Идеальный шпион - Джон Ле Карре

— А может быть, отложить объяснение до другого раза? — сказал Найджел.

— Этой чертовой сети никогда и не было. Они купили ее с потрохами еще бог знает когда. Они платили актерам, писали сценарий для них. Они купили Пима и — еще немножко — купили бы меня. И вас всех здесь они тоже купили. Вы только сами еще этого не поняли.

— Но зачем тогда им вообще было трудиться что-то передавать? — возразил Франкель. — Зачем инсценировать исчезновение агентов?

— Затем, старина, что они хотели заставить нас думать, будто они нашли Пима, в то время как на самом деле ничего подобного. Это единственное, что они могли нам соврать. Им надо было, чтобы мы протрубили конец охоты и вернулись домой к своему чаю с бутербродами. А разыскивать его они желают сами. Таковы благоприятные новости сегодняшнего часа. Пим все еще в бегах, и им он нужен не меньше нашего.

Они глядели, как, повернувшись, он шел по проходу к обитой войлоком двери, как отпирал замки. «Бедный старина Джек, — начали они шушукаться, когда зажегся свет. — Вся жизнь насмарку! Потерял всех своих ребят и не может заставить себя посмотреть правде в глаза. Ужасно видеть его в таком состоянии!» Лишь один Франкель, казалось, не испытал облегчения, когда Бразерхуд ушел.

— Ты уже отдал распоряжение переписать? — спросил Найджел.

— Сию минуту отдам, — отозвался Франкель.

— Вот и молодец, — сказал из партера Бо.

В коридоре Бразерхуд остановился, чтобы закурить сигарету. Дверь открылась и вновь закрылась. Это была Кейт.

— Не могу больше, — сказала она. — Безумие какое-то!

— Что до безумия, то вскоре его станет куда больше, — отрезал Бразерхуд, он был все еще сердит. — Это еще цветочки!

* * *

Опять наступила ночь, и Мэри за весь день умудрилась не выброситься из окна верхнего этажа и не исписать стены столовой непристойностями. Она сидела на кровати все еще почти трезвая и поглядывала то на книгу, то на телефон. У телефона появился второй провод. Провод этот вел к серой коробке и по виду словно там кончался. «Это уже что-то новенькое, — думала она. — В мое время подобных штучек не было». Щедро плеснув себе в стакан виски, она поставила стакан на стол, чтобы он был в пределах досягаемости. Вот он, черт тебя дери. Хочешь выпить — пей. А не хочешь — пусть стоит, где стоит, пропади он пропадом! Она была одета. Предполагалось, что у нее головная боль, но головная боль была выдуманным предлогом, чтобы вырваться из общества Фергюса и Джорджи, обращавшимися с ней теперь с почтительностью тюремных надзирателей, накануне ее казни через повешение. «Как насчет того, чтобы сразиться в такую увлекательную игру, как „Скрэббл“, Мэри? Вы не настроены? Ну ничего, ничего, конечно, не надо. Этот пастуший пирог — просто вкуснятина, правда, Джорджи? Такой потрясающий пастуший пирог я ел только в детстве у няни. Наверное, все дело в заморозке, правда? Он как бы доходит в заморозке, может такое быть, а?» В одиннадцать вечера, вся кипя от внутреннего негодования, она покинула их, предоставив им заниматься своим вечерним туалетом, а сама пошла к себе, к книге и к присланной вместе с ней сопроводительной записке. Отливная бумага, серебристая кромка — на таких карточках шлют поздравления с годовщиной свадьбы. Бумага на конверте тоже отливная. Гнусного вида херувим трубит в трубу, в левом углу.

«Дорогая Мэри,

я так огорчилась, узнав о постигшей М. горестной утрате. Вот раздобыла это по дешевке сегодня утром и прикинула, что, если бы ты переплела ее для меня, как раньше это делала, — в кожу, наклеенную на холст, и с заглавием, написанным золотыми буквами между первой и второй линейкой на корешке? Форзацы, на мой взгляд, выглядят недостаточно старинными, может быть, их вообще вырвать? Грант тоже в отъезде, так что, думаю, я вполне понимаю, каково тебе приходится. Не постараешься ли сделать это побыстрее? Хочу приготовить сюрприз к его приезду И, разумеется, плата, как обычно?

