Ярость - Генри Каттнер

Я оглянулся, медленно поднимаясь на ноги. В десяти шагах от меня стояла улыбающаяся Медея, стройная и прекрасная, облаченная в роскошное пурпурное платье. В правой руке моя спасительница держала черную трубку, по-прежнему направленную в сторону Эрту.

— Ганелон, — прошептала Медея бесконечно нежным голосом. — Мой Ганелон!

Не отрывая от меня сулящего все земные блага взгляда, Медея хлопнула в ладоши. Тотчас же безмолвные, как ожившие статуи, стражники проникли в сад, подняли с земли безжизненные тела Эрту и его подруги и унесли в глубь сада. Деревья зашевелились, зашумели зелеными кронами и направились к ограде.

— Память вернулась к тебе, как я рада этому! — воскликнула Медея, лишь только мы остались вдвоем. — Ты опять с нами, лорд Ганелон. Но помнишь ли ты свою Медею?

Медея, ведьма Колхиса! Черная, белая и алая, стояла она предо мною, радостно улыбаясь; обвораживающая красота моей спасительницы разбудила во мне забытые воспоминания. Еще не было такого человека, который, хоть раз увидев Медею, мог навсегда забыть о ее существовании. До тех пор, пока жизнь теплилась в нем.

Однако еще что-то очень важное, связанное с Медеей, я обязан был вспомнить. Свойственное натуре этой женщины заставляло даже лорда Ганелона быть всегда начеку в ее присутствии. Ганелона? Итак, я все-таки лорд Ганелон? Еще пару минут назад, готовый вступить в единоборство с пробравшимися сквозь живой лес, я без колебаний ответил бы утвердительно на этот вопрос, и даже тени сомнения не возникло б в моем мозгу.

Вновь воспоминания нахлынули на меня. И в то время как прекрасноликая ведьма смотрела на меня с ожидающей улыбкой, все, что способствовало моему превращению на непродолжительное время в лорда Ганелона, спадало с моего мозга, как надрубленный плющ. Эдвард Бонд в одежде с чужого плеча глядел с ужасом и отвращением на незнакомый сад, содрогаясь при одной мысли о том, что здесь произошло.

Я боялся этой женщины, я не хотел, чтобы она догадалась, какие черные мысли бродят в моей голове, и поэтому поспешил отвести в сторону свой смущенный взгляд. Я был выведен из равновесия, и неудивительно: по моей вине погибли искавшие со мной встречи, и мне не может служить оправданием то обстоятельство, что мною, моим телом руководил чуждый мне разум Ганелона.

Впрочем, я по-прежнему находился в теле Ганелона; теперь в этом не было никакого сомнения. Эдвард Бонд возвратился на Землю, в окружение своих близких, только память его задержалась в ином мире. Впрочем, вполне возможно, что у нас на двоих одна и та же душа. А душа Ганелона не могла найти себе применения и витала поблизости, в надежде изыскать подходящий момент и вытеснить навсегда из принадлежащего ей по праву тела душу Эдварда Бонда.

Я искренне ненавидел лорда Ганелона. Я презирал и суть, и дух этого человека. И пусть моя память фальшива, представляет собою копию памяти Эдварда Бонда, она сильнее, ближе и дороже мне, чем память Ганелона, впитавшего в себя жестокость и коварство с молоком матери. Пусть недолго, но я был Эдвардом Бондом, я останусь Эдвардом Бондом навсегда!

Полный заботы мелодичный голос Медеи прервал мои размышления. Не дождавшись ответа, она повторила свой вопрос.

— Ты помнишь меня, лорд Ганелон?

Я не хотел, чтобы она догадалась о моем смущении, и попытался совладать и со своим лицом, и со своим голосом.

— Меня зовут Эдвардом! — сказал я с достаточной твердостью. — О существовании лорда Ганелона я узнал впервые от Матолча, Эдейри и от тебя.

— Будем надеяться, что заблуждение твое не затянется надолго, — вздохнула очаровательная ведьма. — Не будем подстегивать бег времени, рано или поздно, но ты сбросишь путы чуждой тебе памяти. Когда ты поживешь прежней жизнью в привычной тебе обстановке, окунешься в заботы Совета, — двери твоего рассудка раскроются сами собою. Я думаю, что это произойдет во время шабаша…

Улыбка исчезла с ее лица и вишнево-красные губы слились в тонкую линию.

— С той поры, как я отправилась на поиски в мир Земли, шабаш не проводился ни разу, — сочла нужным сообщить мне Медея. — Полтора года — это слишком много. Потому что в Кэр Ллуре есть некто, кто уже зашевелился и требует очередную жертву. Ты помнишь Кэр Ллур, Ганелон?

И вновь холодное дыхание необъяснимого страха коснулось меня при упоминании некоей загадочной местности в Темном Мире.

Ллур — Ллур! Кромешная темнота и шевелящееся за золотым окном. Что-то слишком чуждое, чтобы ступать по той же земле, по которой ступает нога человека; что-то такое, чему не должно быть места в обжитом людьми пространстве. Неспособное, по всей видимости, существовать без людей, это нечто в то же время таило в себе угрозу всему человечеству. Я не имел об этом нечто никакого представления, я испытывал к нему инстинктивное отвращение и одновременно (возможно ли такое?) ощущал прочные нити, связывающие меня с Ллуром.

Я знал! Я вспомнил!

— Я ничего не помню, — бросил я в ответ. Потому что именно в эту минуту осознал, что мне необходимо быть предельно внимательным и осторожным. В этом мире я не должен доверять никому, и себе в том числе. Я вспомнил! Но никто не должен об этом догадаться. Пока я не проникну во все их замыслы, не проведаю обо всех их ловушках, не стоит даже упоминать о том, что помимо шпаги, этой безобидной булавки, у меня имеется иное, более грозное оружие.

Ллур! Сама мысль о нем… о… — это значительно укрепит мои позиции. Потому что между подлинным Ганелоном и Ллуром существовала некая мистически-жуткая связь. Я знал, что Совет попытается подтолкнуть меня к полному слиянию с Ллуром, и я знал, что даже Ганелон трепетал при одной мысли об этом. Я должен притвориться более несведущим, чем являюсь на самом деле, пока все не прояснится окончательно в моей памяти.

Движимый осторожностью, я счел нужным повторить:

— Я ничего не помню.

— Даже Медею? — не без лукавства произнесла ведьма и приблизилась ко мне плавной походкой. В ней действительно было что-то колдовское. Мои руки властно притянули к груди ее податливо-страстное тело, как будто они оставались руками Ганелона, а не моими. Но губы, ответившие на жгучий поцелуй чародейки, остались губами Эдварда Бонда.

— Даже Медею?

Эдвард Бонд или Ганелон — какая мне, в сущности, разница? Если это безразлично такой красавице, то мне — тем более!

Не от поцелуя ли вишнево-красных губ произошла во мне эта перемена? Я держал в объятиях божественно-прекрасное тело, но что-то сродни отчуждению продолжало разделять нас. Мозг мой работал лихорадочно быстро, я решил, что всему виной я — то ли житель Земли, то ли Темного Мира. Разошедшиеся миры… мутанты… Быть может, я для нее то же, что демон для земной женщины?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});