Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

Среди таких забав и наслаждений вдруг раздался громкий звонок у зеленой калитки, оставшейся теперь в полном распоряжении молодого джентльмена, обедавшего в прачечной за особенным столом. Мистер Уэллер продолжал расточать свои комплименты и становился любезнее с каждой минутой; мистер Моззель разливал душистое вино в рюмки и стаканы; кухарка прохлаждалась за шотландским пивом и готовилась разрезать свою порцию бифштекса… вдруг, можете представить, дверь кухни отворилась, и в комнату вошел, можете вообразить, не кто другой, как мистер Иов Троттер.

Вошел, сказали мы; но это слово в настоящем случае неудобно применить к самому факту. Дверь кухни отворилась, и мистер Троттер появился. Он хотел идти, да и пошел бы, без всякого сомнения, но, встретившись с глазами мистера Уэллера, невольно отпрянул назад шага на два и остановился как вкопанный, глазея на неожиданную сцену с чувством невыразимого изумления и страха.

— Вот он, голубчик, — сказал мистер Уэллер, быстро вставая с места. — А мы только что говорили о вас, сию минуту. Как поживаете, мистер Троттер? Где погуливали? Просим покорнейше.

И, положив свою могучую руку на серый воротник беззащитного Иова, мистер Уэллер потащил его на середину кухни. Затем он запер дверь и передал ключ мистеру Моззелю, который с философским равнодушием положил его в свой боковой карман.

— Теперь у нас пойдет потеха, — сказал мистер Уэллер, — вообразите, любезный друг, что ваш господин наверху встретился в эту минуту с моим, а вот здесь внизу мы имеем удовольствие смотреть на вашу прекрасную ливрею. Ну, соколик, как ваши дела? Скоро ли будете торговать пирожками в мелочной лавке? Ох, как я рад вас видеть, Иов Троттер! Теперь вы совершенно счастливы, любезный друг. Ведь он счастлив, мистер Моззель?

— Совершенно. Это видно по его глазам.

— Смотрите, как он весел! — продолжал Самуэль Уэллер.

— Он просто в восторге, — сказал мистер Моззель.

— Нечего и говорить: с ума сходит от радости. Садитесь, мистер Троттер просим покорнейше: мы все очень рады вас видеть.

И его насильно усадили на стул подле печи. Несчастный Троттер немилосердно заморгал своими крошечными глазками, сперва на мистера Уэллера, потом на Моззеля; но не проговорил ни одного слова.

— Теперь, сударь мой, — начал Самуэль Уэллер, — мне хотелось бы, любопытства ради, спросить вас перед этими леди, точно ли вы считаете себя добродетельным и самым благовоспитанным молодым джентльменом, какой когда-либо употреблял серую ливрею и розовый платочек?

— И точно ли вы хотели жениться на кухарке? — с негодованием спросила раздраженная леди. — Обманщик!

— И правда ли, мистер Троттер, что у вас было намерение завести на чужие деньги мелочную лавочку? — спросила мисс Мери.

— Теперь не угодно ли вам выслушать меня, молодой человек, — начал мистер Моззель торжественным тоном, — вот эта почтенная леди (он указал на кухарку) удостоила меня некоторой благосклонности и вступила в компанию со мною. Поэтому, сэр, если вы огласили намерение завести на ее счет мелочную лавку и торговать пирогами, то вы этим самым наносите мне одно из тех ужасных и непростительных оскорблений, какие, сэр, не забываются порядочными людьми. Понимаете вы это?

Здесь мистер Моззель, имевший вообще высокое мнение о своем красноречии, в котором он подражал методе и манерам своего господина, приостановился и ждал ответа.

Но мистер Троттер не дал никакого ответа. На этом основании мистер Моззель продолжал с большей торжественностью:

— Очень вероятно, сэр, что вас не потребуют наверх по крайней мере около пятнадцати минут, потому что, сэр, господин ваш в эту самую минуту рубит окрошку наверху, или, выражаясь более понятным языком, сводит окончательные счеты с моими господами; следственно, сэр, у вас будет довольно времени для джентльменских объяснений, которых от вас требуют. Понимаете вы это, сэр?

Мистер Моззель опять остановился в ожидании ответа; но мистер Троттер по-прежнему хранил упорное молчание.

— Очень хорошо, сэр, — продолжал мистер Моззель, — мне очень неприятно иметь такие объяснения в присутствии почтенных леди; но критические обстоятельства, надеюсь, будут служить для меня достаточным извинением в этом деле. Слушайте же теперь обоими ушами. Вот за этой перегородкой довольно места для нас обоих: благоволите войти и учинить со мною окончательную расправу. Мистер Уэллер будет свидетелем. Следуйте за мною, сэр.

