Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

Вслед за входом арестованных пикквикистов, мистер Моззель запер дверь и в почтительной позе стал за креслом своего начальника, ожидая дальнейших приказаний. Мистер Нупкинс, с поразительной торжественностью, бросил инквизиторский взгляд на лица арестантов.

— Ну, Груммер, что это за человек? — сказал мистер Нупкинс, указывая на мистера Пикквика, который, как оратор и представитель своих друзей, стоял со шляпой в руке, отвешивая учтивые поклоны.

— Это Пикквик, буян, сэр, — сказал Груммер.

— Вон оно как, куда метнул, старый головач… погоди малую толику, — сказал мистер Уэллер, выступая смелым шагом в передний ряд. — Прошу извинить, сэр, но этот старый господин в богатырских ботфортах не зашибет себе ни одного шиллинга на хлеб, если будет состоять церемониймейстером при вашей чести. Позвольте уж лучше мне рапортовать, — продолжал мистер Уэллер, отстраняя левой рукой Груммера и обращаясь к судье с фамильярной учтивостью. — Это, сэр, мистер Самуэль Пикквик, ученый основатель, президент и член столичного клуба; а это мистер Топман; за ним, прошу заметить, мистер Снодграс; а за ним, по другую сторону, мистер Винкель. Все это, сэр, джентльмены первой руки, и мне будет очень приятно, если вы удостоитесь знакомства с ними. Поэтому, сэр, советую вам прежде всего сослать на ветряную мельницу этого ветреного старичишку, а там уж все авось пойдет у нас как по маслу. Дела прежде всего, а после удовольствия, как говорил король Ричард III, запирая другого короля в Тауэр.

Заключив эту сентенцию, мистер Уэллер начал растирать тулью шляпы рукавом своей куртки и самодовольно бросил благосклонный кивок на мистера Джинкса, который, по-видимому, слушал его с несказанным удовольствием.

— Что это за человек? — спросил судья.

— Он мой камердинер, — с гордостью сказал мистер Пикквик.

— Он ваш камердинер, говорите вы, то есть состоит при вас в качестве слуги: не так ли? — спросил судья.

Мистер Пикквик отвечал утвердительно.

— Итак, принять к сведению, — продолжал мистер Нупкинс, — камердинер Пикквика. Запишите, мистер Джинкс.

Клерк записал.

— Как ваша фамилия? — грянул мистер Нупкинс.

— Уэллер, — отвечал Самуэль.

— Итак, одним именем больше в списках ньюгетской тюрьмы, — сказал мистер Нупкинс.

Это была шутка, и, следовательно, господа Груммер, Джинкс, Доббли, Мозель и все остальные члены судейской канцелярии сочли своим непременным долгом захохотать из угождения господину мэру. Смех их продолжался пять минут.

— Запишите его имя, мистер Джинкс, — сказал судья.

— Два «Л»; не забудьте, приятель, — шепнул Самуэль.

Здесь один из полисменов, составлявших стражу, имел несчастье захохотать и за то немедленно получил строгий выговор от городского мэра. Несчастный забыл, как опасно смеяться там, где этого не требует благопристойность.

— Где вы живете? — сказал судья.

— Везде и нигде, — отвечал Сэм.

— Мистер Джинкс, запишите.

Клерк медлил и машинально бросил вопрошающий взгляд на грозного судью. Мистер Нупкинс понял, что ответ слуги требовал некоторых пояснений.

— Где вы живете? — повторил опять мистер Нупкинс.

— Там, где хорошо, а больше всего, где приведется, сэр, — отвечал Самуэль.

— Запишите, Джинкс, — сказал судья, начинавший выходить из себя.

— И подчеркните, — сказал мистер Уэллер.

— Оказывается, стало быть, что он бродяга, мистер Джинкс, — сказал судья. — Следует из его показания, что он бродяга: не так ли, мистер Джинкс?

— Точно так, — отвечал клерк.

— И, как бродягу, я прикажу засадить его в тюрьму, — сказал мистер Нупкинс.

— Теперь, мистер Джинкс, возьмите показания у Груммера и составьте протокол.

— Слушаю, сэр.

Приступили к взятию показания; но так как мистер Груммер выражался языком довольно медленным и вялым, а между тем обед судьи был почти готов, то мистер Нупкинс предложил ему наугад потребное количество юридических вопросов, на которые мистер Груммер, тоже наугад, сообщил потребное количество утвердительных ответов юридического свойства. Таким образом дело, к общему удовольствию, покатилось как по маслу. Перед составлением протокола судья и мистер Джинкс удалились к окну и начали шепотом производить таинственное совещание между собой.

