Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ой! Большое вам спасибо! — воскликнула мать. — Только бы не искалечился он, не надорвался, — добавила она с опаской.
— Ну, что вы! Там дело чистое. Мой знакомый производит мыло. Рекомендую ядровое со штампом «Полканов». Ну вот, судите сами, мыло — продукт облагораживающий. Чего тут может быть грязного и опасного? Хотите, я напишу Полканову записку? А деньги уж постарайтесь принести.
На другой же день Петька с матерью пришли по адресу, начерченному острым, колючим почерком. Еще раз взглянув на записку, мать остановилась около крыльца флигеля. Двери в сени были распахнуты, в глубине налево виднелась кладовка, направо — открытые двери в дом. Но ниоткуда никто не выходил и во всем чувствовалась настороженная тишина.
— Скажите, пожалуйста, есть ли кто дома? — любезно спросила мать.
Из темной кладовки, как из норы, выскочила женщина, босая, с подоткнутым подолом, юркая, как мышь. Она выгнула зобатую шею, подняла стертое лицо и скороговоркой спросила:
— Вам кого?
— Мне господина Полканова, Илью Фроловича. Я к нему с запиской…
— Они отдыхают. Давайте сюда. Я его дочь и передам ему. Если что важное, — господин Полканов выйдут.
Мать молча протянула записку, женщина взяла ее и, подозрительно оглядев Петьку, пошла в дом, шлепая голыми ногами по крашеным половицам. По пути она осмотрела сени: не лежит ли где какая-нибудь ценная вещь, и, подхватив ведро, стоящее у порога, ушла и долго не появлялась.
«Ух крыса!» — подумал Петька, понимая, чего опасалась тетка.
Ему стало обидно, что мать из-за него должна, как нищая, стоять у чужого крыльца. Он неожиданно для себя взял мать за локоть и прижался к нему. Мать, ни слова не говоря, погладила Петьку по щеке.
— Погодите, сейчас придет, — объявила появившаяся, наконец, дочь Полканова. Она за это время «прихорошилась»: в волосы воткнула гребенку и опустила подоткнутый подол, — юбка теперь касалась шлепанцев, надетых на босую ногу.
Скрипнули половицы, и в сени вылез большой лохматый человек. Волосы его были всклокочены и свалены на одну сторону; в бороду вплелось куриное перо, а на щеке от подушки выдавился узор. Он был босой, в измятых брюках и жилетке, и не потрудился даже застегнуть рубаху на волосатой груди.
— Здравствуйте, — сказала мать, и Петька, как эхо, повторил за нею негромко: «Здравствуйте».
— Ну, это, значит, вы с запиской. Это и есть мальчишка-то? Ну-ка повернись, — сказал хозяин, не считая нужным ответить на приветствие.
Петька повернулся боком, потом спиной, так и остался стоять, слушая разговор матери с Полкановым.
— Годов пятнадцать — пишут вот тут, — Полканов тряхнул запиской. — Ну, для надзора так и будем считать.
— Только тринадцатый ему пошел. Совсем дитя. Вы уж не ставьте его на тяжелую работу.
— Гм-гм. Что сделаешь? Хороший человек просит. Пускай поучится. Толку от него, конечно, мало. Послать куда или поглядеть за мастером. Насчет работы вы не сомневайтесь, — мыло делаем, как в аптеке.
Мать не имела никакого представления о мыловаренном заводе; ей представлялась аптека, аккуратные кусочки душистого мыла и как сынок завертывает эти кусочки в цветные бумажки. Она заранее была благодарна Полканову и хотела уходить, стесняясь отнимать время у занятого человека, но Петька тут проявил деловой интерес. Набравшись духу, он повернулся и спросил:
— Дяденька, а сколько платить будете?
— Вот до этого тебе нет никакого дела. Деньги будет получать мать Да запомни ты: я тебе не дяденька, а Илья Фролыч. Так вот, как я тебе сказал, завтра приходи утром в двенадцатый дом по Шабелкинской улице. Войдешь во двор через проезд и увидишь налево красную дверь, там спросишь мастера Исаича. А об остальном я его сам упрежу. Посматривай за ним. Чего заметишь, — мне скажешь. А сколько тебе лет, кто спросит, говори: шестнадцать годов.
…Красная облупленная дверь вела в темный и грязный подвал; щербатые каменные ступени опускались под землю. Как только Петька шагнул за порог, дверь на пружине захлопнулась — и стало темно.
Ощупывая руками скользкую плесневелую стену, Петька осторожно спускался со ступеньки на ступеньку; чуть он отклонялся в сторону, — под ноги ему попадались гремящие железные банки, ведра и еще какая-то дрянь.
В конце лестницы опять оказалась дверь. Он дернул за ручку, она не поддавалась, и Петька подумал: «Значит, заперта». Он постучал, — никто не откликался. Тогда Петька дернул изо всех сил.
Дверь открылась, и в лицо ему ударил тяжелый воздух. Сначала пахнуло душным паром, как из прачечной, потом воздух наполнился удушающим, смрадным запахом гнили и горелого сала.
В первом помещении, куда попал Петька, никого не было; в дальнем углу под потолок поднималась деревянная воронка, рядом стояла кирпичная труба; во вторую комнату, несколько лучше освещенную, вела дверь. Она была открыта, и было слышно, что там кто-то шевелится.
