Сотканный мир - Клайв Баркер

— Может быть, у тебя тоже галлюцинации.

— Он рассказывал байки, чтобы тебя позабавить, — ответил ей Кэл. — Он любил выдумывать истории. Это говорила его ирландская кровь.

— И ты тоже выдумываешь, Кэл? — спросила она, мечтая услышать подтверждение. — Скажи мне, что это розыгрыш.

— Видит бог, я хотел бы так сказать.

— О Кэл…

Он спустился с лестницы и нежно погладил ее по голове.

— Если кто-нибудь придет и станет задавать вопросы…

— Я скажу правду, — ответила она. — Я ничего не знаю.

— Спасибо.

Когда он шел к двери, Джеральдин его окликнула:

— Кэл?

— Да?

— А ты, случайно, не влюблен в эту женщину? Если так, я бы предпочла знать правду.

Он открыл дверь. Дождь лупил по крыльцу.

— Не могу вспомнить, — сказал он и побежал к машине.

3

После получаса езды по шоссе на Сюзанне начали сказываться последствия ночи без сна и всех переживаний прошедшего дня. Дорога перед глазами расплывалась. Сюзанна поняла еще немного, и она уснет за рулем. Тогда она свернула с шоссе на первую же стоянку, остановила машину и отправилась на поиски кофе.

В кафетерии и вокруг него было полно народу, за что она поблагодарила судьбу. Среди такого множества людей можно затеряться. Не желая оставлять Сотканный мир без присмотра ни на миг дольше, чем необходимо, Сюзанна купила кофе в автомате вместо того, чтобы стоять в бесконечной очереди, потом в магазинчике выбрала шоколадку и печенье и вернулась в машину.

Она включила радио и принялась за еду. Когда она разворачивала шоколадку, мысли ее снова обратились к Джерико, вору-чародею, способному выкрасть что угодно из чьего угодно кармана. Где он сейчас? Сюзанна подняла стаканчик с кофе за его здоровье и пожелала ему удачи.

В восемь начались новости. Она ждала какого-то упоминания о себе, но так ничего и не услышала. После новостей зазвучала музыка, и Сюзанна оставила радио включенным. После кофе и шоколада с печеньем она обмякла на сиденье, глаза ее закрылись под убаюкивающий джаз.

Проснулась она спустя какие-то секунды от стука по стеклу. После мгновенного смятения, когда она пыталась понять, где находится, Сюзанна очнулась и с упавшим сердцем увидела за мокрым стеклом человека в форме.

— Откройте, пожалуйста дверь, — сказал полицейский.

Кажется, он был один. Может, просто завести машину и уехать? Не успела она принять решение, как дверь открыли снаружи.

— Выходите, — велел полицейский.

Сюзанна подчинилась. Она вышла из машины и услышала со всех сторон шарканье ног по гравию.

На фоне неоновых огней вырисовывался силуэт человека.

— Да.

Это было единственное слово, которое он произнес, и тотчас на нее со всех сторон двинулись люди. Она хотела призвать на помощь менструум, но тот силуэт приблизился к ней, держа что-то в руке. Ей закатали рукав, и она почувствовала, как игла вошла в кожу. Призрачное тело отозвалось, но слишком медленно. Воля угасла, поле зрения сократилось до узкого колодца. На дне его ждал Хобарт с разинутой пастью. Сюзанна падала вниз, цепляясь пальцами за стенки, а тварь на дне ревела осанну.

VIII

Свежий взгляд

Мерси высоко поднялась в ту ночь, быстро неся грязно-коричневые воды с серой пеной. Кэл опирался на парапет и глядел за бурлящую реку, в сторону заброшенных корабельных верфей на другом берегу. Когда-то эта водная артерия была запружена кораблями, разгружавшимися после похода или, наоборот, уходившими в дальние края. А теперь она опустела. Доки, верфи, ремонтные мастерские стоят заброшенные. Призрачный город, годится только для привидений.

Он чувствовал себя одним из них. Призрачный скиталец. Окоченевший так, как может окоченеть только мертвец. Кэл сунул руки в карманы, чтобы согреться, и его пальцы нащупали с полдюжины каких-то мягких шариков. Он вынул их и рассмотрел в свете ближайшего фонаря.

Они походили на сушеные сливы, только кожица была гораздо плотнее, как кожа старого башмака. Совершенно очевидно, что это какие-то фрукты, но он не знал какие. Откуда они попали к нему? Кэл понюхал один плод. Запах был кисловатый, как у молодого вина. И аппетитный, даже искушающий. Этот запах напомнил ему, что он не ел с самого обеда.

Кэл поднес плод ко рту, легко прокусил сморщенную кожицу. Запах его не обманул: мякоть и в самом деле отдавала алкоголем, сок обжигал горло, словно коньяк. Он пожевал, откусил во второй раз, не успев проглотить первую порцию, и мигом прикончил фрукт со всеми косточками.

После чего принялся пожирать плоды один за другим. На него вдруг напал волчий аппетит. Он застыл под раскачивающимся от ветра фонарем, в луже танцующего света, и ел так, словно его морили голодом целую неделю.

Он вгрызался в предпоследний фрукт, когда до него вдруг дошло, что фонарь над головой качается не в такт окружающему его пятну света. Кэл уставился на зажатый в руке плод, но не смог сфокусировать взгляд. Господи Иисусе! Неужели он отравился? Последний фрукт выпал из рук. Кэл уже был готов сунуть пальцы в рот, чтобы вызвать рвоту, но тут его охватило куда более необычное ощущение.

Он поднимался вверх. Во всяком случае, какая-то его часть.

Ноги его по-прежнему стояли на асфальте, он чувствовал под подошвами прочную основу, но в то же время плыл вверх. Фонарь горел теперь под ним, и набережная раскинулась вправо и влево, река билась о берега, темная и дикая.

Рационально мыслящий дурак внутри него сказал: «Ты отравился, опьянел от этих фруктов».

Но он не чувствовал себя больным и не потерял ориентацию в пространстве. Его взгляд был ясен. Он по-прежнему видел все обычным зрением и в то же время смотрел откуда-то из точки высоко над головой. И это было еще не все. Он словно разделился на части: одна часть его двигалась вдоль набережной, другая вышла на середину Мерси и глядела оттуда на берег.

Этот разошедшийся в стороны взгляд не смутил его. Множественные планы встречались и смешивались в мозгу, узоры свивались и распадались; он смотрел разом вперед и назад, далеко и близко.

Он был не один, но множество.

Он Кэл, он сын своего отца, он сын своей матери, он ребенок, спрятанный во взрослом мужчине, он человек, мечтающий стать птицей.

Птица!

И в этот миг на него нахлынуло все разом. Все забытые чудеса вернулись к нему с исключительной четкостью. Тысячи мгновений, образов и слов.

Птица, погоня, двор, ковер, полет (он стал птицей, да, да!), потом враги и друзья, Шедуэлл, Иммаколата, чудовища. И Сюзанна, его прекрасная Сюзанна. Ее место в истории, которую рассказывал ему собственный разум, вдруг сделалось совершенно понятным.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});