Георгий Скорина - Николай Садкович

Но выполнить бурмистрово распоряжение было нелегко. Толпы обезумевших людей устремились ко всем пяти городским воротам. На узких улицах началась страшная давка. Там и сям раздавались вопли, проклятия, мольбы о помощи. Кто-то крикнул, что воевода закрыл Медницкие ворота и поставил там стражу, что Трокские ворота горят и подойти к ним невозможно. Бурный человеческий поток повернул назад к Рудницким воротам. Люди задыхались в дыму. У иных от жары лопалась кожа на лице и руках.

– К замку! – раздался чей-то отчаянный призыв. – К замку воеводскому!

Тут многие сообразили, что обширный пустырь перед замком может оказаться надежным убежищем от огня.

– В замке – сам Гаштольд. Пусть спасает воевода виленчан, пусть держит ответ! – И толпа ринулась к замку.

Пану Гаштольду доложили о приближении огромной толпы. Воевода, и так уже насмерть перепуганный грозным бедствием, вовсе впал в уныние.

Дверь отворилась, и на пороге появился Рейхенберг. За поясом его торчал большой охотничий нож, на левом боку висела длинная итальянская шпага. Воевода был настолько растерян, что не удивился этому внезапному появлению. Волнуясь, он сообщил немцу о приближении толпы.

– Вся стража и рейтары разосланы к городским воротам или для охраны присутственных зданий, костелов, панских имений. В замке осталась лишь горсточка солдат. Бог знает, чем может это кончиться…

– Чего вы опасаетесь? – спросил холодно Рейхенберг.

– Они станут требовать, чтобы я выдал им виновников.

– А почему бы вам не выдать виновников, пан воевода? – спокойно спросил немец.

– Но я не знаю их… – пробормотал воевода.

– Зато я знаю, – сказал Рейхенберг. – Повинно в злодействе православное братство, а главный зачинщик всему Францишек…

Воевода вздрогнул.

– Это… невероятно… Где доказательства?

– Пожар начался от друкарни Скорины и от его дома. На месте пожара был схвачен мастер, служивший у Францишка, по имени Войтех. Он сознался в том, что был подкуплен братством. Каких еще нужно вам доказательств, пан воевода?

Через окно доносился гул прибывающей на площадь толпы. Рейхенберг продолжал:

– Вот к чему привело ваше милостивое отношение к схизматикам! Разве я не предостерегал вас?

Воевода вздрогнул.

– Мое милостивое отношение? Но ведь вам хорошо известно, как ревностно я стоял на страже престола и церкви. Я никогда не был их другом. Я всегда ждал от этих людей и… и от самого Скорины…

– Воеводу! – ревела толпа.

– Пусть выйдет к нам воевода!

Иоганн схватил воеводу за руку и, потащив к окну, властно сказал:

– Хорошо! Скажите об этом им! Они ждут вас, идите!

В окно было видно, как огромная, волнующаяся, грозная толпа заполняла площадь перед замком. Люди все прибывали и прибывали.

Георгий тоже оказался здесь. Волосы его развевались на ветру, глаза блуждали по сторонам.

Кривуш крепко держал его за руку.

Они медленно продвигались сквозь толпу, сами не зная, куда и зачем. Вдруг площадь затихла. Дверь на балконе замка распахнулась, и двое слуг с зажженными факелами стали по ее сторонам. Еще секунда, и народ, требовавший воеводу, увидел барона Рейхенберга.

– Люди места Виленского! – крикнул он, простирая обе руки к толпе. – Ужасное бедствие постигло ваш славный город! Слуги дьявола обрушили свою злобу на мирных граждан. Но успокойтесь! Злодеи обнаружены!

– Кто они? – раздались яростные крики.

– Имена! Назови имена злодеев!

– Смерть поджигателям!

Иоганн потребовал тишины.

– Хорошо, я назову их, – сказал почти спокойно Рейхенберг, и голос его отозвался многоголосым эхом.

– Он назовет их, назовет… Тише!

Иоганн продолжал:

– Главный зачинщик и поджигатель – еретик, чернокнижник и колдун Францишек Скорина!

В наступившей тишине раздался звенящий женский крик:

– Ты лжешь, презренный!

– Маргарита! – вскрикнул Скорина и, вырвавшись из рук Кривуша, бросился на голос.

Маргарита стояла в толпе в изодранной сорочке, прижимая к груди ребенка.

– Маргарита, жена моя!

Расталкивая людей, Георгий пробивался к жене и сыну. Кривуш едва поспевал за ним.

– Люди! – загремел с балкона Иоганн. – Вот он, ваш злодей! Хватайте и судите его сами! Я разрешаю вам! Хватайте, не то он скроется от возмездия!

Соседние ряды колыхнулись. Послышались гневные возгласы. Вокруг Скорины образовалось свободное пространство. Еще никто не решился дотронуться до этого человека.