— Кто там? Иди сюда! — крикнул глухой голос.
Петька быстро прошел мимо деревянной воронки, под которой оказалась жарко пылающая печка, во вторую комнату.
— А-а, вот так герой! Как тебя зовут-то?
— Петька.
— Петр, стало быть. Посиди тут, я сейчас тобой займусь.
Мастер указал на табурет, облепленный лепешками застывшего мыла, и склонился над столиком с прибором для резки мыла, у которого что-то чинил и завинчивал гайку. В тишине подвала изредка лязгал ключ в руках мастера, в печке трещали дрова, и пламя гудело в топке. Петька теперь увидел деревянные ступеньки с противоположной стороны от топки, ведущие на площадку перед воронкой, и удивлялся: как это не загорится воронка, раз под нею всё время топится печь?
Жила тетка Людмила,А мы варили мыло.Шило, мыло, гвозди,Позвала нас в гости… —
запел мастер и, сразу оборвав, спросил:
— Так работать, говоришь, пришел? Погоди, я тебе пристрою работку. Куда отец твой смотрит? Зачем отпустил в адово чистилище?
— Отец в солдатах.
— Гм, в солдатах… Что же мне с тобой делать?… Ну, ладно, парень, вали работай, сколько можешь; сбежишь ты отсюдова скоро…
— Не сбегу: матери деньги надо.
— А ты мать-то любишь?
— Люблю.
— А за что? — И, не дождавшись ответа, мастер одобрил: — Это хорошо. Мать любить надо. Мать, она у тебя одна на всю жизнь, и другой больше не будет.
Мастер замолчал, будто всё сказал, что надо, и, когда Петька собрался было спросить про деревянную воронку, неожиданно заговорил:
— Работа у нас тяжелая, мне не под силу. Просил я у Полканова помощника… Мне надо парня, как быка, здорового, а он тебя прислал. Как-нибудь… вали работай.
Мастер пощупал Петьку и, одобрительно хлопая по спине, подвел его к барабану с каустической содой. Рядом с барабаном стояла двухпудовая гиря.
— Пока не открыт, — поколоти, — сказал мастер и ушел к котлу.
Петька волоком оттащил в сторону гирю, с трудом перекатил барабан на два шага и, осматриваясь, стал искать молоток.
— Чем бить? — спросил он, не найдя никакого инструмента.
— Гирей бей, — ответил мастер.
Пришлось гирю волочить назад. Расставив ноги, Петька поднимал двухпудовку за конец и опускал на барабан; от удара тонкое железо вминалось; внутри цилиндра что-то хрупало, а Петька мотался вслед за гирей.
Он ударил раз, другой, третий — его движения стали напряженными, и через минуту ему не хватило дыхания. Сделалось жарко. Он выпрямился и глубоко вздохнул. Сейчас же воздух подвала вызвал тошноту, спазмы схватили глотку, и Петьку едва не вырвало.
— Чего стал! Давай живее, мне котел надо загружать! — крикнул мастер. Он подкинул дров в топку, помешал в котле, от чего там поднялся треск и еще более густое зловоние заполнило подвал.
Петька вновь взялся за гирю, напряженно разгибая спину, поднял ее и еще несколько раз ударил. Поясницу ломило, дрожали ноги.
Плеснув воды в котел, мастер подошел к Петьке, скривил губы в усмешке и сказал:
— Что, устал, что ли? Бери-ка топор в сенях и руби железо поперек барабана.
— Мутит меня, дяденька.
— Вонь душит — это верно. С непривычки нутро выворачивает, и память потерять можно. Ну, ладно, мы работаем, так терпим, а люди на квартал кругом за что наказание несут? Раньше салотопни в город не пускали, а тут пожалте — Полканов «смазал», и никто пикнуть не смеет.
— А чего это так воняет-то?
— Сало топим, а выжарки, брат, не вынимаем. Это хозяину доход от всякой падали, а нам удушье. Давай-ка, пожалуй, еще прибавим: вдвоем-то мы с тобой загрузим полную варку, завернем на всю коронку. Ты пока оставь-ка барабан; вот поруби кости да таскай в котел.
Мастер провел Петьку в угол, где под рогожей лежала серая куча. Когда Петька вгляделся, он смог распознать заднюю часть лошади, куски шкуры, кишки. Вблизи всё это издавало резкий запах падали, перебивающий даже густую вонь пригоревшего сала.
- Незнайка в Солнечном городе - Николай Носов - Детская проза
- Рассказы про Франца и каникулы - Кристине Нёстлингер - Детская проза
- Рассказы про Франца и любовь - Кристине Нёстлингер - Детская проза
- Осторожно, день рождения! - Мария Бершадская - Детская проза
- Большая книга зимних приключений для девочек (сборник) - Вера Иванова - Детская проза
- Почему? - Валентина Осеева - Детская проза
- Тика в мире слез - Стеффи Моне - Прочие приключения / Детская проза / Прочее
- Магия любви. Самая большая книга романов для девочек (сборник) - Дарья Лаврова - Детская проза
- Рыжая беглянка - Дженни Дейл - Детская проза
- Маргарита едет к морю - Елена Соловьева - Детская проза