Смерть на выбор - Марианна Баконина

Локитов опять замолчал, потом аккуратно разложил в ряд представленные документы, словно специально хотел упростить работу оператору. Кастальский решился задать вопрос:

— Почему же бездействуют правоохранительные органы?

«Очень оригинально», — беспощадно хмыкнула Лизавета и тут же раскаялась: не время ставить печати в журналистской табели о рангах.

Локитов тоже оставил вопрос без внимания. Может быть, не расслышал. Скорее же всего, просто был слишком занят собственными мыслями. Он решил сказать все.

— Теперь благотворительность. Просторнейшее поле для криминальной жатвы. Бывают комбинации элементарные — организуем что-то масштабно-приятное, скажем, приступаем к сбору средств на восстановление крепостных стен города Владимира, разрушенных еще татаро-монгольскими ордами. Потом просим о налоговых льготах для тех, кто согласен помочь в сей благородной затее. Уже прибыток. Затем организуется фестиваль, круиз, караван, поезд дружбы искусства и бизнеса — далее все что угодно. Если музеям города Владимира будет перечислен один миллион, можно считать, что им повезло. Хотя суммы на таких благотворительных счетах вращаются гораздо более существенные. Вот перечень благотворительных мероприятий, организованных с согласия и при непосредственном участии питерских и московских боссов.

Прокурор, словно фокусник, достал из той же папочки очередные бумаги.

— Для сравнения, это их бухгалтерские отчеты, а это — оперативные разработки — имена и фамилии людей так или иначе причастных к торговле оружием и наркотиками. Нетрудно заметить, что на восемьдесят процентов эти списки просто идентичны. Возникает естественный вопрос — почему мэр или вице-премьер, прежде чем согласиться на участие в таком мероприятии, не интересуются прошлым будущих меценатов? Узнали бы много забавного о том, откуда взялись деньги в руке дающего. — Лизавета на секунду отвлеклась — разоблачения и скандалы в сфере благотворительности давно стали обыденностью. Причем большинство наивных российских тружеников пера сдабривали эти блюда изрядной порцией журналистской ванили — как же так, к благородному делу присасываются жучки, клопы и прочие кровососущие. А в этом нет ничего удивительного. Бернард Шоу, мудрец, веселый циник, не имевший ни малейшего понятия о России в эпоху перехода от социализма к капитализму, блистательно описал эту ситуацию: «Устроили благотворительный обед в пользу голодающих детей Индии. Собрали две тысячи двадцать фунтов. Собственно обед стоил две тысячи фунтов. Голодающим детям досталось двадцать. Успех». Все сказано, добавить нечего. Хотя милая деталь о торговцах наркотиками и оружием может украсить и этот рассказ.

Лизавета вздохнула и сосредоточилась, снова погрузилась в тихую речь прокурора города. Ныне покойного.

— Основополагающий принцип римского права — «Кому выгодно?». Именно так прямодушные латиняне вели расследование всевозможных преступлений. Только ответ на этот вопрос поможет остановить колеса криминальной мельницы, мельницы, которая растирает власть, государство, прессу, уничтожает все, что мешает обработке собранного на ниве преступлений урожая. Кому выгодно? — Магнитофон щелкнул и начал отматывать запись к началу. Конец.

Лизавета с досадой щелкнула пластмассовой коробкой из-под кассеты. Вот так всегда, на самом интересном месте. Интересно, Кастальский повторил этот сакраментальный вопрос, спросил Локитова: «А кому, собственно, выгодно?» Или отмолчался? И что ответил прокурор? И куда делась кассета с продолжением — «просто Павел» решил оставить ее у себя? Или… Неизвестно. Слишком много неизвестных в этом уравнении. Но и с тем, что известно, можно работать.

— Слушай, что это за запись? — Девушка вздрогнула и оглянулась. За спиной стоял очкастый и усатый работник «Бетакама». И очки его вопросительно сверкали. Луна упала в Неву! Техник, проработавший с телевизионными камерами и телевизионными творцами много лет, так упорно затыкавший уши и закрывавший глаза, когда ему предлагали посмотреть очередное гениальное творение, сам, без просьб и уговоров, посмотрел видеозапись. Лизавета не сразу нашлась с ответом.

— Сама толком не знаю. Вот попросили поглядеть, можно ли тут что сделать.

— Это же прокурор, убитый.

Трудно оспаривать очевидное. Лизавета кивнула.

— И Кастальский, его тоже убили.

— Да.

— И что ты будешь делать?

— Еще не знаю. Может получиться передача. А может, нет. — Лизавета схватила кассету, которую дисциплинированный магнитофон, не ведающий добра и зла, выплюнул, отмотав на начало.