С этими словами мистер Моззель отступил к дверям шага на два и начал снимать свой сюртук.

Лишь только кухарка услышала заключительные слова страшного вызова и увидела, что мистер Моззель готов привести их в исполнение, она испустила громкий и пронзительный крик и в ту же минуту, бросившись на Троттера, вставшего со своего места, отвесила ему со всего размаха две полновесные пощечины с такой энергией, какая только может служить отличительным признаком взбешенной леди. Затем, засучив рукава, она запустила обе руки в черные волосы несчастного кавалера и мгновенно вырвала оттуда две огромных пряди, которых могло хватить на полдюжины траурных колец солидной величины. Окончив этот маневр со всею горячностью, какую только могла внушить ей пылкая любовь к особе мистера Моззеля, исступленная леди попятилась назад и, соблюдая необходимые условия благовоспитанной дамы, бросилась мгновенно на софу и лишилась чувств.

В эту минуту раздался звонок.

— Это за вами, Иов Троттер, — сказал Самуэль.

Но прежде чем Иов Троттер собрался с духом, чтобы произнести приличный ответ, прежде даже, чем успел он ощупать раны, нанесенные бесчувственной леди, Самуэль схватил его за одну руку, а мистер Моззель подцепил за другую. В этом интересном положении добродетельный лакей, подталкиваемый сзади, отсаживаемый спереди, был приведен наверх в гостиную судьи.

Наверху происходил спектакль, поучительный и редкий. Альфред Джингль, эсквайр, или, другими словами, капитан Фиц-Маршал, стоял подле двери со шляпой в руке и улыбкой на устах, не чувствуя, по-видимому, ни малейшего неудобства от непредвиденного столкновения обстоятельств. Перед ним, лицом к лицу, стоял мистер Пикквик, читавший, очевидно, красноречивую лекцию высокого нравственного свойства, потому что левая рука ученого мужа была закинута за фалду его фрака, между тем как правая величественно простиралась в воздухе, что делал мистер Пикквик всякий раз, когда оказывалась необходимость возбудить или утолить патетические чувства в сердце внимательного слушателя. Немного поодаль стоял мистер Топман с выражением страшного негодования на своем благородном челе, и подле него, понурив головы, стояли младшие его друзья. На заднем плане этой сцены находились мистер Нупкинс и прелестная мисс Нупкинс с неизъяснимым выражением ненависти, досады и благородного презрения на своем розовом личике.

— И вот что мешает мне, — возгласил мистер Нупкинс, величественно выступая вперед, когда был, наконец, введен Иов, — что мешает мне задержать этих людей как мошенников и негодяев? Снисходительность, глупое мягкосердечие. Ну что мешает мне?

— Гордость, приятель, гордость, и ничего больше, — отвечал мистер Джингль, сохранивший совершеннейшее спокойствие духа. — Не годится… огласка… подцепили капитана — э? Ха, ха, ха! Славная находка… жених для дочки… протрубят по всему городу… будет глупо… очень!

— Изверг! — воскликнула миссис Нупкинс. — Мы презираем ваши низкие намеки.

— Я всегда ненавидела его, — прибавила Генриетта.

— Ну, конечно, — сказал Джингль, — высокий молодой человек… старый возлюбленный… Сидни Поркенгем… богат… хорош собой… а все не так богат и знатен, как капитан Фиц-Маршал — э? Ха, ха, ха!

— Мерзавец!!! — воскликнули в один голос мать, отец и дочь.

— Подцепите его опять, — продолжал с невозмутимым спокойствием мистер Джингль, — смилуется… простит… поменьше подымайте нос… не годится.

Здесь мистер Джингль залился опять веселым и громким смехом, к очевидному удовольствию своего верного слуги, который, в свою очередь, оскалил зубы и нагло посмотрел на всю почтенную компанию.

— Мистер Нупкинс, прекратите эту сцену, — сказала раздраженная супруга почтенного судьи. — Слуги не должны слышать подобных разговоров. Пусть выведут этих негодяев.

— Сейчас, душенька, — сказал мистер Нупкинс. — Моззель!

— Что прикажете?

— Отворите дверь.

— Слушаю.

— Оставьте мой дом, и чтобы духу вашего здесь не было, — сказал мистер Нупкинс, делая выразительные жесты.

Джингль улыбнулся и немедленно повернулся к дверям.

— Остановитесь, — закричал мистер Пикквик.

Джингль остановился.

— Мне бы ничего не стоило отмстить, — сказал Пикквик, — и наказать вас примерным образом за все эти подлые поступки…

Здесь Иов Троттер отвесил низкий поклон, приложив руку к своему сердцу.