Точка после «ять» - Виктория и Сергей Журавлевы

гнусное присутствие.

Где-то наверху хлопнула дверь, затем еще одна, кто-то кашлянул, и только эхо, пронесшееся по пустым проходам, донесло до меня какой-то сдавленный хрип.

Теперь медленный и размеренный стук каблуков приближался. На лестнице появился слуга и молча подал мне знак рукой, приказав следовать за ним.

Мы поднялись, прошли несколько переходов и оказались у дверей приемной.

Слуга пропустил меня вперед, и, сняв с головы шапку, я шагнул внутрь.

В одном углу большой душной комнаты, стены которой были украшены гобеленами и лепниной, жарко пылал камин. В другом я увидел пустой стол, на одном краю которого стоял лишь маленький серебряный поднос с бурой винной бутылкой. У высокого окна, за которым серело мрачное зимнее небо, я увидел князя: он стоял ко мне спиной и, зажав в руке, обтянутой белой лайковой перчаткой, маленький золотой кубок, что-то неторопливо из него пил.

Я остановился.

С минуту князь старательно делал вид, что не замечает меня. Затем, поставив кубок на поднос, он соизволил повернуться ко мне.

Господин адъютант московского обер-полицмейстера был облачен в строгий парадный черный мундир, украшенный на груди несколькими блестящими орденами, с сияющими эполетами на плечах, а также с высоким стоячим воротником, подпиравшим князю тяжелую нижнюю челюсть.

Кобрин с удивлением взглянул на меня:

– Что вам угодно, сударь?

– Я купец второй гильдии Арбелов. Мне угодно, сударь, спросить вас, что от меня угодно вам, – ответил я. – Ведь это вы изволили пригласить меня к себе.

Кобрин, покрутив ус и будто припомнив что-то, кивнул.

– Ах, да! Мы вызывали вас, припоминаю… – он неторопливо расположился за столом. – Что же, господин Арбелов, я отвечу вам! Как адъютант московского обер-полицмейстера, я вызвал вас для беседы о вашей жалобе.

Я огляделся вокруг в поисках вешалки и стула, но ничего не приметил, поэтому остался стоять перед собеседником в верхней одежде.

Князь снова наполнил из бутылки свой кубок, затем откинулся на спинку кресла и продолжил:

– Хочу заметить, что документы, представленные вами, и ваши доводы нуждаются в самой серьезной проверке. Я буду настаивать на ревизии всех бумаг, относящихся к делу, а это займет длительное время.

– Это ваше право и даже обязанность, – ответил я, легким движением смахивая пот со лба. – Я же намерен строго следовать решениям суда и коллегии присяжных.

– Тем лучше, тем лучше, – князь поднес бокал к губам, но затем вдруг отставил его прочь. – Мы обязаны разбирать каждую жалобу.

– Совсем не похоже, чтобы ваши подчиненные спешили! Первая жалоба по этому делу была подана более года назад.

– Не забывайтесь, – князь повысил голос, – обращения горожан рассматриваются ровно столько, сколько нужно.

– Кому нужно? – спросил я, стараясь говорить как можно спокойнее.

Князь поднялся из-за стола и приблизился ко мне:

– Мне, – процедил он, – столько, сколько нужно закону, государству и мне.

– Тогда я готов ждать, – я сделал полшага навстречу князю. – Закон и государство подтолкнуть вперед никак нельзя, так пусть же все будет по порядку…

– Значит, вы все еще не желаете отступить? – Кобрин еще больше придвинулся ко мне; казалось, что он уже готов схватить меня за грудки.

– Нет, – пожал я плечами, – не желаю.

– Вы едва ли решились бы на этот скандал, всерьез осознавая, сколько порядочных людей он уничтожит!

– Это дело уже уничтожило достаточно порядочных людей. Несколькими больше, несколькими меньше…

Князь покраснел:

– Я завтра же распоряжусь, чтобы вас арестовали за шулерство, за мошенничество, за подлог доказательств по гражданскому иску…

– Не стоит торопиться, ваше сиятельство! – возразил я. – Мой арест может повлиять на мнение присяжных заседателей при рассмотрении ими жалобы о поддельном завещании. Да и репортеры, столпившиеся там, внизу, перед домом господина обер-полицмейстера, будут просто в восторге от подобных новостей.

По лицу князя пробежала судорога.

– Хорошо! – рявкнул он, но затем, опустив глаза, отступил назад. – Чего вы хотите?

– Чтобы завещание Савельева признали поддельным…

– Никогда!.. – Кобрин поднял на меня полный ненависти взгляд.

– Я не договорил, – продолжил я. – Судом должны быть изучены случаи смертей купца Савельева, а также сына и матери Барсеньевых, на предмет их насильственной природы.

– Юродивый, – прошипел князь.

Я покачал головой:

– Купец второй гильдии, готовый отвечать за свои слова в суде перед лицом присяжных заседателей.

– Шут… Лживый изворотливый шут! – Кобрин с полминуты глядел на меня, раздувая ноздри.

Затем он, сжав кулаки, принялся ходить вокруг меня кругами:

– Так чего же вам все-таки угодно?

– Я уже сообщил об этом вашему сиятельству, – сдержанно улыбнулся я князю.

– Я не о том. Сколько вы хотите?

– О чем это вы?

– Цену! Назовите мне вашу цену! Сколько вы хотите за отказ от своих притязаний?

– Лично от вас мне решительно ничего не нужно.

– Вздор! Ну, хорошо! Вижу, что вы растерялись. Раз вы молчите, я сам назову вам достойную цену. Я подарю вам единственную возможность вернуться в эту вашу Самару и зажить там прежней, доброй, сытой жизнью.

– До Рождества еще далеко! Рановато для подарков, не находите?

– Сто тысяч!

В зале наступила тишина, и только снаружи, с улицы, в приемную доносились людской говор, детский смех, лязг конских подков, скрежетание полозьев саней по смерзшейся снежной корке на мостовой и другие звуки большого оживленного города.

– Ну, что скажете? – нарушил молчание князь.

– Скажу, – ответил я, – что в прошлый раз, когда вы, ваше сиятельство, почтили своим блестящим присутствием эту нашу Самару, вы предлагали нам лишь десять тысяч. Сегодня ваша щедрость отчего-то до крайности велика!..

– Молчать!!

Князь сделал глубокий вдох и, сумев справиться с гневом, заговорил спокойно:

– Я предлагаю вам сто тысяч рублей. Вы, к примеру, сможете купить там, у себя в Самаре, какой-нибудь неплохой пароход, с десяток деревянных барж в придачу и заняться доставкой пассажиров и грузов, или же вложить эти деньги в кожевенный завод, или в рыбный промысел, и, преумножив свое состояние, всю оставшуюся жизнь наслаждаться достатком и безмятежностью… Это очень хорошая цена!

– Благодарю покорно… – начал я.

– Что, вы согласны?

– …Но мне ничего не нужно!

– Вы разве не поняли? Сто тысяч рублей!..

– Благодарю покорно, – повторил я, запахивая шубу. – Прошу меня простить, но меня ждут дела.

На высоком лбу князя вспухла пульсирующая жилка.

– Я от тебя в суде и мокрого места не оставлю, – сорвав с руки перчатку и бросив ее на стол, он с усилием расстегнул тугую пуговицу на явно сдавливавшем ему шею воротнике мундира и с облегчением потер пальцами оставшуюся на холеной коже розовую полоску. – Пошел вон, остолоп!

Едва кивнув головой вместо поклона, я развернулся и вышел из приемной.

Глава XX

Мы условились встретиться у Элизы в день накануне