Сигрид Унсет. Королева слова - Сигрун Слапгард

Когда пришла осень, Сигрид Унсет снова уединилась на сетере Крекке. Там было тихо и спокойно. Она могла писать письма Йосте, завернувшись в шкуры, и наслаждаться видом «сияющего солнца и заснеженных вершин Рондских гор, далеко-далеко отсюда, и искрящимися ледниками Йотунхейма»[482]. У нее даже находилось время на «соседские посиделки» в Хёгтиндене, где она любила поболтать с хозяйкой хутора Янной. Она наслаждалась прогулками под луной и северным сиянием. Пока Унсет гуляла в горах, где природа действовала на нее умиротворяюще и способствовала плавному течению мыслей, она воссоздавала пейзажи других известных мест: конечной станции трамвая в Ши, Кейсерс-гате, холма Блосен, леса в Нурмарке. Она использует и свой собственный опыт. Пауль родом из неполной семьи: мать Юлия в разводе и немало походит и на Шарлотту Унсет, и на Нини Ролл Анкер. Юлия прежде всего исповедует веру в науку и прогресс, веру, не разделяемую Паулем. Видимо, изображая мать Пауля, писательница заимствовала черты и у своей бывшей учительницы Рагны Нильсен.

Как и сама Унсет, Пауль радостно приветствует расторжение унии со Швецией 7 июня в 1905 году. Как и его создательница, Пауль примет католичество. На создание образа Пауля ее вдохновил писатель Хилер Беллок, поскольку Пауль является «дистрибутистом», последователем политического направления, желающего распределять блага поровну. Лидером этого направления и был как раз Беллок[483]. Мысли о Моссе воплощаются и в судьбе Пауля — у него тоже появится enfant de Dieu. Так же бесстрашно, как и всегда, она освещает эротические мотивы и «темные стороны» жизни. Люси описана как женщина-лилия, мечта любого мужчины. Ее обволакивает аромат влажной земли сада, ее сравнивают с кувшинкой и ландышем[484]. Да и работает она в цветочном магазине. Тем не менее Унсет не боится сравнивать выражение лица Люси со взглядом «буренки, увязшей в болоте». Сигрид Унсет может быть весьма язвительной и циничной.

Ближайшее окружение живо обсуждало выход книги. Сестра Сигне сказала, что Унсет поставила новый рекорд. Если «Улав, сын Аудуна» был книгой, которую можно было прожить, то здесь писательница вмешивалась в ход повествования своими знаменитыми выпадами против протестантизма и превратно истолкованного феминизма. Хотя и было забавно узнавать события 7 июня и многие из тех мест, где прошло их детство, семья посчитала книгу своеобразным испытанием на выносливость для читателя. Ее наверняка встретят не так благосклонно, как и католические пассажи. Так считала и новообращенная мать Унсет. Именно она всегда читала свежеизданные книги первой[485].

Критика в Осло приняла роман довольно прохладно. Многие ломали голову над названием книги. Наверняка упоминание невзрачного цветка орхидеи — мать принесла его Паулю, и он был в нем разочарован — было очень символичным, но что значила эта сцена?

Некий рецензент высказал предположение, что блеклый цветок должен был символизировать католическую церковь, но это не совсем соответствовало истине: цветок не был таким уж незаметным. «Gymna» — греческий корень, означающий обнаженность, указал другой критик: «Эта книга должна обнажать устаревшие идеалы». Ее старый друг и коллега Кристиан Эльстер рецензировал книгу для «Афтенпостен» и считал, что невозможно понять, что же означает заголовок книги. Возможно, это станет ясно в последнем томе? Он критикует безобразные полемические выпады против протестантизма. «Фру Унсет язвительна и насмешлива, это чистая пропаганда, и она вредит книге. <…> Я не понимаю, как фру Унсет могла принести в жертву свое искусство, свое глубокое, неповторимое описание человека на алтарь пропаганды»[486].