– Я никуда не скроюсь! – громко сказал Георгий, обратившись к толпе. Лицо его было гневно и величественно, голос тверд. Он взял Маргариту за руку и двинулся к замку.

Люди расступались перед ним и замолкали.

Так они дошли до середины площади, где возвышалось лобное место. Скорина с женой и ребенком поднялся по ступеням наверх. Теперь все увидели его.

– Не давайте ему обманывать вас! – снова послышался лающий голос Иоганна. – Хватайте колдуна и поджигателя!

Георгий поднял вверх руку, и народ заколыхался, ожидая его слова.

Он сказал:

– Братья мои! Знаете ли вы меня, Францишка Скорину?

– Знаем! Знаем! Пусть говорит Скорина!

– Смотрите, – надрывался Рейхенберг. – На нем следы злодеяний, платье его опалено!

– Вот я стою здесь, на месте казней! – сказал Георгий. – Со мною жена моя и сын… – Он обнял их. – Мы готовы держать ответ перед вами! Казните нас, если верите немцу!

– Не верим! – первым крикнул Николай Кривуш. – Говори, Франек!

Скорина подошел к барьеру:

– Ведомы ли вам книги, друкованные мною?

– Ведомы! Ведомы!

– В тех книгах я учил, как отличать кривду от правды, – продолжал Скорина, – учил любить веру отцов и родную, русскую речь… В них была моя жизнь! Кто же поверит тому, что сам я поджег их, и друкарню, и дом мой, и город? Разве сожжет земледелец ниву, возделанную им?

– Правду сказал! Правду! – послышались голоса.

– Кто же поджигатель?

– Он! Он и его сообщники!

– Не верьте! Не слушайте его!

– Нет! – поднял голос Скорина. – Не враг я себе и не враг народу моему!

Повернувшись к балкону, Георгий крикнул громовым голосом:

– Ты лжешь, Иоганн фон Рейхенберг! Не я, а ты повинен в пожаре сем! Это свидетельствую я, Францишек Скорина, перед господом и всем народом виленским. Ты и твоя черная свора, благословляемые римским папой, пришли порабощать вольные наши народы. Вы хотите отнять у нас волю и достояние, храмы и язык родной. – Он снова повернулся к толпе. – Вот он – злодей! Смотрите, братья, и запоминайте сие! Горят и рушатся жилища наши. Дети теряют отцов, и отцы оплакивают детей своих. Стонет наша земля от чужеземцев. Вновь тевтоны, как тать, прокрались в дом наш и подняли черное знамя свое. – Сжав кулаки, со страшной силой он крикнул: – Бейте их, братья! Уничтожайте за поругание земли нашей, за кровь наших отцов и матерей! Бейте и гоните прочь, не опуская меча!

– Смерть! – крикнул Николай Кривуш.

– Смерть! – загудела толпа.

Передние ряды двинулись к замку. Рейхенберга уже не было на балконе. Телохранители также скрылись. Разъяренная толпа стремительно катилась вперед.

В замке царило смятение.

Гаштольд успел выскочить во внутренний дворик и, сопровождаемый несколькими слугами и шляхтичами, подземным ходом пробрался к Медницким воротам. Там его ждали кони.

Рейхенберг пытался защитить замок. Но стража и слуги частью были смяты ворвавшейся толпой, частью успели скрыться.

Оставшись один, Иоганн бросился во двор к маленькой винтовой лестнице, спускавшейся в тайный подземный ход. Этим ходом только что успел спастись воевода.

Вдруг дорогу немцу преградил человек с зажженным факелом. Рейхенберг отпрянул.

– Приветствую ясновельможного коллегу! – сказал Кривуш насмешливо. – Пан куда-то торопится? Жаль…

– Прочь! – крикнул Иоганн, выхватив шпагу.

Кривуш ткнул факелом ему в лицо. Немец взвыл, закрывая ладонями глаза. Шпага зазвенела на камнях двора. Кривуш быстро ступил на нее.

– Спешить некуда, друг, – сказал он со зловещей усмешкой. – Наконец привел бог побеседовать по душам!

Николай нагнулся, чтобы поднять шпагу. Быстрым рывком Рейхенберг выхватил из-за пояса охотничий нож и ударил Кривуша в спину. Кривуш пошатнулся, но устоял. Выпрямившись и швырнув факел в сторону, он обеими руками схватил немца за горло. Они свалились в открытую дверь потайного хода и покатились вниз по ступеням винтовой лестницы.

Борьба продолжалась недолго. Пальцы Кривуша впились в горло врага. Иоганн захрипел, судорога пробежала по всему его телу, больше он не сопротивлялся. Пальцы Кривуша не разжимались.

В глубине темного хода, на узкой площадке маленькой винтовой лестницы, долго никем не обнаруженные, лежали в смертельных объятиях два тела: рыцарь Иоганн фон Рейхенберг, проклятый народом Литвы и Польши, и веселый поэт, забияка и богохульник – Николай Кривуш из Тарнува.