Двести веков сомнений - Константин Бояндин

Неужели У-Цзин прав?

Д. стоял перед входной дверью дома Клеммена — дома, который тот покинул совсем недавно, чуть позже полудня предыдущего дня. А кажется, будто столетия назад.

Спокойно вокруг, тихо и пустынно. Дождик моросит. Слабый ветерок. Желтоватые конусы света от уличных фонарей.

Д. осознал, что не решается отпереть дверь — «универсальным ключом», что не потревожит никакую сигнализацию. Здешнюю, во всяком случае. Примерно так же он ощущал себя, когда бежал со всех ног из дома Андариалл.

Решившись, Д. тихонько прислонил «ключ» к замочной скважине и, изо всех сил стараясь не оборачиваться, раскрыл дверь.

Тут должно быть три комнаты, не считая кухни, столовой и прочего. Одна из комнат — студия Клеммена. Так ведь и не поинтересоваться его увлечением.

Ближайшая дверь приоткрыта. Д. осторожно заглянул туда — ага, понятно. Спальня. Пол усеян тончайшей каменной пылью — сквозняк успел разогнать её по углам и прочим «заводям». Откуда это? Д. присел и прикоснулся к пыльному холмику. Чрезвычайно тонкая, въедливая.

Зеркало, всё в трещинах, с отколотым правым верхним уголком. Вот это номер! Почему Клеммен не сообщил об этом? Почему ничего не сказали датчики? Д. вздрогнул, взглянув в глаза собственному отражению. Казалось: стоит только отвести взгляд, как отражение пожмёт плечами и пойдёт по своим делам. Отвернуться и покинуть комнату стоило немалого напряжения воли.

Однако стоило закрыть дверь — и беспричинно возникший страх пропал.

Вторая дверь, дальше по коридору. Кабинет. А Клеммен собрал неплохую библиотеку! Надо же! Д. знал, что его ученик — за последние три года — успел посетить почти все крупные премьеры в театрах Венллена и окрестных городов. Однако то, что парнишка увлёкся вопросами философии, поэзией, историей… Хммм. Как-то привык я относиться к нему снисходительно. Обучать его приходилось урывками — чтобы создать внешнюю видимость образования, дать самое необходимое. Но то, что Д. сейчас видел, доказывало: у Клеммена есть и другая, далеко не всем известная, жизнь. Настоящая — о которой никто из его руководства почти ничего не знает.

Второй раз за вечер Д. чувствовал, что робеет. Он пришёл сюда, чтобы понять — что же такое случилось с Клемменом за несколько последних дней. Отчего противники Бюро словно с цепи сорвались, пытаясь чего-то добиться от молодого ненгора.

…Тот старик, что пытался принести кровавую жертву у Камня. Тот, за кем Клеммен решил установить наблюдение — действительно вывел Бюро на целую организацию, что старательно пыталась уничтожить следы существования всех древних культов, малых культов. И такое было не раз — Клеммен отмечал кого-то, на первый взгляд, малозначащего — а исследования показывали, что объект наблюдения выбран не напрасно.

Д. переставал понимать — по своей ли воле он принялся «натаскивать» Клеммена на работу с ольтами — или то была внешняя идея, исподволь навязанная кем-то.

Складывалось ощущение, что ничего он понять не успеет. Здесь жил… живёт другой Клеммен, до которого Д. раньше не было никакого дела.

На столе лежала книга. Печатная копия древнего рукописного сборника стихотворений. Д. взглянул в окно, по которому змейками соскальзывали крупинки дождя, и открыл книгу наугад.

«…Осенний дождь мне шепчет в полумгле:Гроза прошла, вернув покой земле -Ведь то, что прогоняло прочь покой,Всего лишь сон, навеянный грозой…»

Д. захлопнул книгу. Оглянулся. Шкафы, стол, кресла, книжные полки словно устремили на него взгляд. Неодобрительный.

«…Мне сон столетий, пыль ушедших днейПриносит жажду, что всего сильней —Постичь природы подлинную суть,И — умереть. И — встать на прежний путь…»

Д. сглотнул и тихонько вышел прочь. Вновь закрыл за собой дверь и снова понял, что никаких оснований для беспокойства нет — отчего же сердце только что сжималось от предчувствия чего-то неприятного?

«…Я всё постиг, но — счастлив я не стал.Доступно всё, о чём давно мечтал,Но только раз позволено шагнутьК тому, что наполняло смыслом путь…»

Третью дверь он открывать не рискнул. Постоял возле неё, прислушиваясь…

Клеммен запросил сведения о предыдущих учениках Д. Зачем? Убедиться, что многие из них так и не вернулись с последнего, самого опасного, задания… которое всякий раз спасало множество жизней? Но Клеммен не походил на смирившегося с судьбой. Почему, почему он ничего не спросил?

…Ночной воздух показался пресным. Праздник продолжается, но никакой радости от него уже нет.

В довершение всего, Д. долго не мог заснуть. Явился на работу сонным и злым.

Клеммен

Я очнулся оттого, что лицо моё время от времени скрывалось под водой.

Я понял, что смог об этом подумать, и страшно обрадовался. Значит, жив! Новая волна захлестнула голову, пришлось немедленно подняться на ноги. Так и захлебнуться недолго.

Когда резь в горле и боль в носу прошли, я огляделся. Лучше бы я этого не делал. Если это — сон, то надо просыпаться, как можно скорее. Что со мной случилось? Как ни странно, я помнил всё. До того момента, как открыл входную дверь. Затем — вспышка, и…

И вот я здесь. Добро пожаловать в загробный мир! Ни на что больше это место не походит.

Море за спиной. Тёмно-багровое; вода, словно кровь. Неужели именно в ней я только что лежал лицом вниз!?

Похоже, что так. Запах воды походил на запах крови; руки она не пачкала, но менее тошнотворной от этого не становилась.

Руки и ноги целы, а вот из вещей сохранилось явно не всё. Треугольник на шее, повернувшийся деревянной гранью вниз. Поворачиваться иначе он не желал. Куртка, вся пропитанная этой мерзкой водой… сбросить её, быстро. Жара невероятная! Солнце висит почти в зените, ни ветерка.

Мелкие волны кровавого океана одна за одной набегали на песчаный берег. Песок этот заслуживал отдельного описания. Крупнозернистый, ослепительно-белый, тяжёлый.

Песок покрывал полосу земли шириной шагов в сто. А далее — стена, упирающаяся в небо. Присмотревшись, я понял, что, конечно, не в самое небо, но метров четыреста там есть. Гладкая, как зеркало. Взобраться туда — нечего и надеяться. Ни снаряжения, ни умения им пользоваться.

И всё. Выгоревшее, почти белое в зените небо, испепеляющее солнце, песок и каменный утёс.

— Э-э-эй, наверху! — крикнул я. Голос прозвучал глухо… давно, наверное, в этом месте никто не кричал.

Немного подумав, я зачерпнул горсть песка и насыпал в один из пакетиков (знал бы я неделю назад, что буду в нём хранить) — на всякий случай. Что у меня с собой? Ничего полезного. Все магические безделушки мертвы — не считая треугольника. Перочинный нож. Если бы здесь принимали чеки банков, которыми я привык пользоваться, то можно было бы — при тех же ценах — безбедно жить лет двадцать. Я не выдержал и рассмеялся. Деньги! На кой они мне теперь?!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});