Другие считали, что Унсет стала более уверенной и зрелой и что среди многих привлекательных персонажей Люси была самой живой и нежной, хотя и изображена со значительной долей иронии. Некоторые толковали книгу как историю о протестантской юности Сигрид Унсет. Рецензии на «Гимнадению» были напечатаны во многих газетах. Но большинство ведущих критиков разделяло точку зрения Эдварда Бейера и Кристиана Эльстера: к последней книге Сигрид Унсет слишком много претензий. Бейер полагал: «К посредственному писателю нужно быть снисходительным, к великому же — немилосердно суровым».

Восхищенных отзывов практически не нашлось. Сигрид Унсет всегда была непримиримым борцом за истину, неужели она предала своих читателей? Поэзию правды подменили католической пропагандой? Многие из ее старых почитателей отказывались принимать ее новую «правду». Они не покупали ее книгу. Впервые у Сигрид Унсет вышел роман, не занявший первого места по продажам. В июле 1929 года книга Юхана Бойера «Люди у моря» вышла тиражом 20 000 экземпляров против 15 000 экземпляров книги Унсет.

Можно ли объяснить негативные отзывы на книгу агрессивным отношением к католичеству? И как скандал с епископом привел к тому, что некоторые читатели повернулись спиной к писательнице-католичке? Наверняка многие стали показывать пальцем в ее сторону, когда всплыла история с фрёкен Рамстад и епископом Смитом. Он пообещал жениться на девушке, все кончилось тем, что его понизили в сане до священника. «Где же наша главная католичка Сигрид Унсет? — писали в газеты. — Она в первую очередь женщина или все-таки католик?» Снова писательница была вынуждена прояснить свою точку зрения на целибат под заголовком: «Без милости Божьей невозможно практиковать моногамию». Подзаголовок: «Автор „Гимнадении“ не может ни в чем упрекнуть католическую церковь». Но в кругу близких друзей Унсет метала молнии по поводу католического епископа и его безграничной глупости: «После болезни самой безнадежной вещью является глупость, причина убогости; глупость из всех грехов лечится хуже всего, но у нас ничего не делается, чтобы ограничить ее распространение»[487].

Иногда писательница чувствовала, что ее преследуют или подозревают. «Меня временами ужасно раздражает человеческая глупость и подлость, ведь, даже живя в полной изоляции, прекрасно понимаешь, что все эти глупые люди говорят за спиной»[488]. Она помнила, каково быть подозреваемой без причины, когда несколькими годами раньше, во время поездки в Селью, хотела приобрести участок земли, чтобы построить там летний домик. Земля, которую она присмотрела, принадлежала церкви; ей отказали, испугавшись, что место станет центром католической пропаганды. Эйлиф Му и Йоста аф Гейерстам пытались переубедить владельцев, но тщетно.

Нелестные слухи достигали ее и дома, в Хамаре муссировали очередные сплетни. Дело приняло настолько скверный оборот, что Унсет вынуждена была передать дело Эйлифу Му, который озвучил следующую информацию из Хамара: «Слух заключается в том, что фру Унсет такая чувственная, что влюбляется в одного за другим, даже в молодых мужчин, и пытается во что бы то ни стало заполучить их. Последним был архитектор Фишер». И раньше ей приходилось терпеть слухи о предстоящей свадьбе с Фредриком Поске, но те глупые слухи испарились после его женитьбы. Слухи о Фишере распространяла женщина, связанная с католической общиной Хамара. Фишер и Унсет живо интересовались историей собора в Хамаре и изучали руины. Там их можно было встретить довольно часто. Фишер занимался архитектурой Средневековья, а его жена была подругой Сигне — сестры Унсет. Чета Фишеров стала близкими друзьями семьи. Унсет хотела добиться извинений от сплетницы из Хамара; когда она передавала дело Эйлифу Му, она была в ярости:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});