Иоанниты - Сергей Жилин

Глава XIV

Феникс

Мы неслись, как угорелые, стараясь убраться от Монарха так далеко, насколько это позволяет наш крошечный мир. Повозка скакала по кочкам, обещая вот-вот развалиться. Придавленный болью и усталостью, я метался внутри, не способный встать.

Я бредил… да, наверное, это можно назвать бредом. Когда я увидел в небе стаю птиц, мне захотелось вытянуть руку и изжарить их сердца. Так станет лучше, я поправлюсь… даже нога начнёт понемногу отрастать. Сил нету, да и птицы слишком далеко… а крылья обломаны, не взлететь…

Кто бы знал, с кем я встречусь. Любой другой в Ордене не стал бы отсекать мне ногу. С другой стороны, любой другой сделал бы это так, что я истёк кровью за пару минут. Клаунг зачем-то оставил меня в живых. Что ему всё неймётся? Сколько и как ещё я должен ему насолить, чтобы он разозлился?

Голоса Виктории и Адама не смолкают. Я их почти не слышу, не могу разобрать ни слова. Они гомонят, вертятся вокруг, трогают меня (особенно то место, где должна быть нога). Быть может, у меня просто душа цепкая[26]…

Я в сознании, но мало что соображаю. Не помню, может так выглядят сны? Нет, сны совсем другие, они приносят покой и порядок, а не терзают несчастных. Я ведь прав? Господи, я ведь могу всё это говорить вслух.

Долго пришлось выкарабкиваться из мира собственного бреда и галлюцинаций. Реальность стала плотнее и ощутимее, когда мы добрались до Фанека. Выделав петель по улицам, мы бросили на границе Чудо-города повозку и углубились в царство нищеты пешком. Меня поддерживали под обе руки, но даже так я передвигался медленнее подстреленной черепахи. Всё не мог приноровиться скакать на одной ноге.

Обитатели трущоб встретили нас неприветливыми взглядами, как и любого, кто сюда сунется. Они пока разглядывают ареол Белой Бестии, но не слишком-то в него верят. Я перестал чувствовать в них страх перед бандой. А у нас ещё и почти нет оружия…

Хищные звери провожают нас на каждой улице, на каждом перекрёстке. Виктория время от времени властно кричит на немытых уродов, что заставляет их прятаться по домам. Но через пару кварталов новые падальщики высовываются.

Мы даже не рассчитывали найти убежище в развороченном подвале. Направились сразу к гаражу с автокаретой, что расположен в трёх кварталах. Железный ангар, окружённый забором, всё обмотано колючей проволокой, вокруг усеяно битым стеклом. Ключей у нас нет, так что пришлось воспользоваться тайной лазейкой, тщательно «заминированной». Убрав с пути неподъёмный для человека камень, мы пролезли под забором. Уж пролезать я ещё могу.

Добравшись до ангара, мы шмыгнули в маленькую дверцу и оказались в тёмном, провонявшем маслом помещении. Автокарета на месте, нигде на стеллажах, верстаках и полках не видно следов появления здесь чужаков. Монарх выследил берлогу банды, но досюда его руки не дотянулись.

Меня усадили на верстак, сметя всё лишнее с него. Я привалился спиной к ледяной металлической стене.

Адам пристроился на подножке автокареты, уткнул голову в ладони и глухо произнёс:

– Господи, больше не могу.

Виктория собралась что-то ответить, отчитать подчинённого, но человеческое взяло в ней верх. Она тяжело отвернулась, так и не сказав ни слова. Нашла себе старый стул и села на него задом-наперёд, сложив руки на спинке и устало уронив на них голову.

Повисла тишина, лишь ветер ухает о железные стены, ненасытный осенний ветер. Холодно становится, снег с недели на неделю посыплется на Континент. Люблю снег, он гораздо лучше дождя. Медленный, спокойный, осторожно ложится тебе на плечи, всегда даёт шанс стряхнуть себя и остаться сухим. Это честнее, на мой взгляд.

Разве что холода и морозы, но и их можно терпеть. Мороз, опять же, точит тебя потихоньку, заставляет двигаться, а не бросается, желая растерзать, как осенний ветер.

Зима лучше. Не доживу я до неё. Странно, никогда бы не подумал, что стану печалиться об этом. Единственный раз в жизни искренне радовался зиме, когда мы играли в снежки с Кристин. Эх, Виктория так на неё похожа. Просто копия, от меня в ней вообще ничего нет.

Помню, как мы выбирали ей имя: Кристин хотела назвать её Габриэла, а мне безумно хотелось дать ей альбионское имя Виктория. Я ведь тогда всего пару раз проездом бывал на Альбионе. Наверно, меня сильно впечатлил персонаж альбионских плакатов, который распространился затем по всему Континенту – это была то ли кукла, то ли девочка по имени Виктория, с помощью которой агитировали за мир, правду и свободу, в общем, за всё хорошее и бесформенное.

Помню один из лозунгов: «Виктория не позволит забыть, кто ты есть». Хороший лозунг, потому что в нём никакого смысла, и каждый волен трактовать его в свою пользу. Я в нём всегда видел призыв отстаивать Орден любой ценой, а людям – вспомнить, скольким они ему обязаны.

Да, пожалуй, после этого мне полюбилось гордое имя Виктория, не уступающее красивым каледонским именам. Надо будет узнать, нравится ли оно ей.

Я пригляделся к дочери – она задумчиво и печально смотрит в никуда. Долго она не двигалась, редко моргая и почти не дыша. Но вот она убрала с лица волосы, вздохнула и запела тихо и неуверенно:

Я надеюсь на пулю порой,

Один выстрел, и навечно усну.

Но опомниться мне не впервой,

Что за глупость приходит на ум.

Адам с Роде столь же осторожно подхватили незнакомую мне песню:

Тёмной ночью я кутаюсь в мгле,

Грею руки у худого костра.

Дай ты, Боже, терпения мне,

Дай терпенья дождаться утра.

Мне претит идти за толпой,

С проторённых дорог я сойду;

Не расстаться б теперь с головой:

Всегда выбор означает борьбу.

Иной раз мой безжалостный Бог

Гнетёт жизнь, погибель суля.

Но это мой наивысший урок,

Потому что он верит в меня.

Боюсь, буду до Судного дня

Принимать каждый раз сгоряча,

Моя воля, свобода моя,

Твои дары за топор палача.

В любое другое время я принял бы песню за жалобы разбойников на судьбу, попытку преподнести свой упадок за нечто высшее, значимое, и, скорее всего, был бы прав. Но в этот раз меня заволокло скорбными мотивами, что-то в душе дёрнулось. Полная безнадёга сменилась мыслью, что я кое-что не закончил.

Окинув взглядом разбросанные по всему ангару железяки, я спокойным голосом окликнул молодого изобретателя:

– Адам, тут есть тиски?

Находящийся после песни в задумчивой абстракции, он ответил не сразу:

– Да, тут какие угодно инструменты.

– Амортизатор сможем собрать?

– Для чего амортизатор?

– Да для ноги.

Прикинув, как будет выглядеть мой будущий протез, я перечислил Адаму детали, которые могут пригодиться. Многое оказалось прямо под рукой, разве что пару частей удалось раздобыть, подразобрав автокарету. Мне подтащили все необходимые инструменты, и мы на пару с Адамом взялись за работу. Был бы пиратом, просто выстругал бы ногу из дерева.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});