил милостыню. Гитлеровцы переглянулись, потом схватили Скибу за руки и втолкнули его в сторожку…

Анка тихо вскрикнула, схватилась за грудь. Ей казалось, что у нее перестало биться сердце… Долго стояла она на снегу, дрожа от волнения и холода. Наконец дверь открылась, и из сторожки вышел Скиба в сопровождении гитлеровцев. Он был без пальто, с обнаженной головой и со связанными за спиной руками. Лицо Скибы было в крови. Анка сунула за пазуху руку, и ее тонкие пальцы стиснули холодный металл пистолета.

«Нет, это бессмысленно… Дрожит рука… И далековато… Если бы автомат… Если бы гранаты… Как же я не догадалась?..»

Гитлеровцы увели Скибу за сторожку. Анка вздрогнула. «Да ведь они же убьют его!..» Выхватив из-за пазухи пистолет, бросилась к сторожке. Подхватив длинные полы пальто, она, словно пьяная, ковыляла по глубокому снегу.

Анка забежала с другой стороны лесной сторожки и чуть было не наскочила на гитлеровцев, стоявших к ней спинами. И тут все свершилось в какое-то короткое мгновение…

Скиба стоял со связанными руками на краю обрыва, голову не клонил, держался прямо. Позади него в глубокой расщелине шумел стремительный горный поток, гремя уносимыми вниз камнями. Когда Анка показалась из-за сторожки с пистолетом в руке, Скиба успел только улыбнуться ей. Сухой треск автомата оборвал его жизнь. Он покачнулся и рухнул спиной вниз, в гремящую расщелину… В то же мгновение Анка одну за другой послала пули в спины гитлеровцев… Они словно по команде повернулись к Анке, хватая ртами воздух, выронили автоматы и со стоном повалились на снег.

— Это вам за Скибу… За все… за все, проклятые душегубы…

Задыхаясь, она волоком подтащила трупы к обрыву и столкнула их в пропасть. Услышав позади себя шаги, Анка резко обернулась. К ней, озираясь по сторонам, подходила старуха.

— Вы… Пахомовна? — спросила Анка.

Старуха кивнула головой, вытирая концом головного платка мокрые от слез щеки.

— Я — Анка… из отряда…

— Слыхала, миленькая, слыхала. Мне Скиба говорил.

— Нет больше Скибы… — голос Анки дрогнул, и она закусила губу, устремив скорбный взгляд в расщелину.

— Видела, голубонька, все видела… Ах, и отчаянная ты голова… Идем в избу… Идем.

Анка, опустив голову, молча пошла за Пахомовной.

* * *

В сумерках вернулась Анка в отряд, принесла автомат Скибы и два трофейных. Кавун выслушал ее и объявил партизанам:

— Товарищ Скиба пал смертью героя при выполнении боевого задания…

Смерть Скибы глубоко опечалила всех. И только Бирюк, изображая на лице скорбь, в душе радовался:

«Может, теперь пошлют в разведку. А нет… уйду и приведу сюда немцев…»

Но тут как раз и вызвал его к себе Кавун. Бирюк поспешил на вызов.

— Ты, кажется, уже не хромаешь? — улыбнулся. Кавун.

— От злости на аспидов, товарищ командир, на фрицев. Кипит она во мне. Разве тут до болячек?

— Добре. Я вот тут с Афанасьичем и Лукичом посоветовался и решил удовлетворить твою просьбу. Пидешь в разведку. Согласен?

— Давно рвусь! — выпалил Бирюк, весь преобразившись.

— Собирайся. Цыбуля выздоровел, вот з ним и пидешь. Вместе вам будет веселее.

У Бирюка упало сердце. Он сразу остыл и непонимающе посмотрел на Кавуна.

— Что же ты молчишь?

— Да ведь разведка… дело серьезное. Какое ж тут веселье может быть? А чего нам порознь не пойти?

Васильев возразил:

— Цыбуля хорошо знает этот край. Ты же новичок в горной местности. Заплутаешь и к немцам в зубы угодишь.

— Да у меня глаз цепкий, память липучая. Раз пройду и навеки запомню каждый кустик, дерево, камушек. Я любого фрица вокруг носа обведу. Еще и языка могу привести.

— Языки нам не нужны, у нас нет переводчика.

— Ну… — Бирюк вытянул руку с растопыренными пальцами, — буду пузыри из них выдавливать.

— Это дело другое, — Васильев взглянул на Кавуна. — А что, командир, может, пошлем их порознь?

— Хай идуть порознь, — согласился Кавун.

Утром Цыбуля ушел в одну сторону, а Бирюк — в другую.

Проходили дни, ночи. С гор время от времени обрушивались метели, бушевал и выл ураганный ветер, засыпал снегом предгорье. Юхим уже два раза ходил в разведку, боевая группа партизан уничтожила немецкий гарнизон в Безымянном, а Бирюк все не возвращался на базу, словно в воду канул.

— Пропал, видно, не иначе.

— Наверное, где-нибудь в лесу в петле болтается, бедняга, — решили в отряде и внесли его в список погибших…

…Но Бирюк был жив. Ему просто в самом начале не повезло. Возле селения Пятигорское, что в десяти километрах юго-западнее Горячего Ключа, на лесной тропе он наткнулся на трех гитлеровцев. Бирюк и немцы остановились. Памятуя о наставлениях майора Шродера, Бирюк поспешно извлек из кармана полушубка белый платок, помахал им и смело зашагал навстречу гитлеровцам, произнося:

— Фюрер-Ост! Фюрер-Ост!

А спустя четверть часа он напоминал общипанного гуся. Гитлеровцы забрали у него карабин (от трофейного автомата он умышленно отказался, боясь, что немцы сразу же прихлопнут его), раздели до белья, сняли сапоги и погнали его босиком по снегу в село Пятигорское.

Бирюка ввели в какую-то хату. Там, во второй комнате, сидели за столом немецкий лейтенант и раскрашенная девица с полуобнаженным пышным бюстом и в короткой, выше колен, юбке. Лейтенант наливал из бутылки коньяк в ее туфлю и пил. Девица, раскачиваясь на стуле, визгливо хохотала.

Лейтенант швырнул на стол бутылку и туфлю и уставился на Бирюка мутными глазами. Он спросил о чем-то солдат по-немецки.

— Пор-ти-зант, — сказал один.

Другой показал карабин и полушубок.

— Фюрер-Ост, — хрипло прогудел оробевший Бирюк, переминаясь с ноги на ногу.

Лейтенант встал, шагнул к Бирюку.