С любовью, дорогая,

Би»

Удерживаясь от того, чтобы схватиться за бутылку виски или воскресить в памяти образ некоего усатого джентльмена, Мэри, мобилизовав все свои профессиональные навыки, обратилась к записке. Почерк не был почерком Би Ледерер. Записка была подделкой и, как было ясно всякому, знакомому с правилами игры, подделкой зловещей. Автор записки отдал щедрую дань особенностям американской каллиграфии, но в готическом очертании некоторых букв чувствовалось немецкое влияние. «Что, если бы ты переплела» вместо «не переплетешь ли». Какой американец так напишет? И орфография, совершенно несвойственная Би: даже слова «постигшей» и «горестной» написаны верно. Да Би в жизни так грамотно не написала бы! Она, которая вечно делает ошибки! Письма на такой же бумаге, которые она писала Мэри в Грецию, изобиловали перлами, вроде «монупулировать» и «утвирждение». Что же до «кожи, наклеенной на холст», то Мэри переплела для Би уже три книги, и Би ни разу еще не вдавалась в технические детали, ограничиваясь лишь пожеланием, «чтобы книжка хорошо смотрелась у Гранта на полке, ну как в ваших старинных английских библиотеках бывает». «Кожа, наклеенная на холст», заглавие «между первой и второй линейкой» — все это идет не от Би, а от составителя записки. А предположение, что «форзацы выглядят недостаточно старинными»? Да Би просто движется вперед семимильными шагами — ведь всего месяц назад она расспрашивала Мэри, где та достает «такую хорошенькую пленочку», чтобы наклеивать на обратную сторону обложки.

Подделка настолько очевидна, заключила Мэри, и так мало похожа на Би, что очевидность этого кажется почти преднамеренной — то есть подделка выполнена достаточно хорошо, чтобы обмануть дурака Фергюса, сразу заинтересовавшегося ею, когда ее доставили, и достаточно плохо для того, чтобы послужить сигналом Мэри искать в ней другой, скрытый смысл.

Например, тот смысл, что ее о чем-то предупреждают.

Она заподозрила это с самого первого момента, Когда открыла дверь посыльному, в то время как идиот Фергюс юркнул в чулан с этим своим устрашающих размеров револьвером — на случай, если посыльный окажется переодетым русским шпионом, — предположение, по здравом размышлении, не такое уж безосновательное, так как Би в жизни своей не пользовалась услугами посыльных. Би сама завезла бы книжку, бросив ее в почтовый ящик, когда отвозила бы Бекки в школу. Или перехватила бы Мэри в дамском клубе во вторник, предоставив ей потом тащить книгу домой самостоятельно.

— Можно прочесть записку, Мэри? — спросил Фергюс. — Формальность, конечно, но вы ведь знаете, какие формалисты они все там в Лондоне. Би… Так, значит, это от миссис Ледерер, жены американского джентльмена?

— Да, это от нее, — подтвердила Мэри. Что ж, на мой взгляд, элегантная книжка. И к тому же по-английски. Вид у нее вполне антикварный.

Опытными пальцами он перелистывал книгу, на секунду задерживаясь на карандашных пометках проглядывая на просвет кое-какие страницы.

— Это тысяча шестьсот девяносто восьмой год, — сказала Мэри, указывая на римские цифры.

— Боже мой, вы и в этой белиберде разбираетесь!

— А теперь можно я заберу ее обратно?

Дедушкины часы в прихожей пробили двенадцать. Фергюс и Джорджи сейчас уже, без сомнения, блаженно покоятся в объятиях друг друга. В бесконечные дни своего заточения Мэри наблюдала, как развивается их роман. Сегодня вечером, когда Джорджи спустилась вниз к обеденному столу, по ее сияюще счастливому виду было совершенно ясно, что ее недавно трахали. Через год они образуют еще одну парочку в каком-нибудь подсобном отделе, где, по традиции, властвуют нижние чины — в группах наблюдения, или там, где устанавливают микрофоны, в хозяйственном отделе или отделе перлюстрации. Еще через год, когда, подтасовав сведения о сверхурочных и средствах на бензин, они докажут Фирме, что их дальнейшее проживание за городом нерентабельно, они получат кредит на дом в Ист-Шин, заведут двоих детей, станут достойными претендентами на получение образования для детей за счет Фирмы. «Я начинаю ревновать, как сучка, — подумала Мэри без всякого раскаяния. — Потому что сейчас не имела бы ничего против сама провести часок с Фергюсом». Подняв телефонную трубку, она секунду выждала.

— Куда вы звоните, Мэри? — без промедления отозвался голос Фергюса.

Как бы ни был Фергюс увлечен сейчас любовью, он начеку и готов пресечь любые нежелательные телефонные контакты Мэри.

— Мне одиноко, — ответила Мэри. — Я хочу поболтать с Би Ледерер. Имеете возражения?

— Магнус все еще в Лондоне, Мэри. Задерживается.

— Я знаю, где он. И знаю эту басню. К тому же я уже достаточно взрослая.

— Все это время он регулярно звонил вам по телефону, вы с ним достаточно общались, а через день-два он приедет. Главное управление перехватило его и задержало для инструктирования. Вот и все, что произошло.