Сотканный мир - Клайв Баркер

Она почему-то вспомнила о книге Мими, которую до сих пор держал у себя Хобарт. Сюзанна очень надеялась, что книга сумеет объяснить ей, кем она является и как обратить это на пользу. Она обязана вернуть книгу, даже если придется снова встретиться с Хобартом лицом к лицу.

Пока она размышляла обо всем этом, кто-то позвал ее по имени; во всяком случае, так ей почудилось. Она посмотрела туда, откуда шел голос, и увидела в нескольких ярдах от себя Джерико.

Он сумел вырваться из объятий Магдалены, хотя его лицо было сплошь покрыто шрамами от эфирных когтей сестрицы. Истерзанное тело было готово рухнуть, и, когда он второй раз позвал Сюзанну и протянул к ней искалеченные руки, его ноги подогнулись и он упал на землю лицом вниз.

Она в тот же миг оказалась рядом с ним, опустилась на колени и развернула его к себе. Джерико был легкий как перышко. Сестры высосали из него все, кроме той малой искорки, что заставляла его следовать за Сюзанной. Они смогли отнять кровь, забрать семя и физическую силу. Но любовь он сохранил.

Сюзанна притянула его к себе. Голова Джерико упала ей на грудь. Он дышал часто и неглубоко, его холодное тело содрогалось. Она погладила его по голове, и слабый свет заиграл на ее пальцах.

Однако он вовсе не хотел, чтобы его нянчили. Джерико оттолкнул ее и отодвинулся на несколько дюймов, чтобы коснуться рукой ее лица. Вены у него на шее напряглись, когда он попытался заговорить. Сюзанна успокаивала его, обещая, что они поговорят обо всем позже. Но он чуть заметно качнул головой, и она почувствовала, обнимая его, что конец уже близок. Было бы жестоко притворяться, что это не так. Пришло время умирать, и он хотел умереть в ее объятиях.

— О мой милый! — сказала она. Сердце ныло в груди. — Родной мой…

И снова Джерико попытался заговорить, но язык опять подвел его. Выходили лишь невнятные звуки, в которых Сюзанна не могла отыскать смысла.

Она склонилась ниже. Он больше не сопротивлялся, а только вцепился ей в плечо и придвинулся ближе, чтобы заговорить. На этот раз Сюзанна поняла его, хотя слова больше походили на вздохи.

— Я не боюсь, — произнес он, выделив последнее слово. Выдох коснулся ее щеки, как поцелуй.

Потом его рука обессилела и соскользнула с плеча Сюзанны, глаза закрылись и он умер.

Горькая мысль пронзила ее: последние слова Джерико были не только утверждением, но и мольбой. Ему единственному она рассказала, как менструум вырвал Кэла из бессознательного состояния. Неужели это «Я не боюсь» было попыткой сказать: «Дай мне умереть»? «Я не стану благодарить тебя за воскрешение»?

Она уже никогда не узнает, что он имел в виду.

Сюзанна осторожно опустила тело Джерико на землю. Когда-то он говорил слова любви, бросавшие вызов всем тяготам их путешествия и помогавшие жить. Знал ли он слова, способные бросить вызов смерти? Или он уже на пути в тот край, куда ушла Мими, и все связи с миром, где еще живет Сюзанна, потеряны?

Кажется, дело обстояло именно так. Сюзанна смотрела на тело, пока не заболели глаза, но не услышала больше ни звука. Джерико покинул эту землю, а вместе с ней и Сюзанну.

XI

Кэл спешит на север

1

Кэл ехал на север всю ночь, но нисколько не устал. Может быть, это фрукты помогали ему поддерживать исключительную ясность мысли, а может быть, вновь обретенная жизненная цель гнала его вперед. Он держал в узде свою способность мыслить рационально и выбирал маршрут, полагаясь только на интуицию.

Неужели голубей ведет такое же чувство направления, как и его сейчас? Чувство, похожее на сон, лежащее за пределами интеллекта или рационального суждения, — чувство дома? Именно оно управляло Кэлом. Он превратился в птицу и ориентировался не по звездам (они все равно были затянуты тучами) и по магнитным полюсам, а руководствовался простым желанием вернуться домой. В тот сад, где когда-то стоял в окружении любящих людей и читал стихи Безумного Муни.

Пока он ехал, у него в голове всплывали отрывки стихов, так что в следующий раз он сможет порадовать своих слушателей чем-то новеньким. Коротенькие стишки вернулись из детства; странные строки, которые он запомнил по ритму, а не по смыслу:

Небо голое над намиКрасит сад, шумит морями,Тучек меряет обновы,А потом снимает снова.

Он и сейчас, точно как в детстве, не вполне понимал их смысл, но стихи сами сорвались с губ мятным дыханием, радостные в своем ритме и рифмах.

Хотя были и горькие строчки:

Вырождение семействНе есть особая болезнь,В могилу сойдут повзрослевшие детки,Как прежде веками сходили их предки.

И еще отрывки из стихотворений, которые он либо забыл, либо никогда не знал полностью. Один такой отрывок все время приходил ему на ум:

Как же я люблю вас, пегие лошадки!Всех на свете лучше пегие лошадки!

Это были заключительные строчки, но вот чего, он никак не мог вспомнить.

Было множество других отрывков. Кэл вел машину и повторял их снова и снова, оттачивал интонацию, находил новые оттенки и свежий ритм.

Но никакие голоса не звучали в его голове, поэт молчал как рыба. Или же Кэл и Безумный Муни заговорили наконец одним голосом?

2

Он пересек границу Шотландии около половины третьего ночи и поехал дальше на север. Местность становилась все более холмистой и все менее населенной. Его донимал голод, мышцы ныли после стольких часов непрерывной езды, но ничто, разве только конец света, не могло заставить Кэла сбавить скорость или остановиться. С каждой милей он приближался к Стране чудес, где его давно ждала отложенная на потом жизнь. Она требовала, чтобы он наконец прожил ее.

XII

Решение

Сюзанна долго сидела над телом Джерико, стараясь ни о чем не думать. Внизу под холмом еще распускался Сотканный мир, волна оживающей Фуги наступала на нее. Но она не могла любоваться чудесами, просто не могла. Когда нити начали появляться совсем рядом, Сюзанна ушла, оставив тело Джерико там, где оно лежало.

Свет зари разливался по облакам над головой. Она решила подняться выше в горы и осмотреться после рассвета. Чем выше она поднималась, тем сильнее дул ветер. Сердитый ветер, северный ветер. Но немного подрожать от холода того стоило, потому что с высоты открылся потрясающий вид. По мере того как вставало солнце, Сюзанна все лучше понимала, насколько удачно Шедуэлл выбрал эту долину. Со всех сторон ее окружали крутые скалы, на склонах не было видно никакого жилья, даже одинокой избушки. Единственным признаком цивилизации была колея, по которой прибыли машины Хобарта, и, судя по всему, за последние сутки дорогой пользовались чаще, чем целую вечность до того.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});