После этой консультации, продолжавшейся минут десять, мистер Джинкс занял свое место за большим столом. Мистер Нупкинс, между тем, усаживаясь в кресло, кашлянул два раза и уже приготовился говорить речь в назидание пикквикистов, как вдруг мистер Пикквик перебил:

— Прошу извинить, сэр; но прежде чем мы будем иметь удовольствие выслушать ваши мнения, основанные вами на взятых показаниях, я бы желал воспользоваться правом подсудимого говорить в свою защиту. Надеюсь, сэр, вы не можете лишить меня этого права.

— Придержите свой язык, сэр, — сказал судья гневным тоном.

— Я бы очень рад вам повиноваться, но… — сказал мистер Пикквик.

— Извольте молчать, сэр, — повторил судья, — или я принужден буду позвать констебля.

— Вы можете делать, что вам угодно, — возразил мистер Пикквик, — и я не сомневаюсь, что констебли исполнят ваши приказания с точностью; но я принимаю на себя смелость говорить и стану говорить в свою защиту.

— Пикквик и палата ума — одно и то же! — воскликнул мистер Уэллер.

— Замолчите, Сэм.

— Слушаю.

Мистер Нупкинс, пораженный, очевидно, необычайной смелостью ученого мужа, собирался, по-видимому, вновь прогреметь свой грозный ответ; но в эту минуту мистер Джинкс дернул его за рукав и шепнул ему на ухо несколько слов. Судья проговорил вполголоса какой-то ответ, и затем перешептыванье возобновилось опять. Джинкс делал, по-видимому, возражения.

Наконец, судья, проглотивший, вероятно, весьма неприятную пилюлю от своего клерка, — обратился к мистеру Пикквику и, подавляя внутреннюю досаду, проговорил:

— Что вы хотите сказать?

— Во-первых, — начал мистер Пикквик; посылая через очки такой проницательный взгляд, который привел в трепет даже самого судью, — во-первых, я желаю знать, зачем и для чего я и мой друг приведены сюда?

— Можно ему сказать это? — шепнул мистер Нупкинс своему клерку.

— Можно и должно, — шепнул Джинкс.

Судья откашлянулся, вытер нос и, приняв торжественную осанку, начал таким образом:

— Дошло до моего сведения, что вы, Пикквик, вопреки существующим законам, замышляете «учинить» дуэль и что в этом преступном деле помогает вам другой человек, по имени Топман. Следственно… ну, мистер Джинкс?

— Так, сэр, продолжайте.

— Следственно я, как судья, обязываю вас… так, что ли, мистер Джинкс?

— Так, сэр.

— Обязываю вас… к чему же, мистер Джинкс?

— Отыскать и представить поручителей, сэр.

— Да, да. Следственно — хотел я сказать до того, как перебил меня мой клерк, — следственно я обязываю вас отыскать и представить поручителей.

— Надежных поручителей, — подсказал мистер Джинкс.

— И я требую надежных поручителей, — сказал судья.

— Из граждан этого города, — шепнул Джинкс.

— Они должны быть гражданами этого города, — сказал судья.

— У каждого должен быть свой дом и капитал в пятьдесят фунтов, — подсказал Джинкс.

— И эти два поручителя, сударь мой, должны быть домохозяевами с капиталом не менее пятидесяти фунтов, — проговорил судья с великим достоинством, поправляя свой галстук.

Легко представить изумление и крайнее негодование ученого мужа, вовсе не приготовленного к такой развязке.

— Что все это значит, сэр? — воскликнул мистер Пикквик. — Во-первых, мы совсем чужие в этом городе, во-вторых, я не знаю здесь ни одного домовладельца, в-третьих, я никогда не думал о дуэли.

— Еще что? — спросил судья.

— Больше ничего, сэр. Кажется, и этого довольно?

— Но я должен предварительно разведать и учинить справку… так, что ли, Джинкс?

— Так, сэр.

— Отвечайте четко и ясно: имеете ли вы еще что-нибудь сказать в свое оправдание?

Нет сомнения, мистер Пикквик сказал бы очень много в оправдание себя и своих друзей и, конечно, удивил бы всю залу своим импровизированным витийством, если бы в эту самую минуту мистер Уэллер не вступил с ним в таинственное совещание, поглотившее все внимание и силу рассудительности ученого мужа, так что он должен был пропустить мимо ушей вопрос судьи. Мистер Нупкинс не любил распространяться дважды о каком бы то ни было предмете. Приготовив себя предварительным кашлем, он бросил на собрание торжествующий взор и, среди полного молчания констеблей, приступил к произнесению приговора.

Слуга Уэллер, уличенный в буйных поступках, приговорен к штрафу в три фунта стерлингов. Граждане Винкель и Снодграс, уличенные в таком же буйстве, штрафуются двумя фунтами. Сверх того, джентльмены и слуга обязуются дать подписку, что впредь они будут вести себя, как подобает честным великобританским подданным, и не будут питать личной вражды к констеблю Груммеру. Поручительство относительно Пикквика и Топмана должно состояться во всей силе.