— Слушай, — она лихорадочно придумывала, как склонить нежданного свидетеля к молчанию, — слушай, ты никому об этом не говори. Ладно? У нас тут всякие склоки из-за этих убийств. И если начальство узнает. Сам понимаешь. — Ссылка на сообразительность собеседника — прием не слишком удачный, но ничего умнее она не придумала.

— Понимаю, — солидно и мрачно согласился инженер. Помолчал и добавил: — Если какая помощь потребуется — приходи.

Точно. Луна упала в Неву! Лизавета расцвела и, спрятав кассету, умчалась работать.

* * *

— Радуйся, гиена! — так незамысловато выпускающий редактор ответила на приветствие Лизаветы. Неподготовленный человек тут рассыпался бы в прах, но квалифицированного журналиста дезинтегрировать не так просто.

— А что случилось? — невозмутимо поинтересовалась девушка.

Самый образованный выпускающий редактор новостей, Светлана Алексеевна Верейская, общалась с подведомственными репортерами, операторами, секретарями и режиссерами посредством парадоксов. Слабонервные пугались, а остальные наслаждались.

— И что же случилось? — Лизавета копалась в ворохе бумаг на редакторском столе и старалась определить, кто из корреспондентов приготовил мину, из-за которой Верейская играет в кошки-мышки. Светлана Алексеевна, или Лана — именно Ланой называли Верейскую те, кто проработал более трех лет. При этом сохранялось уважительное обращение на «вы».

— Да уж случилось. — Кошка щурилась, наблюдая за мышкой, желто-зеленые глаза редактора насмешливо следили за Лизаветиными манипуляциями. — Сейчас, сейчас, вцепишься и вперед, — обобщать, разоблачать, куражиться.

Лизавета вздохнула. Вроде бы ничего необычного. Митинг обманутых вкладчиков очередного многообещавшего АО, две выставки, один концерт, проблемный репортаж о страховой медицине, конгресс геофизиков и очередной дружеский визит диверсионно-разведывательных катеров береговой охраны США со швартовкой — напротив все еще секретных Адмиралтейских верфей.

— И что? — Лизавета поняла — без настоятельных расспросов Верейская не сдастся.

— Пока вы ходите неизвестно где, бродите по своим личным делам, здесь в кочегарке, — Светлана Алексеевна упорно именовала обставленную голландской мебелью комнату ответственного выпускающего кочегаркой, — работа с утра кипит. Кидаем уголек в топку, в эту прорву, способную сжечь все. В ненасытную прорву.

На пороге редакторской кочегарки появился Савва Савельев, один из лучших редакционных репортеров. Высокое худое рыжеволосое существо, всегда готовое обижаться. Обида была мощным оружием в его руках. Обида помогала пропихивать сюжеты через строгое редакторское сито, обида заставляла многих и многих поставлять ему информацию, обида позволяла критиковать коллег. Савва успешно доказал, что старинная народная мудрость — на обиженных воду возят — в наши дни недействительна. Он заставил считать себя ранимым, беззащитным, отчасти беспомощным. Ему охотно шли навстречу, что, собственно, и требуется для журналистского преуспевания. Едва он вошел, застучал принтер редакторского компьютера. Скорее всего, мину заготовил именно Савва. Лизавета плотоядно облизнулась.

— Привет, Саввушка. Снял ли ты что-нибудь сенсационное?

Он тут же начал жалобно причитать:

— За что она меня так, Светлана Алексеевна? Вот вы понимаете, за что?

Все привыкли сочувствовать бедам Саввы. Формального повода обижаться не было — разве что унижающее его мужское достоинство уменьшительно-ласкательное Саввушка. Но, в конце концов, не Лизавета выбирала для него имя. Лана принялась его утешать:

— Не горюй. Они все такие, бабье. Чуть что — съедят с потрохами. А ты не сдавайся.

— Нет, Светлана Алексеевна, вы меня не защищаете и не жалеете. — Савва выстроил из бровей домик, добиваясь большей убедительности в благородном деле борьбы за права сиротинушки. Лизавета тут же подбросила бертолетовой соли в костер его обиды:

— Не переживай, Саввушка. От этого нюх портится.

Брови репортера вернулись на отведенное им природой место. Удивить — значит покончить с обидами. Воспользовавшись этой перепалкой, девушка просмотрела текст Саввиного сюжета. Все правильно. Именно этим репортажем хотела порадовать ее Лана. Савва, как всегда, придерживался стиля высокопарно-игривого. Редкое сочетание, из-за этого его тексты запоминались. Заголовок тоже типично Саввин. Двусмысленный. «Уловленный мститель».