Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера - Джордж ван Фрекем

В этом контексте необходимо упомянуть о расовом экстремизме большинства университетских профессоров, учителей средних школ и их учеников. Помимо прочего, это объясняет, почему в Первую мировую войну молодые люди целыми толпами шли добровольцами на фронт, почему нацистам был открыт доступ в университеты и почему стало возможным противопоставлять «германскую науку» «науке еврейской». «В других западных странах не было ничего подобного. С 1890 по 1914 год поколение, которому было суждено поддержать нацистов, считало превосходство германской расы прописной истиной. В воспоминаниях австрийских и немецких евреев часто встречаются упоминания о бесчисленных притеснениях, которым они подвергались в школе со стороны учителей, этих карликовых тиранов, духовных борцов за германскую душу, навязывавших в классе дисциплину армейского барака. Хотя в Германии миллионы людей придерживались либеральных и социалистических взглядов, с этими идеями невозможно было познакомиться в школе. Учителя-евреи могли бы попытаться противостоять этой тенденции, но из четырех тысяч назначений на учительские вакансии в период с 1875 по 1895 год на евреев пришлось лишь сорок. Во всей Пруссии никогда не было больше двенадцати учителей-евреев»222.

Большинство Burschenschaften, студенческих корпораций, ввели в свои хартии «арийский параграф» об исключении евреев. Вследствие этого «знаменитые элитные дуэльные сообщества» также отказались допускать в свои ряды евреев: «так как у них нет чести, им нечего защищать». Эта любопытная студенческая традиция – дуэли – была средством доказать свою мужественность. Студент не был стопроцентным мужчиной, если на его лице не было шрама, доказывающего стойкость перед лицом возможной смерти. (Дуэлянты умирали лишь в результате несчастных случаев, что происходило довольно редко.) «Братства, такие как “Аполло”, каждое со своим Gasthaus, пивным погребом, с отличительными цветными шляпами и ленточками, с их дуэльными матчами с противоборствующими обществами были сосредоточием студенческой жизни. В то же время в них проходила инициация, обряд посвящения в мужчины. Сама дуэль была не столько проверкой умения владеть оружием, сколько испытанием, которое нужно было пройти, не морщась, а зашивание раны было дополнительным тестом на умение владеть собой. Пиво пили в том же духе (пока оно не начинало сочиться изо всех пор), истошно горланя при этом песни о «рыцарях и великанах, о благородстве, чести и вине»223.

Этот портрет крепнущего перед Первой мировой войной антисемитизма будет неполон, если не упомянуть Рихарда Вагнера (1813—1883), одного из самых могущественных проводников антиеврейских чувств. Как композитор, он оказал феноменальное влияние не только в Германии, но и по всей Европе, в особенности во Франции. Но, как это часто бывает, человеческие черты творца не всегда соответствуют величию его творений. Исключительное качество музыки Вагнера невозможно ставить под сомнение – Леон Поляков называет его «медиумом XIX века». Однако как человек он был предельно эгоистичен, неистов, злопамятен, а порой просто отвратителен.

Ему удалось в одиночку придать жизнь и краски национальному мифу Германии: он воссоздал легенду о Нибелунгах, изобразив в переворачивающей душу музыке мир и силы нордических богов, а также их гибель (Götterdämmerung). Он также сыграл решающую роль в интеграции христианских мифов в комплекс идей об особой роли германского народа, ответственного за судьбу всего человечества. «Парсифаль», «священный шедевр Байрейта», величайшее творение Вагнера, над которым он работал на протяжении четверти века, обычно интерпретируется как символическая пьеса о чистоте крови, этом «Святом Граале» Германии. Вагнер также превратил Христа «в национального супергероя», а Байрейт – в «заповедник фолькистского движения» (Кёхлер).

Это сосуществование нордической и христианской религий, типичное для Германии того времени, является одной из самых удивительных ее черт, симптомом интеллектуальной непоследовательности, бессвязности мышления и раздвоения личности. «Высший бог германцев [Вотан] совсем не обязательно должен уступить место христианскому богу, – пишет Вагнер. – Его легко можно отождествить с ним. Достаточно лишь убрать те несущественные атрибуты, что придавали ему разные народы в соответствии со своим характером, землей и климатом… Этот изначальный уникальный национальный бог, от которого произошла раса, вовсе не был оставлен и забыт: в нем увидели убедительную аналогию с Христом, сыном Божьим. Он также умер, был оплакан и отомщен, как мы сейчас мстим евреям за Христа. Преданность и вера с легкостью была перенесена на Христа, ведь народ узнавал в нем своего исконного Бога»224.

«Герои Вагнера и его музыка вдохновляли немецкие армии с 1914 по 1918 год и во времена несчастий и жертв даже больше, чем во время триумфа»225. Это описание еще лучше подходит к немецким армиям времен Второй мировой, так как ими руководил вагнерианец Адольф Гитлер, позаботившийся о том, чтобы его будущие солдаты воспитывались на этой музыке – она звучала на всех важных государственных или политических торжествах. Гитлер сделал из Вагнера официального композитора Третьего рейха; живые композиторы, такие как Рихард Штраус, находились в его тени. Причина в том, что музыка Вагнера играла в жизни Гитлера очень важную роль. Со времен жизни в Линце Гитлер купался в его музыке, слушал его оперы невероятное количество раз и прочитал все печатные работы Вагнера.

Как подтверждают многочисленные свидетели, он знал музыку Вагнера наизусть и мог насвистывать ее в совершенстве. Нескольких вагнеровских аккордов было достаточно, чтобы в любых обстоятельствах успокоить его – он словно впадал в транс. «Эта музыка оказывала на него просто физическое воздействие, – говорит Эрнст Ганфштенгль, – она стала частью самого существа Гитлера»226. Гитлер однажды сказал: «Когда я слушаю Вагнера, я словно слышу изначальные ритмы мира»227. Гитлер никогда не скрывал, чем он обязан Вагнеру. Его благодарность выразилась в том, что он взял Байрейт и вагнеровское наследие под свою опеку – как рассказывает Бригитта Хаман в своей книге Winidred Wagner, oder Hitlers Bayreuth («Винифред Вагнер, или Байрейт Гитлера»).

Искусство Вагнера помогало и распространению его крепчавшего с годами антисемитизма. Вагнер провозгласил однажды: «Я считаю, что еврейская раса является прирожденным врагом чистого человечества и всего благородного в нем. Нет никаких сомнений в том, что она разрушает Германию, и я, возможно, последний немец, еще способный бросить вызов иудаизму, который уже заправляет всем»228. И еще: «Если человечество погибнет – не жалко. Но если оно погибнет из-за евреев – это позор»229. Иоахим Кёлер говорит прямо: «У Вагнера не отнять этого права: он был первым человеком в немецкой истории, активно способствовавшим своими письменными работами приходу времен «исчезновения» евреев»230.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});