Дочь царского крестника - Сергей Прокопьев

кого не видел. Долго в них не посмотришь. Смерти два раза в упор глядели. Не в атаке, а в упор, когда, казалось бы, всё – конец, нет спасенья. Глубоко посаженные, проницательные… На тебя смотрят, и хочется скорее отвести взгляд, а не можешь… Я учился в школе в Хайларе, мой друг Вася Чекаркин жил у Подкорытова, комнатку занимал. Я когда смотрел на Подкорытова, лица не видел – только глаза. Сам он среднего роста, в спине прямой, волосы светлые, ни одного седого. Всегда серьёзный. Георгиевский кавалер. Хорунжий. Было у него хозяйство, скот держал. Дочь в пятидесятых годах уехала в Швейцарию, он года через два перебрался к ней. В Швейцарии умер в доме престарелых.

Жуч выстрелил в рот Подкорытову и боковым зрением заметил, как дёрнулась рука казака, что лежал рядом с Подкорытовым – доходил бедняга. Жуч развернулся к нему, удостовериться, что тот готов, и увидел ещё одного знакомого – Ивана Матвеевича Госькова, троюродного бабушкиного брата, он с золотой медалью окончил гимназию в Хайларе. Госьков был легко ранен в ногу. Жуч выхватил у карателя винтовку, шагнул к Госькову, вонзил штык в живот и с остервенением провернул два раза. И этот свидетель ему был не нужен.

Иван Матвеевич жил в Тыныхэ, учительствовал. Молодой, всего год как женился на Клавдии Сергеевне Таскиной…

Похороны

Первыми к месту расстрела пришли бабушка Пелагея с соседкой бабушкой Мусорихой на следующее утро. Ночью, боясь карателей, все женщины с детьми ушли из деревни за реку. Ночевали у зародов, стожков. Только моя бабушка да бабушка Мусориха остались в деревне. Утром они вдвоём пошли к месту расстрела, но не по низу, как вели каратели казаков, а через гору Харахашун. И увидели малого Павла, дедушкиного родного брата. Тот столкнулся с карателями, когда пошёл за конём. Красноармейцы задушили казака его же уздечкой. С дьявольским вывертом задушили… Были среди карателей знатоки-палачи. Петлю из повода сделали, накинули на шею, вторым концом связали руки и ноги со спины, подтянули к голове – получилась как тетива лука. И бросили на поляне – души себя, казачок… Помучился бедняга… Бабушка рассказывала – выбил траву до земли в круге метров пять в диаметре… Пытался ослабить натяжение уздечки, ну и вертелся на животе, боку. Ногтей все выломал…

Бросив его умирать, каратели спустились с горы и, стреляя, начали охватывать с трёх сторон деревню… Павел Артемьевич оказался первой жертвой из казаков Тыныхэ…

Бабушка как увидела побоище – в глазах потемнело. Лежат мужики, кто на спине, кто скрючившись. Был среди карателей тунгус, он, добивая казаков, перерезал горло… Мусориха закричала… Они по росе пришли. Бабушка в поисках своих пошла между убитыми, под ногами хлюпало, роса перемешалась с кровью…

Подкорытов и дед Волгин (его и пуля не задела, и карателей сумел обмануть, прикинувшись убитым) могли ночью уйти из отпадка, но побоялись, вдруг красноармейцы караулят, остались среди убитых. Федька Баженов, молодой парень, был тяжело ранен. Иван Матвеевич Госьков (рана от удара штыком в живот была страшной) стонал, то приходил в сознание, то терял его…

Бабушка нашла мужа. На груди у Павла Артемьевича расплылось кровавое пятно. И маленькая дырочка… Положила руку на лоб, холодный…

Маме в 1929-м исполнилось десять лет, брату её Алёше – одиннадцать. Мама, прибежав с братом и другими женщинами на место расстрела, поначалу воспринимала происходящее, как сон. Сознание отказывалось верить, что отец убит, дяди мёртвые. Лежат в крови… Женщины заголосили… Одна душераздирающе кричит, другая в исступлении волосы на себе рвёт, кто-то сидит в невменяемом состоянии. Маленькие дети понять не могут, гладит малыш по голове отца… Клавдия Сергеевна Таскина как увидела мужа Ивана Матвеевича Госькова, так и повалилась без памяти… Мать Ивана Матвеевича от вида страшной раны на животе сына растерялась, не знает, что делать. Бабушка ей:

– Запрягай тройку, вези в Хайлар, в больницу!

Бабушка, сильной воли человек, начала отдавать женщинам распоряжения. По русскому обычаю следовало обмыть покойников, обрядить в чистое бельё, могилу выкопать. Настояла, хоронить здесь же, в братской могиле, не на кладбище. Могилу копали подростки и женщины. Сына Алексея бабушка отправила домой за лошадью, воду возить. На телеге в двух бочках возил с родника. Мама подавала воду, Алексей носил, бабушка обмывала покойников. Она обмыла семнадцать покойников: двенадцать своих, пятерых, помогая другим женщинам. Хоронили без гробов. Оборачивали тела в простыни, скатерти, что было у людей.

Физически бабушка была крепкая женщина. Она и в семьдесят пять лет с ходка (телеги на железном ходу) брала мешок картошки перед собой и несла… Бабушка носила покойников, укладывала на дно могилы… Прочитала молитву, прежде чем отдать команду закапывать могилу.

Памятник установили через несколько лет. Он представлял из себя чугунный крест на каменном постаменте. С четырёх сторон постамента железные плиты с фамилиями расстрелянных. Китайцы в культурную революцию памятник снесли. Могила в 1992 году, когда мы приехали туда с братом Петькой из Австралии, была ещё различима. По периметру шла канавка. По рассказам бабушки, глубина могилы меньше двух метров – метр с небольшим. «Мои, – говорила, – лежат в правом углу». Фамилии всех наших родственников были написаны на одной плите. Перед отправкой в Австралию, в 1963 году, мы приехали в отпадок всей семьёй. Постояли у памятника, положили цветы. Бабушка прогнала нас:

– Идите, я поплачу.

Мы отошли, она встала на колени перед плитой с фамилиями родственников. Долго стояла. Потом поднялась, обошла могилу и опять опустилась на колени в той части, где муж, братья похоронены.

В 1992-м не было ни креста, ни плит. Только камни от постамента валялись тут и там. Памятник китайцы трактором столкнули. Из камней я выложил на могиле восьмиконечный крест. Нарвал цветов, положил.

Мы были втроём из Австралии, я с братом и Василий Госьков. Наняли знакомого китайца, Алёшку Ху До Чана на газике. Съездили на место первой Тыныхэ. Примерно определили с Петькой место, где свой арсенал казаки зарыли. Ориентировались на озеро и ров. Бабушка говорила, что к озеру надо встать спиной, а ко рву лицом, чтобы он оказался по прямой. Определили, где стояли бараки дедушки и его друга дедушки Мусорина. Тот остался жив. Когда каратели, войдя в деревню, начали стрелять, в ров уполз и отсиделся. От бараков ямы ещё различались. Я прикинул, где стоял сенник, под которым оружие зарыли. Будь металлоискатель, нашли бы точно. Китайцам, конечно, ничего не сказали.

После расстрела

Ивана Матвеевича Госькова довезли живым до Хайлара. Всю